Сейчас, когда "Чужой: Завет" уже считай две недели как в прокате, и все, кто по-настоящему этого хотел, давно уже новый фильм Ридли Скотта посмотрели, у нас появляется долгожданная возможность поговорить об этой картине, не стесняясь в выражениях и без боязни раскрыть важные детали сюжета. Поговорить о фильме-наследнике и продолжателе того культурного феномена, каковым является Чужой. Задуматься о связях с предыдущими частями франчайза и с "Прометеем", о символике и смыслах, которые - вы удивитесь, быть может, но это так - скрываются за самой историей. Все это нужно было бы оставить за рамками любой рецензии, пытающейся избежать спойлеров. Сейчас надобности в том нет, а значит можно говорить открыто и прямо.

Девять из десяти рецензий, опубликованных на этот фильм где угодно, сводятся, по большому счету, к дискурсу на тему "Что это - приквел "Чужого" или сиквел "Прометея", к сравнению с "Прометеем", в частности, и к поискам ответа на вопрос, лучше или хуже предшественника оказался новый фильм. Нам этого тоже не избежать, но все же попытаемся копнуть чуть глубже.

"Прометей" изначально задумывался как предыстория оригинального "Чужого", но затем планы несколько поменялись. Студия и Ридли Скотт решили максимально расширить проект, сохранив связь с сагой о ксеноморфах, но сосредоточившись уже не только на них. Идеи, заложенные в "Прометее", оказались сродни тем, что Скотт когда-то развивал в другом своем культовом фантастическом фильме, "Бегущий по лезвию", но, увы, у прокатной версии картины был настолько бессмысленный и беспощадный монтаж, что эти самые идеи остались буквально за кадром. Из прокатной версии "Прометея", например, был вырезан яркий монолог Питера Уэйланда (Гай Пирс) перед тем, как Инженер убивал его и отрывал голову андроиду-синтету Дэвиду (Майкл Фассбендер). Меж тем, монолог этот, продолжая и отражая смысл другого монолога, из вирусного промо "Прометея", ясно давал понять, почему Уэйланда постигла столь печальная участь. И давал ответ (или по крайней мере очень жирную подсказку, чтобы найти ответ) на вопрос, почему Инженеры собирались уничтожить собственных детей - человечество.

В угоду динамике был принесен в жертву сам смысл фильма, а в угоду политкорректности Скотт и компания не решились вырезать (если уж нужно было удалять что-то лишнее!) из "Прометея" эпизоды с участием двух приятелей-летчиков, один из которых был азиатом, а оба они вместе оказались абсолютно не нужными для сюжета и идей картины фигурами.

В этом смысле "Чужой: Завет" смотрится куда как выигрышнее и отчасти расставляет точки над i, закрывая задним числом вопросы, оставшиеся после "Прометея". Да, синтет Дэвид осознает себя существом более совершенным, чем его создатели. Да, его (как и самого Ридли Скотта, похоже) волнуют вопросы уподобления творения - творцу, возвышения, создания. То, о чем в "Прометее" остались только короткие загадочные реплики, в "Завете" говорится прямо уже едва ли не в прологе картины. И нам становится понятна общая концепция. И "Прометей", и "Чужой: Завет" на деле, а не на словах являются приквелами "Чужого" и повествуют они о сотворении самого совершенного хищника во Вселенной. Оцените замысел, он подобен матрешке, где одно скрыто в другом, а все вместе скрывается в третьем: ксеноморф был создан, как выясняется, андроидом... которого, в свою очередь, создали люди... которых создали Инженеры... которые хотели уничтожить людей, но сами были уничтожены андроидом.

Один из оставшихся без ответа вопросов: Зачем Дэвид выращивал пшеницу?

Два мотива, два подтекста явственно присутствуют в сюжете "Чужого: Завет". И оба этих мотива берут свое начало еще в "Прометее". И не надо спорить, что ничего подобного там нет, такие совпадения случайными не бывают. Другое дело, что пока не понятно, является ли все это лишь частью еще большего общего плана (Скотт ведь желает снять еще несколько фильмов) или просто своеобразным интеллектуальным развлечением режиссера.

Первый мотив - религиозный - на виду. Уже в "Прометее" речь заходила об амбициях людей, мечтающих стать вровень с богами (линия Питера Уэйланда), о вере и утрате ее (линия доктора Элизабет Шоу). "Завет" уже самим названием прямо отсылает зрителя к Библии. Корабль с замороженными эмбрионами и находящимися в гиперсне колонистами, летящий на потенциально пригодную для терраформированию и жизни планету - это своего рода ковчег, ведомый сквозь космический океан Ноем будущего и его командой. Их миссия - не спасение человечества, но его распространение во Вселенной. Фильм начинается с того, что синтет Уолтер (версия Дэвида, из которой удалили "баги" вроде излишней самостоятельности) вынужден разбудить экипаж, потому что случается непредвиденная авария. В результате этой аварии гибнет - буквально сгорает заживо - действующий капитан судна (камео Джеймса Франко кажется, введено в фильм с той же целью, что и камео Патрика Уилсона в "Прометее" - просто, чтобы позабавить публику знакомым лицом). А на смену ему приходит, что характерно, истово верующий, но при этом не слишком уверенный в самом себе человек.

На самом деле здесь же можно проследить, заметить и второй смысловой подтекст. Который также имел начало еще в "Прометее", но в "Чужом: Завет" усилен. Линия эта идет практически параллельно теме религии и веры, и это тема семьи.

Один из самых крутых хоррор-эпизодов в фильме.

Сотворение жизни это ведь не только акт божественного начала, но еще и акт оплодотворения, беременности, родов и, наконец, воспитания. Уже в "Прометее" можно было уловить отголоски этой темы - в снах и воспоминаниях Элизабет Шоу о ее отце, в ее отношениях с мужем (от которого она "беременела" морфом и не без помощи Дэвида), в линии Питера Уэйланда и его отношениях с Дэвидом (который был ему "как сын") и родной дочерью. Наконец, в тех самых обрывочных репликах-ремарках, исходящих из уст в том числе и самого Дэвида... помните, эти его "все дети мечтают о смерти своих родителей" и другие занимательные афоризмы?

"Чужой: Завет" постоянно, на протяжении всего фильма, пусть не навязчиво, но педалирует тему семьи, причем, как правило, речь идет о некоей неправильной, "разорванной", трагической семье. Главная героиня (Кэтрин Уотерстон) теряет мужа. Вскоре после высадки на планете, которую, как следует из вырезанного из "Прометея" эпизода, следует называть "Раем" (именно "Рай" был первоначальным рабочим названием "Завета"), погибает жена нового капитана. Далее гибнет супруга пилота (Дэнни МакБрайд). Одновременно встречаются два близнеца, синтеты Уолтер и Дэвид, которые сходу начинают называть друг друга "брат". Один из них в итоге будет вынужден убить другого, словно Каин Авеля - еще один пример параллелизма темы религии и темы семьи в фильме.

В фильме есть даже парочка геев, довольно суровых и немолодых уже мужиков, которых связывают, тем не менее, вполне себе семейные отношения. И, конечно же, один из них также гибнет. Но и на этом тема семьи не исчерпывается, нет. Она плавно перетекает из плоскости отношений "муж/жена" к знакомому уже "родитель/чадо" (она же - "творец/творение"). Для Дэвида Элизабет Шоу - объект почти любовного чувства. И, похоже, не только она, а и человечество, люди вообще, не смотря на все его презрительное к ним отношение. А все потому, что именно в людях Дэвид видит "маму" своих собственных "детей". Да, неоморфы и ксеноморфы для него - дети. Он их вывел, создал, но не мог дать им жизнь, так как не имел под рукой человеческого материала. Благодаря всем этим нюансам сцена с Дэвидом, любующимся на новорожденного Чужого, обретает полный смысл.

Другое дело, что любовь Дэвида вовсе не гарантирует никому пощады.

Прочь саспенс! Ксеноморф прет как танк.

У Дэвида, который, конечно же, в "Завете" играет центральную роль, связующую всех и вся, холодный расчетливый ум, полностью подчиняющий себе его же излишние для синтета эмоции. Дэвид плачет, вспоминая Элизабет, но, как мы догадываемся, он был с ней более чем жесток. Дэвид гневается, когда капитан убивает неоморфа, но сам готовит погибель своему любимому детищу - ксеноморфу, поскольку впереди маячат цели более масштабные, нежели выведение единственного экземпляра Чужого. Его, Дэвида, понятия о семье, о сотворении жизни, об отношении к его собственным создателям, и к его творениям, и к тем, кто, в свою очередь, создал людей (к Инженерам, то бишь) крайне далеки от того, что мы с вами думаем, когда говорим о продолжении рода или боге. У него иная логика - и тут как раз мы приближаемся к той тонкой грани, которая отделяет тему андроидов-синтетов из саги о Чужом и репликантов из "Бегущего по лезвию".

В "Бегущем" вожак репликантов (Рутгер Хауэр в одной из лучших своих ролей), если помните, убивал Тайрелла, своего создателя, когда тот объяснял ему, как родному, что никак не может продлить жизнь репликантам. Рой Батти (так звали героя Хауэра) выдавливал своему "отцу" глаза, сказав перед этим: "Надеюсь, бог биомеханики пустит тебя в свой рай". Это был акт возмездия, но не торжества, а трагедии - и поэтому Рой плакал, убивая Тайрелла. А в финале "Бегущего" он оставлял жизнь охотнику за репликантами (Харрисон Форд), произнося свой знаменитый монолог про "слезы под дождем".

Репликант Батти и синтет Дэвид - оба умные и жестокие, оба сильные и коварные, но первый, кажется, был более человечен, чем второй. Почему так?.. Возможно, ответ кроется в том простом факте, что Рой, в отличие от Дэвида, был смертен. И Рой свою смертность ощущал не менее остро, чем Дэвид - свое бессмертие.

Действительно ли Ридли Скотт намерен связать Чужого и Бегущего? Ответ на этот вопрос мы, возможно, узнаем уже осенью, когда на экраны выйдет "Бегущий по лезвию 2049" Дени Вильнева. Отсылки, связующие этот фильм и "Прометей", уже найдены, а поле для воплощения некоего большущего замысла, как видим, у Скотта есть.

Ну а пока... Пока можно воспринимать "Чужой: Завет" просто как годную фантастику ужасов. Жаль только, саспенс оригинального "Чужого" (да даже и двух его продолжений) не перекочевал в приквел, уступив место кровавыми сценам и насыщенному, но не всегда осмысленному действию

Copyright © 2009 - 2017 Horrorzone.ru