О вреде бюрократизма

Художник: Р.Багаутдинов

Когда я реанимировал в седьмой раз, мне это начало надоедать. Действительно, не такая уж приятная штука – воскрешение из мёртвых. Ну, вас просвещать, конечно, не требуется, народ образованный и наверняка знаете, что, отдав концы, мы не умираем насовсем. Точнее, чем классик, не скажешь. Безусловно, все эти потусторонние штучки возбуждают наше праздное, мещанское, я бы даже сказал, любопытство. О том свете, о бессмертной душе приятно порассуждать за стаканом хорошего и даже не очень хорошего портвейна, да что там говорить, даже за стаканом отвратной свекольной самогонки и то приятно порассуждать… Но вот после первого инфаркта мне было, честно говоря, не до приятностей. Увезли меня в реанимацию прямо с рабочего места, образно говоря, от станка, то бишь от стола двухтумбового. Помню, какую-то бумагу не хотел подписывать, завёлся малость, а потом провал, мрак, и вдруг яркий свет по глазам, нирвана какая-то, как на крыльях, медленно скольжу по воздуху. Смотрю вниз, врачи в белых халатах вокруг стола стоят, головы опустили, а один, видать, самый главный, что-то говорит, я по губам разобрал только – „готов“ или что-то в этом роде. Присмотрелся, а на столе я лежу. Я-то себя сразу узнал. По носу. Очень уж он у меня и не то чтобы длинен, а, скажем так, своеобразен что ли. Как говорит жена, это нечто среднее между еврейским носом, свиным пятаком и ножом от мясорубки. Я, честно говоря, только годам к сорока к своему носу привык, и не то чтобы привык, а так, свыкся как бы. А ведь до того много разных замыслов у меня в голове зрело по-поводу этого носа, вплоть до самых радикальных…

Короче, не мог такой нос никому больше принадлежать, кроме меня, поэтому я сразу смекнул, что умер, и с интересом так напрягся, а что же дальше? А дальше, помимо моей воли, меня мягко подхватили струи воздуха, вынесли в распахнутую форточку и понесли чёрти куда. Я так подробно рассказываю, потому что в первый раз и мне всё было в диковинку. Одно дело по книжкам знать, совсем другое – на своей шкуре испытать. Это уж на третий-четвёртый раз приедаться начало, а в первый – очень даже не противно было, скорее, даже наоборот, приятственно.

Ну, значит, лечу себе и не могу понять, быстро ли лечу, медленно ли, высоко или низко. Вроде облака какие-то внизу мелькают. Субъективно, эдак минут пять-семь летел, не больше, по времени как от моей конторы до ближайшей пивнушки. Смотрю, гора приближается, а в горе нора, тёмная такая. Хотел я мимо прорулить, ан нет, туда тащит, прямо в дыру чёрную. Коллапсирую, стало быть. Влетал в эту нору, не снижая скорости, однако, попал точно, даже удивительно. Пролетел по коридору, длинный такой, метров двести, не меньше, и открылась огромная пещера. Внизу то ли озеро, то ли река подземная, а над ней туман клубится. Перемахнул мигом через реку и очутился на том берегу. Видны ворота резные, помесь готического и русско-народного. А перед воротами – тень какая-то, пригляделся – вроде старик, борода окладистая, кафтан подпоясанный. Но так это он призрачно, нематериально выглядит, кажется, дунь на него, рассыплется как пень трухлявый или улетит как мыльный пузырь. Божий одуванчик, одним словом. Подлетаю, а он мне низким таким, скрипучим голосом:

- Пропуск.

Я не понял сразу:

- Дедуня, какой пропуск? Бог с тобой. Умер я, не видишь что ли?

- Нет пропуска, так справку о смерти гони. И не болтай много, не у себя на работе. Марш отсюда!

Развернуло тут меня после его странных слов и с ускорением попёрло обратным ходом. Река, пещера, облака, больница. И надо отметить, на обратном пути всё это выглядело гораздо менее приятно. Такое впечатление, что пинка под зад дали. Летишь, руками, как мельница, машешь, даже через голову пару раз кувыркнулся. Влетаю в форточку и тут же – бряк об стол. А как оживаешь – и вспоминать не хочется. Хреновато совсем. Опять мрак, боль во всём теле и голоса:

- Ты смотри! Сердце стучит… Оживает что ли?

Оживаю, братцы, оживаю. Вот старый хрен, крючкотвор проклятый. Развели бюрократию, понимаешь! Попадись он мне на этом свете в лапы, поговорили бы по душам. Приди он ко мне с какой-нибудь бумажкой на подпись…

Ну так вот, провалялся я в больнице день-другой и опять умер. Главное, про деда помню, про его дебильный пропуск тоже помню, а поделать ничего не успеваю. Раз – и уже лечу в форточку вперёд ногами. Долетаю до деда, он меня пинком – в обратный путь, и опять я на столе, реанимирую потихоньку. Так мне это всё обрыдло, сил человеческих уже не осталось. А тут ещё, когда в четвёртый или пятый раз воскресал, разговор врачей подслушал:

- Ну, мужик, даёт! Инфаркт за инфарктом, обеими ногами уже на том свете, а всё что-то сердится, бормочет, бюрократов каких-то ругает.

Тут до меня наконец дошло. Собрал я остатки воли в последний раз и выздоровел. Опять сижу за своим столом рабочим, двухтумбовым. Опять визирую за день кипу документов, положенных по должности. Только делаю это намного шустрее, чем раньше, и почти всегда с первого раза. Зарабатываю себе пропуск.