МАНЬЯК-ФЕСТ. Сергей Корнеев - "Секс и видео"

Весна — время любви и страстей. Каждую весну он ищёт свою истинную невесту, ту, которая навсегда избавит его от томительных поисков. Его сердце истосковалось по искренней и большой любви. И, кажется, он её нашёл. Такого с ним ещё не было! Автор: Сергей Корнеев.

Рассказ публикуется как участник конкурса "Маньяк-фест", приуроченного к выходу книги "13 маньяков".

Весну в Москву доставили бомбардировщиками. Еще на прошлой неделе лежал снег и прохожие кутались в шубы. Но после выходных на столицу обрушилось тепло. Солнце растопило снег, мокрый асфальт блестел золотом. Пришла весна. Время новой жизни, любви и свежего ветра.

Ваня особым, нутряным, загадочным чувством ощущал приход весёлой поры. Всё в нём пробуждалось от зимней спячки. Кровь быстрее струилась по венам, душа радовалась, а тело было полно жилистой силы.

Тридцатое марта на календаре.

Этим утром Ваню разбудил озорной луч солнца, пробравшийся сквозь шторы. Солнце озарило лицо, и молодой мужчина проснулся с улыбкой. Он позволил себе лишние две минуты понежиться в кровати, после чего вскочил одним упругим движением, подошел к окнам и распахнул шторы. Сделал несколько приседаний, поднял гантели и подтянулся на установленном в дверном проёме турнике. Солнце любовалось его крепким подтянутым телом и покрывало каждый изгиб золотистым мёдом.

Он жил в маленькой, но уютной квартирке. Одна просторная комната, да крошечная кухонька. Окна выходили на Филёвский парк, который из-за обилия деревьев, пространства и очаровательной неухоженности был в большей степени лесом, где легко можно было заблудиться, свернув с тропинки.

Иван старался поддерживать дом не как жилище молодого холостяка, но как мужчины, который вот-вот пригласит сюда хозяйку.

"Этим и займёмся!" — подумал Иван.

Весёлое и горячее желание наполнило его всего целиком. Любовь. Любовь. Любовь. Этим чувством он жил каждую весну. Ради очередной бесшабашной влюбленности он терпел зимнюю спячку и мертвенность, когда все чувства покрывались коркой льда. Тоскливыми октябрьскими днями, когда небеса дождили без перерыва, он вспоминал март или апрель. Жарким летом лелеял весеннюю свежесть.

Но была у него и ещё одна любовь. Не зависящая от времён года. Стеллаж во всю стену был заставлен видеокассетами. Частично — требование времени — прозрачными коробочками с дисками. Ване особенно нравилось их английское название — "jewel case". Действительно, каждая из записей была для него драгоценностью. И как последняя веха — антрацитовый жёсткий диск, играющий всеми оттенками тьмы на корпусе.

Он нежно, как делал это каждое утро по пути в ванную, дотронулся до коробочек. Провёл подушечками пальцев по их гладкой поверхности. Сколько их? Он не считал. Но каждую помнил наизусть. Всё это были истории любви. Истории весны. Воспоминания о девушках, которых он знал, а значит — был влюблен.

На кого-то ушло всего пятнадцать минут из часовой плёнки. Так, мимолётное увлечение. На кого-то несколько кассет. Он надеялся, что однажды встретит ту единственную, на которую не хватит и терабайта. Может этой весной?

Перед пробуждением ему снилась Марина. Первая, кому он сказал: "Если тебя нет на моей плёнке, тебя нет в моей жизни". Воспоминания нахлынули тёпло й волной. Ваня улыбнулся и занялся утренним туалетом. В душе он продолжал вспоминать Марину и онанировал.

***

Весна щедро одаривала Ивана любовными приключениями.

Но всё это были мимолётные интрижки, приятный флирт, греющий, как юное солнышко.

Но такого с ним ещё не было.

Иван не бегал за молоденькими. Давно минула его шестнадцатая весна. Он не стеснялся, не переживал из-за того, что нынешняя — тридцать третья. Он ощущал себя взрослым и сильным мужчиной, полным любовью к жизни, к себе. Он подчинил сексуальную энергию своей воле. Превратил её из бурного плещущегося горного потока в мощное и мерное течение полноводной реки. Но… Но такого с ним ещё не было.

Молодая девчушка присела на скамейку напротив и раскрыла книгу в потрёпанной обложке. Иван пригляделся к названию и еле сдержал смех.

Москва гудела. Машины лениво перебирали колёсами в пробке на Театральном. Но здесь, в сквере перед Большим театром, где фонтан ещё выключен, царила особенная атмосфера мира и покоя.

Иван искренне любил это место. Мистическое. Словно вырезанное острыми ножницами из ткани времени и пространства. Здесь стояли лавочки, на которых можно часами нежиться на солнце. А машины и толпы народа — все они протекали мимо. Никто не останавливался надолго. Каждый спешил куда-то ещё, и тратил целую жизнь на беготню.

Девушка целиком погрузилась в чтение и, кажется, не замечала ничего вокруг. Эта книга, этот роман о любви… В её возрасте он, конечно, открытие. Такое же сильное, как и сама любовь. Неудивительно, что весь мир перестал для неё существовать. И нельзя ответить какой из двух был более реальным — пожелтевший бумажный или окружающий, наполненный запахом свежести и разопрелой земли.

Сколько ей лет? Иван не мог отвести от прекрасной нимфетки влюбленного взгляда. Шестнадцать, семнадцать? А, вдруг, и того меньше. Современные подростки акселераты. Он вспомнил себя на первом курсе института. С фотографии для личного дела смотрел лопоухий подросток, в сущности, ещё ребёнок. Но эта девушка… Или девочка? Всего в ней было: и детской невинности и юной чувственности, пробуждающейся сексуальности. Будто нежный цветок только распустивший прозрачные розовые лепестки, но источающий такой сильный аромат, на который слетаются ошалевшие насекомые.

Он взглядом скользнул по тонкой девичьей фигурке. Белое шерстяное пальто, черные легинсы, облегавшие длинные стройные ноги и детские красно-белые кеды со звездой. Каждый элемент одежды подчеркивал красоту её тела. Узкую талию, бесконечные молодые ноги и крохотные ступни в мягкой обуви.

Иван до того разволновался, что на лбу проступил пот. Его всегда тянуло к ровесницам. Девчонки, искавшие приключений с "папиками", казались ему смешными. Милыми и нелепыми. Но, вот, она, сидит напротив и, ведь, ничего не ищет. Она в своём мире. Она сама мир. Удивительная чёрная дыра, играющая всеми глубинами тьмы. И Иван чувствовал, как падает в неё. Такого притяжения ему никогда не преодолеть.

Он встал и на ватных ногах направился к девушке. Вдруг он растянется прямо перед ней на мокром асфальте?

***

— Тебе нравится? — Иван кивком указал на книгу.

Девушка подняла взгляд. В её глазах таяли остатки сказочного сна. Сколько световых лет ей пришлось преодолеть, чтобы вернуться из книжного мира? Но она не рассердилась.

— Вы о книге? Да, очень нравится.

Она улыбнулась, так мило и так искренне, что Ваню повело от нахлынувшей истомы. Девичьи губы обнажили ровный ряд перламутровых зубок. Жемчужинки.

— Грех мой, душа моя. Кончик языка совершает свой путь в три шажка по нёбу, чтобы в конце толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.

— Почти.

Девушка проверила Ваню по начальным страницам и снова улыбнулась самой солнечной улыбкой.

Её коралловые губы были влажными и чувственными. Они звали, требовали немедленно впиться в них поцелуем. Иван снова подумал о цветах, зовущих насекомых. Девушка пахла весной.

— Вы всегда мешаете читать молодым девушкам?

— Нет. Только самым красивым.

Они оба глупо и счастливо улыбались. Девичьи щёчки порозовели.

— Знаешь, со мной такого еще никогда не было. Я увидел тебя, и меня словно молнией ударило.

— Я точно первая, кому вы это говорите? — девушка звонко рассмеялась, — Меня зовут Катя.

Их беседа лилась легко и весело, как мартовский ручеек. И спустя полчаса они вели себя, как давние знакомые.

Иван гордился тем, что умел быстро найти язык с девушками. Каждую весну, вот уже много лет подряд он упражнялся в искусстве флирта и соблазнения. Он обладал многими девушками. Но свое обаяние ощущал не как опыт, а как сильное, почти животное, врожденное качество.

Из сквера перед Большим театром они переместились в кафе на Никольской улице. Чтобы попасть туда надо пройти через огромную белую арку — кусок древней крепостной стены.

Ещё ни одна из охот Ивана не развивалась так быстро. Он честно признался Катеньке, что любит знакомиться с девушками именно здесь, в центре Москвы. И рассказал, что у него на сердце сейчас весна. Её молодость прекрасно понимала его чувства.

И вечером после долгой прогулки парочка неслась в вагоне метро на Запад. Девушка притомилась и задремала, облокотившись на Ивана. А он, одурманенный её красотой и юностью, не мог наглядеться. Он скользил взглядом по лицу, тонкому носику, силился проникнуть под одежду. Его воображение объял пожар страсти. Он представлял всё то, что проделает с юным упругим телом. Пальцы дрожали в предвкушении того, когда он сожмёт её кукольное тельце.

***

В дверях он галантно пропустил девушку первой. Катя впорхнула в его скромное жилище, как первая весенняя бабочка. Всколыхнула застоявшийся воздух лёгкими крылышками и преобразила всё вокруг.

Она словно скользила по воздуху, не ступала, а парила в нескольких миллиметрах над полом.

Катя скинула на кресло белое шерстяное пальто, такого искуссного и тонкого плетения, словно это была работа фантастического насекомого-ткача. Стянула кеды, обнажив миниатюрные, как у японской гейши, ступни. И застыла, завороженно глядя на стеллаж с кассетами.

— Что это?

— Сейчас узнаешь!

Иван заговорщицки улыбнулся и кончиками пальцев дотронулся до плеча девушки. Катя обернулась на его нежное прикосновение. И в то же мгновение получила сокрушительный удар в лицо.

Её оглушило. Голову заполнил противный звон, словно под церковным колоколом неистовствовал злой пчелиный рой. Губы взорвались болью и с них покатились крупные капли крови. Верхняя губа лопнула и рот наполнился вкусом железа. Из носа хлынула алая струя. Она в недоумении посмотрела на Ивана и тут же потеряла сознание.

Пробуждение далось тяжело. Катя выныривала к свету со дна глубокого колодца. Голова стала чугунной. Одна часть лица онемела и потеряла всякую чувствительность, в то время, как другая — пылала от боли. Она пошевелилась, но обнаружила, что руки и лодыжки её накрепко примотаны изолентой к деревянному стулу.

Иван посадил её посреди комнаты. Сам устроился напротив и пристально наблюдал за девушкой немигающим взглядом и улыбался. Из-за его плеча на окрававленное лицо девушки взирало безжизненное черное око видеокамеры.

— Давай поговорим? Меня зовут Иван, а тебя?

— К-к-катя.

Девушка озиралась по сторонам, в её глазах разлился страх. Так она казалась ещё более желанной.

— Видишь ли, Катя, я хочу взять у тебя интервью. Есть у меня такое хобби, — широким жестом он обвел уставленный записями стеллаж, — итак, первый вопрос! И, ты лучше ответить, понимаешь, — его губы растянулись в плотоядной улыбке, — Ты ещё девочка?

***

— У тебя уже с кем-нибудь это было? — спросил Иван.

— Что это? — девушка явно поддразнивала его.

Она воспринимала всё происходящее, как игру. Она лежит связанная на кровати. Но в одежде, а он ведёт съёмку. Он прилип к окуляру и ходит кругами вокруг кровати. Девушка призывно выгнулась, издала театральный вздох боли и картинно прикусила нижнюю губу. Её руки были стянуты в запястьях и привязаны к металлической спинке кровати.

— Ты имеешь в виду секс? Ну, я кое-что пробовала…

Марина. Его первая жертва. Он никогда её не забудет, она была самым сильным переживанием. По сути, все прочие знакомства, которые он заводил после были лишь попыткой приблизиться, повторить тот опыт, что даровала ему она. Она не догадывалась о своей участи. Воспринимала всё, как игру, резвилась с разрушительным либидо юноши.

Всё время, пока он снимал Марину на камеру, он испытывал сильнейшее возбуждение. Эрекция была такой сильной, что вызывала боль. Мозг словно купалась во хмелю. Но ничто не могло сравниться с чувствами, которые он испытал, когда пересмотрел отснятую плёнку.

Вдруг он превратился в зверя. Он сорвал одежду с живой и тёплой девушки. Может в тот момент, когда бретельки маечки больно впивались в её плечи, она начала догадываться? Его переполняли ярость и вожделение.

Но как он ни старался, не мог дойти до конца. Кончить. И только маниакально пересматривая видео он познавал наслаждение. Многократные оргазмы сметали все его чувства, будто непоколебимая движущаяся стена. Экстаз ломал его, как океанский шторм лёгкое судёнышко.

Он бил её. Кромсал. И ломал.

Когда девушка поняла, что всё это не игра, было уже поздно.

Чтобы её крики не привлекли внимания соседей, он уничтожил ей рот. Молотком выбил зубы. Грубым садовым секатором разрезал щеки. Несколько ударов кулаком по горлу сломали её звонкий голос, ушибленные связки могли выдать только сиплые хрипы.

Иван пришел в неистовство.

Он совершал вокруг жертвы торжественный ритуал. Кружил. Почти приплясывал в такт учащенным ударам сердца. Ударами молотка дробил суставы. И прежде чем она потеряла сознание от боли — отсёк левую грудь большим кухонным ножом. Ещё у него была дрель, но приберег инструмент на потом, когда девушка очнется.

Но видео. Видео — вот что было главным, ради чего творилась кровавая вакханалия. Без плёнки ничто не имело смысла.

***

— Ты ещё девочка?

Иван вернулся в здесь и сейчас.

Что-то во взгляде Кати переменилось. Она подняла глаза на своего мучителя и пророкотала оглушающим басом:

— Нет. Я Великая Мать!

Всё, что произошло в следующие мгновения, слилось воедино. Будто на фотоснимке с множественной экспозицией. Катя разорвала путы и мощным броском швырнула Ивана о стену. От удара весь воздух ушел из лёгких и он задохнулся.

На миг он закрыл глаза, а когда вновь увидел девушку, то лишился разума.

Больше не было юной соблазнительной Кати. Её место заняло отвратительное Существо.

Распрямив все члены, оно возвышалось почти под самый потолок. Катя — глупая личина, наивная маска. Человеческая оболочка, как ком грязной одежды валялась на полу. Ленты разорванного мяса были тучными от крови.

Иван закричал.

***

Когда тьма отступила из головы, он открыл глаза. Но сколько прошло времени понять не мог.

Комнату заполнил серый сумрак.

Окна были занавешены пепельно-белым саваном. Будто грязным пыльным тюлем. Наконец, глаза привыкли к скудному свету и Иван с разглядел, что это такое. Его передёрнуло от отвращения. Паутина. Тонкие нити сплетались в узоры или висели лохмотьями по всей комнате.

Сам же он был надежно спеленат в кокон. Его прикрепили на стену, как бра. Он мог вращать только головой и поспешил осмотреть себя. В просветы в паутине виднелось тело. Посеревшее, иссохшее, будто из него выпили все соки. Он попытался пошевелить руками, но они, ставшие тонкими палками, не двигались. Сколько должно было пройти времени, чтобы с ним сделалось такое?

В его воспалённом мозгу крутились обрывки воспоминаний о кошмаре. О страшном сне, в котором с ним сношалось отвратительное существо. Оно забрало его семя, его силы, и его плоть.

Иван попытался закричать, но из глотки вырвался еле слышный сип. Но этого звука, пронзившего пыльную тишину, хватило, чтобы привлечь внимание.

В противоположном углу, на потолке, устроилась гигантская паучиха. В ней слились черты насекомого и человека. Мясистое шарообразное брюшко, в обрамлении членистых ножек. На подобном человеческому торсе набухло множество сосцов. Существо было составлено из двух половин, как мифический кентавр. Венчало творение непомерно большая лысая голова, с отвратительными хелицерами и венком нефтяно-чёрных глазок.

Существо заметило пробуждение человека. Проворно перебирая ножками Катенька подобралась к своей жертве и перевернуто, с потолка, заглянула в самое лицо.

Она ждала этого момента.

Она точно знала сколько должно пройти времени.

Она готовилась встретить своё потомство.

Иван почувствовал боль в области груди и живота. Боль нарастала, накатывала волнами. Словно в его внутренностях ворочали раскаленной добела кочергой. И тогда он начал верещать.

Его плоть пошла буграми.

Мясистые выросты набухали, как огромные гнойные нарывы и лопались. Что-то, что было внутри него всё это долгое время, рвалось наружу. Сквозь жилы, мясо и кожу. На белой паутине, укутавшей Ивана, расцвели красные розы.

Новорожденные паучата лезли из тела Ивана. Потомство, которое Великая Мать отложила внутрь своей жертвы. Которое кормилось и подрастало.

И вот, когда боль стала невыносимой, влажный кровавый шов разошелся по телу Ивана. Его вскрыло от горла до самого паха. Плоть лопнула и вместе с ней раскрылся паучий саван. Мерзкие паучата потоком хлынули на волне из влажных и тёплых внутренностей.

Так в этот мир пришла новая жизнь.