Двери

TarasenkoNikita 13 марта 2015 г. в 00:38

Пролог

Молочная пена сигаретного дыма окутывала темный силуэт сидящий на кресле, и поспешно убегала сквозь открытое окно в ночь.

Секундное торжество угля, вдох – выдох. В комнате темно. В бледном, слабом освещении луны можно разглядеть только блеск глазных белков черного, скрюченного в кресле силуэта, уголек его сигареты, и продолговатый холмик возле его ног. Вдох – выдох, блеск глаз, тление уголька. Сквозь тяжелый запах дыма, можно почувствовать еле уловимый аромат роз, он поднимается с того самого продолговатого холма под ногами у человека. Указательный и средний палец разомкнулись, и догоревший окурок сигареты начал свой полет, падающей звездой освещая вокруг себя небольшое пространство. И вот можно увидеть, что у ног темной фигуры лежит тело, красивое, стройное. На нем белое платье. Женщина. Глаза мертвы, рот открыт. А там… звезда почти упала, темные вязкие лужи, и розы, много, много роз, на теле, на лице, в открытом рту. Вязкие лужи. Уголек с шипением погрузился в них и потух.

Часть 1

Освобождение.

Продавец

Клавиша play, побежали первые ноты, stop, play, stop. Еще один проигрыватель, пластинка, магнитофон.

Распишитесь - гарантия чек. Вам что ни будь подсказать? Чем интересуетесь? Что выбрали?

Покупатели смотрят вокруг, спрашивают, покупают, уходят. Весь их путь в моем магазине сопровождает тихая спокойная музыка. Она неторопливо разливается по помещению, и по своей умиротворенности напоминает, шепот ласкаемой ветром травы, вздохи моря на рассвете.

Магазин начинает пустеть, сквозь стекло, врезанное в дверь, я вижу, что улицы уже обволакивает темнота. Я запираю входную дверь и вешаю на нее табличку "закрыто", Задергиваю окна шторами, приглушаю свет и затем сажусь на стул, за гладко полированный деревянный прилавок. Из колонок продолжает звучать музыка, которая вместе с наступившей темнотой, переменила свое настроение. Теперь это крадущаяся, затаившаяся тень, застывший воздух, безлюдные асфальтовые царства, Освещенные фонарями мосты и тротуары, звезды, луна, холод, страх перед темными углами. Из ящика, под прилавком, я достаю тетрадь. Ее белые клетчатые листы заполнены столбиками цифр и нотными линейками. В руках тетрадь и ручка, в голове вычисления и музыка. В тетради цифры. В колонках музыка. Музыка и цифры в воздухе.

Детектив

Выезжая на место вызова, я знал, что увижу там. Легкие вдыхали сигаретный дым. Серое полотно дороги превращалось в размытую монотонную глину. Находившись в состоянии волнительного ожидания, я ехал на встречу с Особым трупом. Близость смерти притягивала меня. Перебинтованные руки плотно обняли руль. Колеса пожирали асфальт вместе с его трещинами и увечьями. Навстречу неслись лица, много, много мертвых лиц. Испуганные, умиротворенные, окоченелые. Моя личная коллекции мертвецов. Красно-синий вой. Помехи в рации.

Старые раны на моих руках болели, бинты прятали под собой мерзость распоротых ладоней.

Небольшой одноэтажный дом с еще одним мертвым лицом, которое станет частью моих воспоминаний, еще одним преследователем.

Продавец

С музыкой мы рождаемся и умираем. Пронзительное шипение приемника, и треск ломающихся частот. Треск помех накрывает гармоничная мелодия. Я повернул ручку громкости, закрыл глаза и увидел залитый солнцем город и залитую светом вершину холма.

Я увидел забинтованных в белые рукава смирительных рубашек людей у подножия пьедестала из земли и травы.

В синее небо поднимался черный смерч из ворон.

Похожие на мумий люди упали на колени, и прижали головы к земле.

Грязные и безумные они склонились перед залитым солнцем троном.

Я увидел Себя на том Троне.

Я повернул ручку громкости.

Детектив

Возле дома царило оживление, состоящее из людей в форме, пронзительных звуков сирен и разговоров. На крыльце, возле входной двери в больших керамических горшках росли цветы, создавая приятную атмосферу свежести и весны. На деревянных досках веранды были распростерты скрученные трупики отмерших листьев, и бутонов цветов. Отсюда, сквозь открытую входную дверь я мог видеть часть гостиной, где несколько следователей, допрашивали молодого почтальона так не вовремя пришедшего с заказным письмом. Он говорил неуверенно, поминутно всхлипывая, глотая воздух от волнения. Он первый увидел смерть в этом доме и подавился своим любопытством.

Я еще раз бросил взгляд на пол крыльца и увидел то, что несколько выделялось среди некрополя зелени. Это была маленькая лодочка, с розовыми бортиками и слегка беловатой серединой - лепесток розы.

Я достал сигарету и закурил. Я вспомнил шипы мягких, ласковых роз и её улыбку.

Вместе с уличным гулом, вместе со смертью я вошел в дом. Не глядя на причитающего почтальона я прошел через гостиную в спальню. Рядом с двуспальной, широкой кроватью суетились эксперты-криминалисты; На полу очерчен белый, меловой силуэт; лепестки роз, мертвое, женское тело. Застывшие глаза, скулы, губы. Скульптура красоты и совершенства. На теле остатки черного шелкового пеньюара, искромсанного скомканного с запекшейся кровью.

В гостиной продолжался допрос почтальона.

Я нагнулся над телом женщины и нежно провел по её мягким, нежным волосам.

Продавец

Со вчерашнего дня музыка, звучащая в моем магазине незаметно изменилась. В нее добавились шипящие трески помех, впрочем, малозаметные на слух.

Покупатели, казалось не замечали небольшого диссонанса в вальсе нот, в щебетании скрипок и дрожании струн. Все как всегда, все как обычно…

Люди, каждый день вокруг меня много людей, и, тем не менее, я самый одинокий человек на земле. Я улыбаюсь своим клиентам, общаюсь с ними, оставаясь беспомощным в этом людском море.

Первая страница нашей местной газеты была посвящена странному убийству молодой девушки. В течении месяца это было уже третьим подобным происшествием. О самих обстоятельствах дело было мало что сказано. Упоминалось так же что на расследование брошено все отделение местного сыскного отдела и, если понадобиться, будут вызваны специалисты из Столицы.

Это дело, в нашем городке, который не богат на какие бы то ни было события, не сходит с первых полос газет и с уст населения. Три смерти трех женщин, с темными волосами, с большими, голубыми глазами, полненькими сладострастными губами. Все как одна. Красивые трупы, усыпанные лепестками роз. Ни чего общего кроме внешности между ними нет. Ничего, никого.

Немного поразмыслив над первым заголовком, я перевернул страницу.

В статье на второй странице говорилось о самоубийстве двух человек. Один распахнул наружу свои вены в собственной ванне, второй повесился на кожаном ремне. Ни прощальных записок, ни причин, ничего…

Эта новость заинтересовала меня больше чем первая, Мои губы расползлись в довольной улыбке.

Священник

Когда он решил посвятить себя Богу? Он зажег свечку и поставил перед иконой. Возможно еще в самом юном возрасте, когда он дивился библейским чудесам и сам мечтал быть проповедником для миллионов. Пламя жгло тонкий фитиль, рождало густые, вязкие комья воска. Или еще раньше, когда он впервые узнал что кроме веселой безмятежности, солнца и неба, беганья на улице, игр, есть нечто другое, страшное темное, пустое…Смерть… А родители его успокоили, сказав, что это лишь переход в лучший мир, в сады Эдема. Главное верить в Бога и уповать на его милость. И сразу стало как-то спокойней - появилась цель жить, ради того чтобы сладко умереть. С годами эта хрупкая детская вера (когда веришь, в бога, лишь тогда, когда случается что-то плохое, и обращаешься к нему, молишь чтоб все наладилось) переросла в серьезный фанатизм, в своего рода жизнь.

Расплавленный воск капал на металлический подсвечник и мысли, проносившиеся в голове делались твердыми, невыносимо тяжелыми, обременительными.

Пламя отбрасывало тени на нахмуренное, сосредоточенное лицо священника.

Детектив

Салон машины был наполнен нежным ароматом цветов. Холодно. Я кутался в плащ, пытался подбородком зарыться в его воротник. Холод, цветы и стук взволнованного сердца. Грудную клетку сковало льдом трепета и ожидания. Кожа покрылась мурашками, не то от холодины в машине, не то от охвативших чувств. Из машины отлично просматривался внутренний двор многоэтажного дома, детская площадка с пустыми песочницами, качелями, беседками. Пасмурное небо подернулось пеленою сумерек. Серые оттенки переходили в черную синеву. Наступавшая ночь зажигала огни в пустых глазницах окон. Вспыхивали фонари, но электрический свет не побеждал тьму.

Холодно, запах цветов, аромат ожидания.

Она вышла из-за угла дома, тихо, незаметно. Как тень, как легкий ветер. Мое сердце ускорило свой ритм и, казалось, в своем порыве оно пробьет грудную клетку и полетит навстречу ей, одной. Волнение встало поперек горла. Пальцы сжимали острые стебли роз. Колючки впивались в кожу. Глаза смотрели сквозь стекло на женский силуэт.

Меня наполняло чувство безграничной любви, теплоты, нежности. И вместе с тем новое ощущение всплывало из самых глубин моей души, выползало из закутков памяти, ощущение повтора, дежавю.

Я дотронулся рукой до ручки двери, я хотел выбежать навстречу Ей, прижать Её к себе, осыпать лепестками роз. И тут… Мало воздуха, стало нечем дышать. Сердце, бьющиеся в костях, сломало свои крылья и упало глубоко-глубоко, во мрак, в бездну меня. Кожа лопнула под натиском маленьких, но твердых шипов, на пальцах набухали красные капли. Мужчина, шел рядом с ней. Держал её за руку. Они разговаривали, смеялись. Я замер. Они остановились у подъезда. Он обнял её за талию, его губы неторопливо прикоснулись к её губам. Они наслаждались друг другом. Они были счастливы. Я был неподвижен. Все вокруг меня прекратило свое движение, кроме слез из моих глаз, кроме их губ, их сердец, их дыханий и счастья. Мужчина развернулся и пошел прочь. Девушка зашла в подъезд. Как только дверь за ней закрылась, я вылетел из машины и поспешил за ней. Пальцы все еще сжимали букет роз, теперь бесполезный. Все так же текли кровь и слезы. Мои губы беззвучно произносили имя той, которая изменила. Быстрее, в подъезд, на лестницу. Первый этаж, второй, третий. Обшарпанные стены, сбитые ступени, раздавленная любовь.

Квартира, вот она на пороге, закрывает дверь. Моя нога в оставшуюся щель. Толчок рукой –дверь разбивается о стены. И больше ни звука. Её испуганные глаза, дрожащие губы. Рывок одной рукой – куртка слетает с нее. Взмах другой - бутоны роз, острые стебли бьют её по лицу. Она поднимает ладони, загораживаясь от следующего удара. Слабый защитный жест. Удар. Лепестки роз в воздухе, Она падает на пол. Аромат ревности и ярости. Распростертая на полу, с изодранным в кровь лицом, в лепестках роз. Я рубил её острыми стеблями, Я выкрикивал её имя… В воздухе запах цветов, безумия и смерти…

Продавец

Белый шум - призрачный хруст помех, шуршания. Призрачные голоса.

Почтальон принес очередные жирные заголовки.

Белый шум - равномерный спектр - плеск водопада или горного ручья.

Никто не обращает внимания, а белый шум используется везде - в уродливых зданиях с плохой акустикой он производится постоянно, чтобы скрыть нежелательные звуки. При обработке музыки или в качестве музыкального эффекта. Используется при генерировании случайных чисел и последовательностей.

За каждым из жирных заголовков в сегодняшней газете стоят лица людей, которых больше нет в живых.

Сквозь треск и шепот белого шума мы можем слышать голоса мертвых. Главное включить радио на определенной частоте, правильно записать звук на магнитную ленту – и вот он, потусторонний шепот -давно умершие слова и мысли. Через помехи мы можем приоткрыть дверь смерти, подсмотреть за ней, услышать её пленников.

За один день в маленьком городе пять смертей. Точнее убийств, где палачи это сами жертвы: один парень вскрыл себе бритвой вены и разбавил своей кровью прозрачную воду в ванне, где нашли его окоченевшее тело.

Я переворачиваю страницу. Новый заголовок - новая драма.

Мужчина откусил собственный язык и захлебнулся в горячей крови.

Я переворачиваю страницу.

Поцелуй свинца в висок.

Я переворачиваю страницу.

Объятья с утренним асфальтом.

Яд на губах.

Один день – пять самоубийц.

Пять новых голосов влились в еле слышный хор белых помех.

Специалист

10.

В руках черный дипломат с необходимыми документами, с одной парой носков, с рубашкой, с запасным галстуком. На мне светло серый костюм, белая рубашка, темно-красный галстук, черные, с острым носом ботинки, распахнутый тонкое замшевое пальто, позади меня осталось купе поезда, где я провел несколько часов в пути, изучая монотонные полосы деревьев, полей и редких домишек. Высоко стоящее дневное солнце освещало пустой вокзал с одинокими деревянными лавками, с закрытыми окошками билетных касс. Пожелтевшие, прошлогодние газеты ветер тащил по плитке платформ, по пустым вокзальным коридорам, поднимал маленькие блестящие пылинки, которые кружась проносились перед остановившимися часами. Стоя на пустой платформе на безлюдном вокзале, я смотрел по сторонам. "Вас там встретят" - иронично вспомнились слова.

Я вздрогнул от неожиданного гудка, извещающего, что поезд отправляется дальше, прочь от этого места. Колеса сначала медленно, но потом все быстрее застучали по рельсам, череда вагонов пронеслась у меня за спиной.

С громким скрипом отварилась дверь, ведущая с вокзального помещения на платформу. Появился человек, в сером плаще, в черной на двинутой на глаза шляпе, с руками, засунутыми в карманы черных брюк, с сигаретой во рту и с окутанным дымом лицом. Фигура была похожа на тень, на туман - в общем, на что-то призрачное и невесомое. Человек приблизился ко мне. На меня смотрели темные, колкие глаза, которые казались впавшими, далекими из за отбрасываемой шляпой тени. Худое заостренное лицо. Тонкие, пропитанные никотином губы. Он смотрел на меня. Призрак, тень. Он протягивал мне руку с длинными тонкими пальцами, но не уродливыми а скорее изящными. Я ожидал услышать хриплый тяжелый голос, но вместо этого была спокойная, легкая речь. Говорил он почти шепотом, с каким то нажимом и внушением. Каждое его слово чеканилось в моем уставшем с дороги мозгу.

- Здравствуйте, пройдемте со мной к машине, я детектив.

Детектив

11.

Я ехал по извилистым дорожкам города и смотрел в зеркало заднего вида. Новоприбывший озирался по сторонам своими большими, умными глазами. Иногда он урывками поглядывал на меня. Чувствовалось что он остерегается, боится меня. Я то и дело следил за ним в зеркало заднего вида. Он достал из своего черного блестящего чемоданчика стопку листов, и между подглядыванием в окно, на меня, он просматривал страницу за страницей, бегло, поверхностно, видимо просто повторял то, что знал.

Я достал сигарету и закурил. Салон машины постепенно наполнялся молочным дымом. Человек на заднем сиденье брезгливо морщился и то и дело колыхал ладонью воздух. После нашего краткого приветствия на вокзале мы не обменялись больше ни единым словом. Только Он в зеркале заднего вида, дорога, молчание и взаимное напряжение, подозрения. К загадочным убийствам в нашем городе прибавились не менее загадочные самоубийства. Загадочные потому, что для такого маленького городка как наш их количество было не нормальным. В Столице было решено прислать к нам Специалиста. Для более тщательного расследования. Для помощи нам. Моя проблема. Он будет вмешиваться в дела моего города, потрошить коллекцию моих мертвецов. У меня было чувство, что наша взаимная неприязнь перерастает во взаимную ненависть. Я не хотел, чтобы он вмешивался в дела моего города. Он это чувствовал. Наверняка листы, которые он теребил в своих вспотевших от нервов и напряжения ладонях были материалами дел. С детальным описание жертв, их холодной синей кожи, их домов и квартир, залитых кровью полов, ковров, простыней. Он смотрел на фотографии темноволосых девушек с посмертными масками, с застывшими мертвыми силуэтами тел, смотрел на Них, навеки оставшихся молодыми и засыпанными сотнями, тысячами роз. Наша машина подъехала к полицейскому участку.

Специалист

12.

Мне не понравился местный детектив - мрачный, окутанный в густой сигаретный дым. Вечно что-то скрывающий и не желающий помогать в предоставлении какой бы то ни было информации. В полицейском участке я пролистал закрытые, за отсутствием составов преступления, дела самоубийц, просмотрел отложенные документы за неимением подозреваемых по загадочным убийствам девушек. Я позвонил в столицу и сказал, что в городе сложилась странная ситуация: таинственный всплеск насилия, жестоких убийств, суицида. Мне сказали, что если понадобится помощь, они вышлют мне помощь. Я отказался. Так у меня больше шансов на повышение, я смогу навести здесь порядок.

Сегодня на единственном городском кладбище при церкви будут похороны четырех самоубийц. Я решил съездить сначала туда, порасспрашивать священника о всех этих событиях, потом побывать на местах убийств девушек.

Церковь находилась на равнине, окруженной посадками хвойных деревьев. Местный священник жил в небольшом одноэтажном домике при ней. К домику был пристроен деревянный, покосившийся сарай. Позади церкви находилось кладбище, обнесенное металлической оградой. Мы подъехали туда вместе с детективом. На улице было достаточно противно из за сырого воздуха и постоянного ветра. Остановившись возле кладбищенской ограды мы заметили горстку людей в черных одеяниях, рыдающих женщин и молчаливых, угрюмых мужчин, кутавшихся в куртки и пальто, спасаясь от холодных уколов ветра. Все процессии стояли за территорией кладбище. четыре деревянных гроба, покрытых цветами расположились возле вырытых могил. За территорией кладбище я приметил около десяти свеже-насыпанных холмиков земли. Мы вышли из машины. И осторожно подошли к месту похорон. Не приближаясь к людям, мы остановились под огромной елью. Я оперся об её ствол, вдыхая запах хвои, сырости и разрытой земли. Священник, в черной сутане читал молитву об упокоении души, общую, для всех. Он ходил от одного лакированного дубового ящика к другому, перекрещивал их, брызгал святой водою. Крышки всех гробов были закрыты, что свидетельствовало о крайне неприятном зрелище под ними. Развороченные пулей головы, переломанные конечности. Пока священник дочитывал свою речь, могильщики доделывали свою работу. Всхлипы, шепоты и рыдания вклинивался металлический лязг лопат. Мимо меня пролетел облачком дым от очередной сигареты детектива. Такая вспышка суицида вызвала интерес среди населения - к скорбящим родным и близким присоединялись простые зеваки, ищущие разнообразие в повседневной жизни, видящие некоторое подобие развлечения в смерти. Что ж, это и вправду было забавно, когда обеспеченные граждане, счастливые и улыбающиеся на фотографиях с черными лентами полезли не с того не с сего в петлю.

Священник закончил свои речи и молитвы и пошел по направлению к церкви, через дорогу вдоль кладбища. Могильщики стали на тросах опускать гробы в землю. Я пошел на перерез к святому отцу. Встав у него перед лицом и показав свое удостоверение я проговорил: Доброго дня падре. Я Специалист прибывший сюда прямиком из столицы. Позвольте поговорить с вами.

Он уставился на меня, а потом опустив вниз глаза сказал:

- Сейчас не лучшее время сын мой.

- Я все понимаю и все же....тут меня заинтересовало одно обстоятельство и тут же задал вопрос:

-Скажите, почему этих людей хоронят вне кладбища?

Священник вновь поднял на меня свои глубокие, глаза. Я поежился. В его взгляде читалась тревога, недоверие и...не знаю как описать но что то заставило пробежать по моей коже мурашки страха и опасности. Это было нелепо, безосновательно. Но священник походил не на представителя Бога, с вечной добродетелью в глазах, и с добрым, мягким сердцем, передо мною стоял ангел, но не белый и мягкий свет, и крылья добра, а что то черное, грозное. Не демон нет. не ангел, не человек...

- Сын мой, людей, отвергнувших дар господень - его голос был твердым, таким голосом наверное Бог отправляет грешников в ад - Хоронят вне стен кладбища. Для сотворивших сей тяжкий грех врата рая закрыты навсегда и нет покоя их несчастным душам, но я все таки молю Бога о прощении. Святой отец перекрестился и склонил свою голову в поклоне.

- В последнее время вам не доводилось слышать ничего странного или может быть видеть?

- В связи с чем?

- В связи с самоубийствами? Вам не кажется странным, что с таким маленьким населением, в вашем городе люди как то через чур резво стремятся распрощаться с жизнью?

- В наш век, лишенный духовности и сострадания, в мире полном насилия такие вещи перестали удивлять меня давно. Жесткое лицо. Морщины в уголках глаз. Голос....Возможно так будут выглядеть ангелы апокалипсиса, когда придет время для конца человечества.

- А в связи с убийствами девушек? - тут я стал перечислять их имена, на одном из них священник вздрогнул, его зрачки сузились, лицо из жесткого, грозного, превратилось в удивленное, и даже напуганное, но лишь на мгновение.

- Нет, мне ничего не известно, а теперь простите. На этих словах, священник опустил голову и быстро зашагал в сторону церкви. Я знал, что он соврал мне. Детектив смотрел вслед священнику из под тени своей шляпы. Его поза была напряженной.Тут я услышал стук дерева об землю, Новые всхлипы, удивленные восклицания. Я посмотрел в сторону процессии, все четыре гроба не входили в вырытые ямы. Я поежился. -Говорят что люди ушедшие из жизни не по своей воле дают об этом знать, их гробы не входят в вырытые ямы -раздался голос моего напарника, оглянувшись на него я увидел что тот не отрываясь смотрел в сторону удаляющегося священника, который тоже прислушивался к жутким звукам как и я но увидев что я оглянулся на него поспешил прочь. Я перевел взгляд со спины священника на детектива. Они оба врали мне.

Продавец

13.

Было уже достаточно поздно. Через окна магазина было видно как покрывало тьмы опустилось на тротуары и крыши города, раненная уличными фонарями, истекающая электрическим светом. В магазине оставался единственный посетитель. Он был здесь уже достаточно давно, придирчиво осматривая различный товар. Я сидел за своим прилавком и наблюдал за своим посетителем. В магазине звучала достаточно лиричная, спокойная музыка. Не привлекая внимание покупателя, я поднялся из-за прилавка, не заметно прокрался к входной двери и запер её. Мне не нужны были лишние свидетели. Человек шел в глубь магазина.

Я вернулся обратно за прилавок и сделал погромче прекрасные переборы гитары, разбавленные многоголосием скрипкой. Человек прошел через отдел с пластинками и зашел за прилавок со струнами. Музыка подхватывала и несла по своей глади, иногда окатывая волнами беспокойства, и разбавляла его легким ветерком безмятежности, удовлетворения. Из-за прилавка послышались хрип, шипения, сдавленный стон. Я встал и медленно проследовал к источнику странных звуков. Оркестр бушевал. Резкая скрипка впивалась под ногти, гитарам вспарывал живот рояль.

Под потолком, на перекинутой через деревянную балку струне висел мой клиент. Струна, тонкая как нить врезалась ему глубоко в кожу. Шея была распухшей и влажной от крови. Лицо было красным, изо рта свисал язык, из легких вышел последний воздух. Он был мертв.

Моя лабораторная свинка.

Его надувшиеся, словно мыльные пузыри глаза, с закатившимися зрачками и с каналами красных, лопнувших сосудов смотрели на мое лицо. На лицо своего палача.

Я был доволен.

Детектив

14.

После того как мы со Специалистом побывали на местах убийств молоденьких девушек. После того как он тщательно осмотрел все дома, допрашивал соседей и не получил ровным счетом ничего для выдвижения каких либо версий или хотя бы смутных догадок, мы направились к полицейскому участку, но тут сквозь хрип рации я получил об очередном случае самоубийства. Я и Специалист поехали в сторону дома где нас ожидал еще один мертвец с веревкой на шее или пулей в голове. Я поглядывал в зеркало заднего вида на Специалиста, на его задумчивое лицо и усталые, красные от недосыпания глаза. Я был спокоен. Ему никогда ни до чего не докопаться.

Случаи частого, я бы сказал будничного суицида мне были действительно интересны. Все это было как то неправильно, странно что ли. Если у тебя нет никаких проблем, зачем пускать пулю в лоб? Если ты еще вчера был счастлив, то что может толкнуть встать на табурет и влезть в смертельный галстук? Каждый из нас был занят своими мыслями, когда резкая боль рвущейся кожи пронзила мои ладони. В миг для меня перестало существовать все кроме этой невыносимой боли. Я отдернул ладони от руля, они все были испещрены точками, как от шипов роз...Кожа на руках лопалась, черная кровь толчками выходила из разломов кожи. Я закричал.

Специалист

15.

Я сидел на заднем кресле автомобиля, который мчал меня и детектива на место вызова. Сегодня я посетил дома девушек. Опросил соседей. Все девушки были очень внешне похожи друг на друга. Да и по уверением опрашиваемых все они готовились вступит в брак со своими избранниками, ныне сломленными и убитыми горем молодыми людьми, от которых я не смог добить ровным счетом ничего. Кто-то из них словно и не слышал задаваемых мной вопросов, а смотрел в одну, выбранную им самим точку на противоположной стене. Кто-то рыдал, но все они явно тронулись рассудком, замкнулись в себе. Еще меня беспокоила полная незаинтересованность и неразговорчивость моего вынужденного в этом городе напарника. Все это было подозрительно. Мы приближались к серой старой многоэтажке, где нас ждал труп самоубийцы, но самоубийцы ли? Как вдруг машину резко мотнуло в сторону. Меня вжало в дверь, возле которой я сидел. Я быстро сориентировался. На переднем сиденье детектив истошно завопил. Руль был предоставлен самому себе. Машину вело из стороны в сторону. Я подался вперед и перегнувшись через сиденье резким толчком отбросил вопящего детектива и перехватил руль. Держа его одной рукой другой я резко поднял вверх ручник. Резким толчком меня бросило вперед. Головой я ударился в переднюю панель, со лба струйкой потекла теплая кровь. Машину резко крутануло, после чего она остановилась, оставив меня наедине с детективом, смотрящим с безумным взглядом на свои ладони.

Детектив

16.

Мы находились в квартире, чей хозяин сидел тут же, в зале, в большом, кожаном кресле, выгнувшись вперед. Его руки были опущены вниз, ладони, тыльной своей стороной распластались на ковре. Черный пистолет дулом уткнулся в пол, окоченевшие пальцы обнимали его черную рукоятку, указательный палец облокотился на курок. На голове трупа волосы были покрыты словно мазутом, слипшиеся в густой и вязкой каше. Рядом с креслом на небольшом журнальном столике лежала стопка новеньких пластинок, а проигрыватель продолжал наигрывать классическую мелодию. Эксперт и пара наших полицейских проверяли документы и бумаги покойного. Этот недавний случай в машине...мне удалось избежать ответов на вопросы Специалиста, такое со мной было не в первый раз. В груди поселился легкий морозец. Беспокойство стало нарастать.

Полицейские, мед. эксперты суетились, чертили мелом, работали пинцетом. Я присел на диван покойного хозяина, стараясь не смотреть на раскиданные по всей квартире ошметки его головы. Музыка тихо игравшая в квартире проникла через мои прикрытые веки, через мои уши прямо в меня, внутрь. Я не сопротивлялся такому вторжению, я бросился навстречу обволакивающей симфонии. Я танцевал вальс, я был объят балом, я кружил в безудержном, сказочном танце, переступая за ограждения нотной линейки, держа руки на талии сказочный, сумасшедший танец пальцев гения по клавишам рояля.

Специалист

17.

Я сидел в участке. Один. Просматривал заново документы многих самоубийц. В том числе и того, в чей квартире мы сегодня были. Детектив на мои расспросы о том инциденте в машине отвечать отказался. Когда я лежал на полу, перегнувшись через переднее сиденье машины, там, под водительским креслом я заметил одну вещь, вызвавшую недоумения. Будь все это в обычных обстоятельствах и в обычной обстановке я бы не придал этой мелочи никакого значения. Но в ситуации таинственности, окутавшей этот городок, эта вещь разожгла во мне интерес и пожалуй страх. На черном резиновом коврике, розовый, с подсыхающими, пожелтевшими краями, почти свернутый в трубочку лепесток...точь в точь такой какой я видел много раз, в прозрачных пакетах, на фотографиях, на полу у очерченных мелом силуэтов..маленький, хрупкий лепесток розы. Эта находка ничего не доказывала и была настолько несущественной, что думать об этом было глупо, но все же я попытался покопаться в личности детектива. Кто он такой? Опрос и немногочисленные бумаги ничего мне не дали. И я оставил свои подозрения и догадки, решив больше не возвращаться к ним. Сидя в отделе я решил еще раз, тщательнейшим образом изучить документы по последним делам. И тут я заметил две интересные вещи. Первая касалась того, что почти у всех самоубийц имелись чеки, свидетельствующие о покупках накануне смерти. Это было всевозможное музыкальное оборудование и музыкальные пластинки. Здесь проступала какая то связь. Связь эта была расплывчатой и неощутимой, блеклой. Но я решил завтра зайти в музыкальный магазин. Я не представлял что буду искать там, но тем не менее решил повиноваться такому желанию, я положился на интуицию Вторая деталь касалась опять же бумаг самоубийц но другого рода. В шкафах я нашел странные папки. На которых было написано Дело №...там были фотографии неизвестных мне лиц. Очень странен был текст шедший за такими фотографиями. "Пациент №1242 - две недели адаптируется к новым условиям, проявление маниакальных расстройств несущественно, терапия проходит успешно, адаптируется к социально-навязанной роли повара в местном кафе" "Дело №1254 - пациент близиться к полному выздоровлению, признаки шизофрении проявляются очень редко, через пару месяцев реабилитационного курса будет готов к выписке. Примиряемая роль-хирург в местной клинике" и т.д. Наступил полное непонимание происходящего. Я закрыл папку. и опустил руки на голову. Жутко разболелась голова. Мысли сталкивались друг с другом. Залезали друг на друга. Моя голова была полем и битвы. Я встал и подошел к проигрывателю. Поставил первую попавшуюся пластинку. И мой разум стал заполняться ужасом, тугим, плотным дымом удушья, клаустрофобии липкого страха.

Детектив

18.

Я сидел и курил в пустой, темной кухне. Я вспоминал… Казалось ничего этого не было но… Её лицо и глаза, губы… Её красота была подобна первому лучу солнца, что вспарывает ночной мрак и возвещает торжество утра и света - торжество не вечное, смертное , но такое прекрасное.

Я сделал глубокую затяжку - кончик сигареты на время моего вдоха разгорелся, бросив оранжевый отблеск на мои пальцы и снова ослаб. Нам было так хорошо вместе… Вокруг меня были рассыпаны лепестки роз… Как я мог это забыть… Глаза, которые смотрели на меня, любя и прощая… Тело, губы… Я забыл… Синяя кожа, стеклянные зрачки мертвых глаз...

Кровь и шипы на моих ладонях...

По моей щеке побежала слеза.

Специалист

19.

Мои руки вцепились в руль, нога давила на газ. Понимание, понимание всего, что здесь происходит. Нет, лепесток розы не был случайностью в машине детектива, нет. Я ведь один, совсем один. Голова жутко болела, кому нужны мои метания? Нет, самоубийства видимо тоже не случайны. Мне ведь не сказали в столице, что это за город. Самоубийцы....развороченные пулями черепа. Чем же это плохо. Табуретка из под ног и все - долгожданный покой. Странные мысли перебивали цепочки моих размышлений. По сторонам тянулись дома, тротуары, люди. Я искал детектива или точнее пациента № 234 осваивающего социальную роль детектива. Нет он действительно детектив, точнее когда то был им. Потом - череда трупов. Боже, он уже был в психиатрической больнице! Оттуда он исчез, оставляя трупы, трупы, трупы...Люди, люди, люди - врачи и их пациенты, все самоубийцы имели общую связь - они были врачами и совсем маленькая доля пациентов...Убей, убей, убей - себя, Боль в голове становиться невыносимой, она пульсирует, раскалывается, мысли сталкиваются, перемешиваются...Боже, я в большой открытой психушке.. Все эти люди больны опаснейшими формами психозов, шизофрении. Психушка в закрытом городе, новый метод, прорыв в психиатрии. Все самоубийцы связаны тем, что они здоровы! Это доктора, мед. персонал и техники! Голова...впереди замаячили хиленькие ограждения моста...за ними тишина, смерть, вода....Боль...Я забарабанил ладонями по рулю, тело мое билось в истерике, машина виляла по дороге, собрав, последние силы и повинуясь из ниоткуда взявшемуся самоубийственному импульсу я схватил руль и направил его на заграждения, треск, грохот, толчок, полет к тишине, к смерти, к воде...

Священник

20.

Священник весь день провел в пристройке возле церкви, служившей чем-то вроде гаража или сарая. Вращался круглый диск точильного станка. Рядом с ним стоял проигрыватель, в котором лежала новая музыкальная пластинка, по ней иголка рисовала круги, извлекая музыку, смешивающуюся со скрежетом метала о метал. Сноп искр.

Мысли. О том, что он не такой, что он не просто человек. Диск станка скользил по серебряному распятию, заостряя его края.

Глаза святого отца были решительны, в них мерцал уголек знания, тайного, запретного…

Музыка, искры, распятие, Христос, Бог…Люди, музыка, Люди, Пыль, Грязь, Христос, Крест, Муки, Страдания….

Продавец

21.

Радио в нашем городе работало почти круглые сутки. Новости, мировые события, музыка - все это играло на каждой улице. Сегодня я проведу массовый эксперимент. Я закрыл свой магазин, если туда кто-то войдет, то он почувствует запах смерти - тела, гниющего в кладовке.

Я сидел в рубке нашей радиостанции. Остались считанные секунды. Сейчас я поставлю пластинку.

Не все мои посетители убили себя сами. Некоторые были все еще живы. Я видел их на улицах города.

Я вытащил пластинку из обложки - скрипка, саксофон, фортепьяно. Чтобы пробраться сюда мне пришлось уговорить ведущего дневных программ. Его труп остывал у моих ног. Виниловый проигрыватель был забрызган его кровью.

Музыка, что ж это такое? Искусство? Политика? Субкультуры, молодежные движения, военные марши. Мы рождаемся и умираем под звуки целого оркестра, ноты выходят с нами из утробы матери, и кидают горсть земли на наши гробы. На что способна музыка? Революции? Политические перевороты? Средство власти? С помощью белого шума мы общаемся с мертвыми. Стивен Стак и Джейми Гундлах выявили прямую зависимость между музыкой кантри и частотой самоубийств…

С помощью красного шума я могу убивать. Что ж такое музыка? Это власть, огромная власть. Мое увлечение цифрами и нотами помогли мне. Красный шум - человек вышибает себе мозги. Я давно мечтал о такой власти. Только оставалось не ясно почему многие остались в живых.

Смерть

Нужен эксперимент в масштабах всего города.

Оставалось неясным и еще одно. Я поставил пластинку. Послышались первые тягучие ноты скрипки. Почему же жив я?

Детектив

22.

Вчера я так и не смог уснуть. Я все вспоминал её. Красивое, ангельское лицо преследовало теперь меня почти ежесекундно, большие темные глаза следили за мной и моими мыслями. Укоряли меня. То были мертвые глаза, мертвые губы. Я стоял у дверей музыкального магазина.

Священник

23.

Ночь. Беспокойство и нервная судорога сводили тело. Рядом, положив свою голову ему на грудь и лаская его теплым дыханием спала его жена. В колыбели рядом с кроватью ворочался младенец, их дитя.

Его глаза смотрели в потолок. Он долго прислушивался к ночным звукам: дыханию ребенка и женщины, теплому, нежному ветру и к шелесту листвы, к тиканью часов и к собственным безумным мыслям. Сегодня все казалось ему другим – особенным. Он свесил руку и пошарил под кроватью. Белые пылинки кружили в лунном луче. Он извлек из под кровати тяжелое серебряное распятие.

Детектив

24.

Отчет специалиста отдавал бредом, но заинтересовал меня. Все самоубийцы незадолго до кончины делали приобретения в городском музыкальном магазине. Здесь не было ничего необычного, но что то привело меня сюда, что-то заставило меня проверить это место. И не дождавшись специалиста, который сегодня не явился в участок, я направился сюда один, чтобы задать хозяину магазина несколько вопросов.

Священник

25.

Света луны, проникающего сквозь окно было достаточно чтобы разглядеть лицо на кресте – измученное и вместе с тем умиротворенное, родное. Верхняя часть креста была теплой, он схватился за нее и почувствовал как в его руку толчками входит чистая, святая сила и растекается по всему его телу.

Детектив

26.

Я толкнул дверь. Закрыто. Я ударил ногой, один раз, другой. Замок сломался и дверь распахнулась, мои пальцы под плащом обняли рукоятку пистолета.

Священник

27.

Вместе с вливаемой силой он получил знания. Он всегда чувствовал что некие силы оберегают его. Не дают бедам настигнуть его. Но зачем? Теперь все стало понятным. Он подошел к краю кровати и посмотрел лицо своей жены. Её лицо было умиротворенным. Его лицо было холодным спокойствием. Её глаза были закрыты и лишь веки слегка подрагивали во сне. Он провел ладонью по открытым краям нижней части креста – на ладони выступила кровь и пара капель упала на белую простыню. Он занес крест над головой, сточенными, острыми концами вниз.

Детектив

28.

Как только дверь открылась в нос мне ударил запах смерти и разложения. Закрыв нос рукавом плаща я проследовал к как мне казалось источнику запаха, к кладовой. Я открыл дверь кладовой и вовремя отступил назад – на пол вывалилось мертвое тело.

Священник

29.

Он посмотрел на крест. Рукавом стер капельки черной слизи с лица мученика. Затем он провел пальцами по щеке - та же слизь, он брезгливо стряхнул дрожащую вязкую массу на кровать, где скрючившись лежал черный демон. Кожа его была шершавой, как пепел от костра. Она туго обтягивала ребра, провисала на животе, образуя отвратительный куль из плоти. Волосы были редкими, темными, жесткими. Они крепились к уродливому, кривому овалу лица. Щека была похожа на бок сильно запеченного яблока. Между губ пластом свисал длинный серый язык покрытый желтыми, сочащимися экземами. К этим отвратительным нарывам присосались мухи. Их были сотни, присмотревшись, он увидел что вся фигура с ног до головы была покрыта движущимся, жужжащим полотном. Он перекрестился и снова опустил вниз распятие. Черная слизь брызнула ему в лицо. Попала на губы, в глаза. Рой мух поднялся вверх и просто…осыпался черными хлопьями праха на пол. Фигура на кровати тоже исчезла, оставив после себя песок.

Детектив

30.

Я стоял возле трупа с распухшей черной головой, с открытым ртом и с вдавленной в шею металлической струной. В пустом магазине тихо играла музыка. Я взвел курок пистолета и еще раз бросил взгляд на пол.

Приступ. Пистолет выскользнул из руки, я медленно оседал вниз. Запах разложения и смерти уступил место приторному благоуханию роз. Вместо раздувшегося черного трупа на полу, покрытом бесчисленными лепестками роз, лежала она.

Священник

31.

Это был демон, который жил с ним под одной крышей, который родил ему ребенка. Он поморщился. Он поцеловал распятие, на котором был казнен он, 2000 лет назад. Мессия. Он вернулся снова в этот мир, стоящий на краю гибели. Священник чувствовал себя огромным сгустком святого, белого сияния силы, божественной, силы. Он поднял глаза к верху. Его губы прошептали: "Отец…" - теперь это слово было исполнено для него новым смыслом…

Детектив

32.

Я обнимал её, покрывал поцелуями её глаза, щеки, волосы. Её платье было мокрым от крови, мои руки тоже. На лице и на шее кровоточили глубокие царапины. В моих руках был нож. Она была мертва. Как и всегда. Я убил её, опять. Я заплакал. Тело сотрясалось в рыданиях. Она мертва.

Воспоминания накатывали на меня как волны, синхронно, тело тряслось в агонии горя. Наши чудесные дни, моя ревность, её смерть – все разбивалось об её закрытые глаза, холодную кожу, об лезвие ножа. Она была мертва.

Священник

33.

Из колыбели послышались булькающие, утробные звуки. Он подошел к ней и увидел как нечто разглядывает его. Это было похоже на младенца, у которого было два лица по обе стороны головы. Изо рта текли вязкие, зеленые слюни. Рот оскалился в зловонной усмешке. Это не его сын. Он занес крест над колыбельной.

Детектив

34.

В моей голове долго созревал план как вернуть её, как прекратить эту бесконечную череду убийств и смертей. Я встал, аккуратно опустил её тело на пол и неровными шагами дошел до выход из магазина.

На улице, из динамиков заиграла музыка. Фортепиано и скрипка подхватили первые ноты.

На небе ярко светило солнце.

Священник

35.

Со свистом распятие рассекло воздух . Слизь покрыла его лицо снова.

Детектив

36.

Я принял решение, я нашел выход. Моя рука по прежнему сжимал нож. Я надвинул на глаза шляпу. По улице, прямо на меня шел человек.

Священник

37.

Он опустил крест вниз. Еще раз и еще.

Детектив

38.

Я погрузил по рукоятку нож в живот прохожего. Теплая кровь заструилась по холодной стали к моим ладоням.

Все это только для тебя.

ЧАСТЬ 2.

Прошло пол-часа как музыка подобно цунами захлестнула город. Я перешагнул через распростертое на полу тело радио-ведущего. Вытер об ковер, испачкавшийся в крови ботинок, и подошел к огромной, застекленной стене радиорубки. Радиорубка находилась на холме, под которым простиралась центральная площадь, вымощенная камнем. Площадь имела форму полумесяца и от него подобно солнечным лучам во все стороны расходились улицы. Таким образом полукруг замыкался на радиостанции, за которой находились зеленые поля и редкие деревья. Стена радиорубки, выходящая на площадь была застеклена и имела выход на импровизированный балкончик, с которого открывался вид на город и на который я вышел. Меня разбирало любопытство: как пройдет эксперимент? Площадь была пуста. Казалось время замерло. Кругом ни звука.

Стеклянная тишина была разбита тихим гулом. Я вслушался. Шаги по мостовой, прерывистые, неровные. На площадь выбежал человек. Он кричал, всхлипывал, смеялся. Он бегал, переходил на шаг, кружился в страшном танце сумасшествия. Неожиданно он упал на спину, поджал ноги и закрутился волчком. Крик, смех, рычание. Издавая невообразимые звуки, он схвати левую руку правой, и впился в неё зубами. Он тормошил её как хищник терзает свою добычу. Кожа порвалась, в его зубах я увидел растянувшийся как резина кусок красного, блестящего мяса. Из порванных вен хлынула кровь. Человек не переставал кружиться, разбрызгивая вокруг себя жизнь.

Это было завораживающее, притягательно. Танец смерти. Торжество самоуничтожения.

Вопли и хрипы прекратились. Человек замер на земле в луже собственной крови с куском не прожеванного сырого мяса…

Не успел я насладиться увиденным, да, именно насладиться, как снова послышался нарастающий гул, со всех направлений города. Множество шагов. В на городских улицах замаячили тени.

Время - его не увидеть, не потрогать. Его можно ощутить лишь морщинами на коже, сединой в волосах. Но если вдуматься, что есть время, история, будущее без миллиардов крохотных жизней, сознаний, населяющих этот мир. Убери все живое – оставь голые камни и пустоту – время умрет. Все события связаны между собой не последовательностью их происхождения, нет, они связаны нашими воспоминаниями, преувеличенными, ложными, настоящими - не важно. Наша жизнь, сознание, память предков – все это и рисует огромное полотно времени. Собери у себя как можно больше жизней, воспоминаний, судеб – и ты сможешь повернуть время вспять, управлять им.

Кровь еще капала вязкими каплями с острого лезвия ножа. По мере того, как остывал труп у моих ног, в меня входила огромная сила чужой, утраченной жизни. Я улыбался. Я знал как мне вернуть то, что я утратил.

Он шел по улице. Правая рука сжимала крест. Лицо было покрыто темной кровью. Ветер тормошил полы его черной сутаны. Улица была почти пуста, за исключением одиноких тротуаров, дороги, домов и женщины, шедшей ему на встречу. Её лицо было покрыто бурыми пятнами. Волосы слиплись от засохшей на них крови. Женщина, заметив его, вытянула руки вперед, пальцами хватала воздух, и с безумным криком, побежала на священника. Еще одна прогнившая душа прогнившего мира. Он выставил вперед распятие. Крест вошел в её грудную клетку. Хруст костей, распятие вышло со стороны спины. Священник поднял крест вверх, тело уперлось в рукоятку и застыло, прогнувшись, развесив вниз руки. Пальцы еще пытались ухватить воздух, хрип еще вырывался из её рта. Губы священника беззвучно читали слова молитвы. Потом он сделал резкий выпад руками вперед и потянул крест на себя. Тело женщины легко соскользнула с креста, ударилось об землю и замерло, нелепо согнув ноги и руки. Глаза к небесам. Бело-красная пена из губ. Священник отер крест о рясу и только сейчас заметил, что по всему городу играла громко музыка. Скрипка с фортепьяно. Распятие выскользнуло из его рук. На ладонях посередине разрывалась кожа, мясо, кровь. Из глаз слезы. Он закричал. Ступни пронзила острая боль. Ботинки стали мокрыми. Он упал на колени, согнулся по полам. Ладони кровоточили.

Раны от огромных гвоздей, вбитые ему в руки, ноги – тысячи лет назад. Стигматы.

Он снял ботинки, разорвал свое сукно на лоскуты и обмотал ими свои ступни и ладони, останавливая кровь.

Стигматы.

Жизнь без звуков. Все равно что немое кино, статичные картинки, сменяющие друг друга.

Он с самого рождения был лишен возможности слышать пение птиц, шум листвы, дробь дождя по остывающей земле. Он никогда не слышал музыки. Сегодня он вышел прогуляться по улицам города, всегда для него тихим и безмолвным.

В городе было пусто, одна, вторая, следующая улица – никого. Без людей город был похож на гигантское кладбище песка и камня, мрачное, жуткое.

Если бы он мог слышать…

Город, утонувший в вихре мелодии, в танце нот. Город - сегодня им правит прекрасная, божественная музыка.

Он направился к центру города. Все дальше в немые улицы. Воздух тоже замер, молчал, выжидал.

Картинка

Дома и деревья превратились в пульсирующий эллипс.

Маленькая мелочь ненамного вышедшая за рамки привычного существования.

Если бы он мог слышать.

Пустая мостовая. Эхо одиноких шагов.

На углу одной из улиц он увидел человека в сером плаще, на земле, бьющегося в конвульсиях. Рядом валялась черная шляпа. Он был детективом из отдела сыска в их городе.  Картинка

Глухой калека рванулся было на помощь но не ступив и шага замер, заметив маленькую деталь, которая заставила его насторожиться, удивиться и испугаться. В руке у детектива был зажат огромный нож, покрытый бурой коркой. Рядом, на что калека с начала не обратил внимание, лежал труп с перерезанным горлом и черными пустыми сферами вместо глаз. Над мертвецом крутилось несколько ворон, возможно, их оторвали от своей трапезы.

Калека согнулся пополам, его желудок растекся его страхом по асфальту. Он повернулся лицом к тому проулочку сразу за которым начинался центр.

Темные птичьи перья медленно спускались на асфальт подобно ленивому, редкому дождю. Падали в пыль, на мертвецов. Темно. Он задрал голову вверх. Огромный, плотный смерч, сотканный из ворон. Тысячи, миллионы клювов, перьев подменили собой небо, уничтожили солнце, превратили день в вечные сумерки.

Обезумевший, на дрожащих ногах человек прошел до угла и повернул за него. Открывшаяся его взгляду картина находилась за пределами его разума, его мироощущения, его психики. Он прижался спиной к ближайшей стене и сполз по ней на землю. Только его глаза могли двигаться. Он хотел закрыть их, ослепнуть, но в этот момент он был не властен над ними.

Огромная сцена кровавой вакханалии. Торжество смерти. Площадь была заполнена человеческими существами. Живыми и мертвыми. Люди с масками безумия на лицах, с улыбками лишенными рассудка - убивали, терзали, потрошили друг друга.

Вот писатель, любивший придумывать завораживающие, атмосферный готические рассказы склонился над голым телом мужчины. Ножом, словно кисточкой художника он рисовал на теле глубокие символы из оккультных пределов. Его же грудь могла похвастаться большой пентаграммой - глубокой, зияющей раной с потемневшими, засохшими краями. Писатель погрузил по локоть руки в живот трупа. С изяществом и легкость с которой он писал рассказы, писатель раскладывал вокруг себя внутренности, слагая их в одном известном ему порядке, выводя строки, возможно самого гениального своего творения.

Что - то мелькнуло перед затуманенным взором. Тело в белом халате, с нашивкой красного креста. Без головы. Из шейной артерии еще продолжала фонтанировать кровь.

Если бы у него был слух, он услышал бы истеричный смех из окна больницы. Он услышал бы его везде. Жуткое чавканье, хлюпанье, звуки рвущейся плоти.

Земля здесь была мокрой. Кровь лежала на ней красной, вязкой сметанной. Люди поскальзывались на ней, месили руками и ногами тягучую жижу.Вороны облепили мертвые тела, клевали их, дрались друг с другом за куски свежего мяса.

Он видел перед собой, обезумевшего священника, сжимающего в руках крест наподобие меча, он бежал в его сторону, он видел человека, стоящего на вершине холма и взиравшего с улыбкой победителя на торжество насилия внизу; Он видел черный смерч из ворон, засосавший в себя солнце, он видел как обезумевшие люди, убивали, вытаскивали сердца, внутренности из трупов убиенных и поедали их, розовые слюни текли по подбородкам, зубы жадно впивались в пищу, в мясо. Он видел острие креста, направленное ему в грудь. Бог сошел с ум- вот он, стоящий на вершине холма, а люди..?, все это жертва, дары, подношения, бог на распятии, которое через секунду войдет в его тело – мертв, да здравствует новый бог - безумие. Он наслаждается, смотрит с холма на свой мир.

Да…если бы он мог слышать, то услышал бы как трещат кости его грудной клетки, как его тело падает на вымазанную кровью землю.

Это было удивительное место. Нас окружали высокие сочно-зеленые деревья, с огромными раскидистыми ветвями, с прохладной тенью. Здесь нашлось место огромным красным камням покрытым мхом, изумрудному водопаду, низвергавшемуся в подернутую дымкой бездну. На поляне росло много пышных, ярких цветов. Сказочными голосами пели птицы. И только мы вдвоем посреди этого великолепия и буйства красок. Мы были счастливы, мы смеялись, держась за руки, кружась, смотря друг другу в глаза. Её черные волосы, вьющиеся кудрями ниспадали ей на лопатки. Улыбаясь, она вынула из волос бутон розы, мягко-красного цвета и вложила мне его в руку. Я обнял её, поцеловал её губы. Стоило мне ощутить вкус поцелуя, как все стало прозрачным. Мир исчезал, таял у меня на глазах. Он исчез, оставив после себя темноту.

Я открыл глаза. Я лежал на земле, в одной руке у меня был зажат нож, а в другой бутон розы, той самой, которую Она подарила мне.

Я встал и увидел рядом с собой труп, чьи глазницы клевали вороны.

Мне удалось, почти удалось.

В душе нарастало возбуждение, предчувствие правильности пути. Меня поглотило желание – убивать, желание снова быть с ней, убивать ради нее, ради нас обоих.

Я завернул за угол прошел пару пустых, безлюдных улиц, где мне довелось перешагнуть через несколько трупов и оказался на центральной площади. В центре города царил хаос, кровавая бойня.

Я вытащил из кармана плаща пистолет.

Взмах – человек, пожиравший сердца поперхнулся своей пищей и выплюнул пережеванную кашицу. Его жизнь – моя.

Выстрел – Взмах лезвия.

Еще одно сознание мое.

Тычок ножом влево, разворот, выстрел в голову в упор – еще двое пополнили мою коллекцию прошлого.

Я – смертоносный вихрь из стали и свинца.

Плащ стал влажным от крови.

Волосы и лицо слиплись.

Чужая жизнь покрывала меня.

Взмах – Выстрел.

Смерть.

Смена обоймы, небольшая передышка.

И снова: Взмах – выстрел

Взмах – Выстрел

Для тебя, любимая…

Я заметил человека стоящего на холме.

Внутренний голос твердил, что его жизнь нужна мне больше других, ведь возможно он…Бог?

Священник вытащил крест из груди своей жертвы, перекрестился и осмотрелся. Его окружали лишь, склизкие, противные, черные демоны. И лишь, с холма лился спокойный, белый свет, окутавший фигуру.

Отец…

Вот оно! Рождения нового мира, нет, МИРОВ! Я взирал на это чудо у меня под ногами.

Я бог…Я освободил этих несчастных, замкнутых людишек, которых все считали безумцами, Я дал им возможность творить. Творить что они хотят, нет границ их воображению, фантазии в построении своих оригинальных миров, со своими законами, условиями, оговорками, Они все маленькие демиурги, копошащиеся во внутренностях своих религий.

Но чтобы очиститься, они все должны утонуть в крови.

Я карабкался вверх, сквозь живое мясо к тому, кто поможет мне обрести счастье. Жизнь других меня теперь слабо интересовала. Мне был нужен он.

Нож - Пистолет

Взмах лезвия – Плевок пустоты

- Отец! Отец!

Из его рта летели комочки слюны вместе с истеричным криком. Он шел к своему отцу, создателю. Он увидел впереди себя человека в мокром плаще, с ножом и пистолетом, зажатых в руках.

Он тоже шел к богу. Но это был Демон, нет, сам Люцифер, Темный, Падший Ангел. Он не должен касаться Бога.

Оставалось всего сделать пару шагов, как вдруг я почувствовал теплую сталь, разрывающую одежду, плоть, дробящую кости моего плеча. Боли не было. Я присел и резко развернулся назад, выставив перед собой нож.

Я увидел священника с выпученными глазами и что то шепчущего губами. Порез на его мантии и животе, сначала незаметный стал набухать, полилась темная кровь, кожа расходилась, как испорченная молния, вываливая наружу внутренности. Пальцы священника разжались, крест выпал из ладони. Святой отец присел на землю, прижимая руки к распоротому животу. Я поднял пистолет и направил его на Бога.

-Убьешь меня и все окажется бессмысленным.

-Благодаря тебя мы будем вместе. Детектив медлил.

Человек улыбнулся и покачал головой.

- Ты не сможешь существовать теперь без творца, ничто не существует без своего создателя. Не ты, не она. Я тот, кто открыл двери в этот чудный мир всем вам, теперь вы можете воплощать свои желания в жизнь, безумцы убили себя сами, Творцы шлифуют себя сейчас. Теперь мы решаем кто сумасшедший, а кто нормален, теперь нас большинство. И это сделал я! Без меня, ты всего лишь жалкий шизофреник, но не в толпе себе подобных, нет! Посади тебя в четыре стены, запри и ты поймешь что твоя девушка – миф.

Детектив полез в карман, нащупал там бутон розы, сжал его в кулаке достал и раскрыл ладонь. Человек засмеялся. Детектив посмотрел на свою ладонь – она была пуста. Человек сквозь хохот пытался произнести фразу

- Знаешь, если много людей во что-то верят или они все одновременно сошли с ума, то истины нет, она перестает существовать и многое…

Детектив с удивлением рассматривал пустую ладонь

-…может обрести смысл, стать

-Оте-ец

Крест прошил насквозь грудь детектива

-…открыть двери фантастическим, потрясающим возможностям и стать…

Ладонь детектива открылась и снова раскрылась

-…реальностью

На землю выпал розовый бутон.

Пальца в судороге надавили на курок.

Смех оборвался.

Прозвучал выстрел.