МАНЬЯК-ФЕСТ. Екатерина Щеглова - "По следам климовского мясника"

ГЛАВА 2. ЕКАТЕРИНА ПЕРВАЯ И ЕДИНСТВЕННАЯ

Из сна меня буквально вырвал настойчивый зов мобильника. Я приоткрыла один глаз, и с надеждой подумала, что мелодия звонка мне показалась. Минуты две было тихо. Успокоившись, я сонно натянула мягкое одеяло на голову, пытаясь спрятаться от назойливых бликов солнца, давным-давно уже пробивающихся сквозь занавески окна моей спальни.

Снова раздался звонок. Окончательно проснувшись, я потянулась к журнальному столику, где исходил музыкой и вибрацией мой телефон, и взвыла от жуткой боли, пронзившей правое предплечье. Бросила взгляд на свою руку, и мой вой закончился отчаянным охом: от локтя и до самого верха рука представляла один сплошной синяк. Плечо вспухло, и любое резкое движение вызывало мучительное страдание. Мобильник продолжал надрываться изо-всех сил, выводя рулады вступительной темы Дэни Элфмана из сериала "Байки из склепа".

Сев, и свесив ноги с кровати, я дотянулась, наконец, до трубки и мне в ухо загрохотал знакомый до боли голос:

— Катька! Черт бы тебя побрал! Ты угнала мою машину!

Мой бывший муж Алекс, прошу любить и жаловать.

— Здравствуй, милый, что случилось? Я не пойму тебя!— проворковала я в трубку, лихорадочно соображая, что делать дальше: прикинуться дурочкой или рассказать правду.

— Только не начинай мне вешать лапшу! Ты была вчера в Москве! Тебя видели, как ты брала мой автомобиль на стоянке издательства. Ты запудрила мозги нашим охранникам!

— Не угнала твою машину, а взяла попользоваться ею, — я мягко постаралась внести ясность.

— Ты! — Трубка взревела так, что мне пришлось отвести ее на некоторое расстояние от уха. — Чтобы сегодня к шести часам вечера машина стояла около моей работы на своем месте! Тебе все понятно?

— Не получится, — кротко молвила я.

— Что?!

— Я ее разбила.

По ту сторону связи воцарилась гробовая тишина. Мой бывший пытался обработать полученную информацию.

Воспользовавшись случаем, морщась от боли в покалеченной руке, я нащупала на прикроватной тумбочке пульт и включила телевизор. Время утреннего выпуска криминальных новостей по НТВ. Подобные передачи я пропускать не должна, пусть хоть вся земля будет гореть под ногами синим пламенем.

— Как разбила? Что значит, разбила? — Ожил голос в трубке.

— Алекс, не заводись, что ты как маленький? Починят ее тебе, я договорилась с кем надо, уже эвакуатором ее забрали. Все чисто, происшествие нигде не зафиксировано.

— Что значит происшествие нигде не зафиксировано? Катька, ты что? Ты опять взялась за старое?

— О чем ты говоришь, милый? — Промурлыкала я, стараясь придать своему голосу невинность.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Ты вчера охотилась! Ты снова вышла на охоту! Что, весеннее обострение началось?

— Ну, вообще-то, у меня никогда ничто не заканчивалось. — Я демонстративно вздохнула в трубку. — Ты прекрасно знал всегда об этом. Просто делал вид, что ничего не происходит. Так тебе всегда было легче жить. Со мной, и без меня.

— Ты рехнулась окончательно! — Злоба в голосе Алекса исчезла, теперь в нем сквозила одна лишь тревога. Пронзительная и беспросветная тревога. — Ты взяла мою машину на свою проклятую охоту! Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Я же просил, не вмешивать меня в твои дела!

— Прости. У меня не было выхода. Мне срочно была нужна дорогая иномарка. Посуди сам, не могла же я угнать чужую машину.

— Да ты все можешь, Катька! От тебя можно ждать что угодно!

— Ну, хорошо, — произнесла я извиняющимся тоном. — Я могла бы угнать чужую машину. Но твою было проще.

— Ты больная, Кать. Ты понимаешь, что ты больная? Тебе нужен хороший психотерапевт. А лучше психиатр!

— Разговор окончен, милый. — Наша беседа начала заходить в опасное русло, нужно было ее закруглять. — Как только машина будет готова, я тебе ее подгоню. Через неделю. Ну… Может через две.

— Катька, ты...!

Я отключила мобильник и бросила его на кровать. Осторожно ощупала больное плечо, попыталась пошевелить рукой. Очень больно, но двигать можно свободно, значит ни перелома, ни вывиха нет. Люблю, когда день начинается с хороших новостей!

Встав с кровати, я, не одевая халата, прошлепала в ванную умываться. Подошла к зеркалу, висящему во всю стену, и ужаснулась. — О боже, неужели это я??

Отекшая не выспавшаяся физиономия, черные круги под глазами, прическа — отдохни моя расческа, … — это ладно, это еще ничего. А вот украшающий правую скулу здоровенный синяк, несколько бордовых борозд содранной кожи от левого виска через всю щеку, и ссадина на подбородке, — никак не вязались с моим имиджем тихой добропорядочной женщины, который так усердно культивируется мною.

Я включила душ. В нем что-то зашипело, в ванну плюхнулась слизь грязно-оранжевого цвета, и лишь затем хлынул поток ржавой воды. С тоской глядя на происходящее, я стала ждать, когда закончиться это безобразие, и пойдет горячая вода.

— … ВБЛИЗИ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ СТАНЦИИ. ОБЕЗОБРАЖЕННЫЙ ТРУП ДЕВУШКИ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО 18-25 ЛЕТ… — донеслось до меня сквозь шум воды.

Опаньки! Кажется что-то интересное! Я опрометью выскочила из ванной и быстро начала тыкать в кнопку пульта, прибавляя громкость телевизора. На экране показывали какой-то пешеходный мост через железнодорожные платформы. Толпилась полиция, полыхали мигалками автомобили. Камера оператора крупным планом наехала на носилки, накрытые сплошь окровавленной простыней.

— ЛИЦЕВЫЕ КОСТИ ЧЕРЕПА ОБЕЗОБРАЖЕНЫ ДО НЕ УЗНАВАЕМОСТИ УДАРАМИ ТУПОГО ПРЕДМЕТА, В СВЯЗИ С ЧЕМ, НА ДАННЫЙ МОМЕНТ, ИДЕНТИФИКАЦИЯ ТЕЛА ЗАТРУДНЕНА…

"Ни-хрена-себе-сказала-я-себе!.. Интересно, в каком городе это произошло? Черт, самое главное пропустила!"

Наконец, пошла нормальная вода. Приняв душ, и обернувшись полотенцем, я прошла на кухню, включила чайник и посмотрела за окно. Рассвело окончательно, и яркое весеннее солнце высветило знакомый до боли двор. Выпавший за ночь снег уже начал раскисать, и на дорожках стояла грязь вперемешку с талым снегом. Все это придавало и без того заброшенному двору еще более унылый вид.

Открыв холодильник, я извлекла сиротливо лежащее в нем одинокое яйцо. Зараза, как хочется кушать! Когда я в последний раз нормально ела?

Содержимое яйца плюхнулось на разогретую сковородку и аппетитно зашкворчало. Раздался щелчок, — чайник вскипел. Чашка кофе утром — это святое! Я насыпала растворимый кофе в свою любимую чашку, залила кипятком и вновь подошла к плите. Забывшись, ухватила ушибленной рукой сковородку и острая боль, словно длинное шило, пропорола от локтя до плеча. Сковорода хлопнулась на пол, неопробованная яичница размазалась по линолиуму. Пинок ногой по сковороде — и остатки моего завтрака грустными соплями украсили настенный кафель моей скромной кухоньки.

"Спокойно!.. Спокойно!.. Ты что вытворяешь, Хрюшка-Катюшка?"

Ладно, имею право. Недаром в моей школьной медицинской карте жирными красными чернилами было выведено:

"ИСТЕРОИДНЫЙ ТИП ЛИЧНОСТИ.

СКЛОННОСТЬ К НЕУПРАВЛЯЕМЫМ ПРИСТУПАМ АГРЕССИИ"

Правда, с той поры утекло немало воды. С тех пор я научилась контролировать свою психику. Вернее, делать вид, что научилась… При людях, во всяком случае… Это позволяет мне жить среди нормальных людей. Или выживать, это смотря, с какой стороны посмотреть.

Я выудила из пачки "Кента" сигарету, сделала глубокую затяжку, выпустила кольцо сизого дыма и глотнула кофе. Сигарета вместо еды. Такое со мной случается часто, но сегодня этого не будет. Раз не срослось с яичницей, пообедаю в ресторане у Резо. Деньги сегодня позволяют, вот только, в начале, нужно привести себя в порядок.

Я уселась на пуфик возле туалетного столика и принялась за макияж. Нанесла на лицо тональный крем, тщательно маскируя кровоподтек и ссадину. Наложила темные тени на веки, удлинила тушью ресницы, обвела специальным карандашом глаза, нанесла на губы черную помаду, под цвет моему маникюру на ногтях. Придирчиво оглядев себя в зеркало, я осталась довольна увиденным, и направилась к платяному шкафу.

Открыв его, я мысленно поблагодарила себя за то, что хотя бы сегодня все вещи более— менее разложены в порядке. Итак, можно начинать одеваться.

Черный бюстгальтер.

Черная кофта-сетка, с рукавами, одевающимися на палец.

Черные плотные колготы.

Черная короткая кожаная юбка.

Черные женские берцы с высокой шнуровкой.

Черная косуха из мягкой кожи, с кучей ремешков и серебряных бляшек.

"Если ты любишь черную одежду — значит, в тебе живет неуверенность, у тебя есть склонность к депрессиям, к неудачам. Ты — несчастна, чувствуешь себя лишней и чужой, неадекватно воспринимая окружающий мир." — Так внушал мне когда-то мой добрый доктор-психиатр. — "Если ты сменишь свою черную одежду на что-нибудь яркое, — говорил он, — вот увидишь, все твое кризисное состояние сойдет на нет, и это будет первым шагом к твоему выздоровлению."

Я, тогда еще маленькая соплюшка, послушно кивала головой, делая вид, что соглашаюсь с ним. Я готова была безропотно соглашаться с любой чушью, которую он заботливо вдалбливал мне в голову. Если бы мне сказали, что нормально — это бегать на четвереньках и лаять по-собачьи, я б незамедлительно бы встала и залаяла. Главное — казаться послушной. Это усыпляет бдительность тех, от кого ты находишься в зависимости.

Выйдя из лечебницы, в которой я провела половину своей маленькой жизни, — почти до самого совершеннолетия, — я окунулась в странный, чужой и враждебный для меня мир нормальных людей, мир от которого я уже успела отвыкнуть. И тут, я сделала для себя открытие — мир, в котором мы живем, это та же самая психушка, только очень большая. Наш мир безумен, и если хочешь в нем выжить — не привлекай к себе лишнего внимания, не выделяйся, притворяйся такой как все вокруг. Ну, а уж в этом деле, мне равных нет давно! Что же касается черного цвета — он не такой плохой и мрачный, как кажется на первый взгляд. Он дает мне ощущение скрытости от посторонних и чувство защищенности.

Я снова придирчиво оглядываю себя в зеркало в ванной. Ну, вот, совсем другое дело! Из зеркала на меня смотрит серо-зелеными глазами невысокая худенькая брюнетка с небрежно рассыпанными по плечам волосами. На лицо не красавица, но и не уродка. Одна из тысяч себе подобных. Старый шрамик, рассекающий пополам левую бровь, нисколько не портит вид, лишь придает внешности некоторую пикантность.

Удовлетворившись увиденным, я беру под мышку сумку, закрываю дверь квартиры на ключ, и не торопясь, спускаюсь вниз по лестнице, — лифт как всегда не работает.

Сухонькая старушка, перехватив поудобнее две битком набитые хозяйственные сумки, с трудом приоткрывает тяжелую дверь подъезда.

— Здравствуйте, Анна Тимофеевна!

— Здравствуй, Катюша. Здравствуй, доченька!

— Вы, я вижу, весь гастроном скупили? К войне готовитесь, что ли?

— Да кто знает, когда еще выберешься в магазин? Сегодня, вроде, все растаяло, а завтра морозец ударит, — так не смогу никуда выйти в такой гололед. Годы — вещь неприятная…

— Давайте помогу! — Я забираю у пожилой женщины тяжелые сумки с крупами и сахаром, и опять начинаю восхождение наверх, на шестой этаж.

— Спасибо тебе, родная. Добрая ты душа, Катюша!

— А как же сын? Не приезжает к вам, не помогает?

— А что, сын? Раньше приходил, а как отписала свою квартиру на его имя, так больше не появляется. Ждет моей смерти.

— Вот, сволочь. Хотите, я поговорю с ним?

— Оставь, Кать! Бог ему судья.

Я заношу сумки в нужную квартиру, и, помахав старушке рукой, сбегаю вниз, гулко стуча высокими каблуками берцев, слыша вслед:

— Дай Бог тебе, наконец, хорошего мужа, Катюша! И детишек!

— Анна Тимофеевна, вашими устами, да мед бы пить!..

На скамеечке возле первого подъезда сидит, греясь на весеннем солнышке, Иван Николаевич, то же пенсионер, крепкий еще мужик, лет шестидесяти пяти. Дома, видимо ему не разрешают пить, поэтому я часто встречаю его тут, на лавочке, с банкой пива и сигаретой.

— Мое почтение, Иван Николаевич!

— Приветствую вас, Катерина! Куда торопимся?

— Дела! Дела не ждут!

— Посидели б как-нибудь, поболтали бы за жизнь.

— Всенепременно!

Мы часто с ним сидим на этой скамейке, разговаривая о том, о сем. Он знает много интересных историй. Я тоже.

Мои соседи… Для них я одинокая приветливая молодая женщина, не шумная, не скандальная, не приводящая мужиков, не связанная с дурными компаниями. Идеал соседки. Меня такой образ устраивает, и я его тщательно поддерживаю.

Мой родной Подольск оживал после долгой зимы. Снег бессильно таял под теплыми солнечными лучами, со всех сторон доносился грохот лавин срывающихся с покатых крыш. Я шла по набережной Пахры, наблюдая, как журчащие струйки талой воды скапливаются в ручейки и устремляются на помощь еще не отошедшей ото льда реке. Ледяные глыбы в речном русле сопротивлялись, вздыбливались, наползали друг на друга, но в конце концов, сдавшись, сплавлялись вниз по течению. Зима позорно проигрывала борьбу с весной.

Свернув с набережной, я вышла к центру города, утопающего в потоках растаявшего снега. Деревья вдоль улиц, сбросили свои белоснежные покрывала и выглядели сейчас грустными и не защищенными. Ничего, осталось совсем немного, и скоро здесь все накроет тень от буйной зеленой листвы.

Двери ресторана "Аристократ’ъ" были уже приветливо открыты. Все верно, двенадцать часов дня — подходит время для бизнес-ланча. Войдя в темный уютный холл, украшенный в викторианском стиле, я была сразу же опознана, дежурившим у входа в малый зал, официантом:

— Добрый день, Екатерина Валентиновна! Проходите, пожалуйста.

Я удобно устроилась за маленьким столиком у стены с тяжелыми портьерами, обрамляющими черно-белые картины улиц старого Лондона. Вечером здесь во всю играют переливы джазового оркестра, сейчас же только тихо работал огромный плазменный телевизор над барной стойкой. Пока я делала заказ, к моему столику уже катился, широко распахнув руки, хозяин заведения — невысокий большеносый толстячок в дорогом костюме, с лысиной, обрамленной седыми волосами в виде опрятной подковы.

— Екатерина Валентиновна! Вы ли это? Сколько лет, сколько зим!

— Гамарджоба, Резо-батоно! — Я кокетливо протянула руку, позволив толстячку галантно чмокнуть ее. Хозяин уселся напротив меня, повелительно щелкнул пальцем официанту и что-то шепнул ему на ухо. Официанта тут же сдуло как ветром.

— Где пропадали? Почему так давно вас не было видно?

— Отдыхала на Сейшелах. — Брякнула я небрежно первое, что пришло в голову.

— Оу! Ну и как там?

— Нормально! Море — синее, солнце — желтое, пальмы — зеленые. Как и везде.

— Странно. Но вы совсем не загорели. — Старый лис с хитрым прищуром уставился мне в лицо.

Я выдержала его взгляд, и не отвела глаза в сторону:

— Мне нельзя загорать. Я очень белокожая, сгораю моментально.

Официант принес бутылку красного вина, проворно откупорил ее штопором, и разлил густую темно-гранатовую жидкость в два пузатых бокала.

— Позвольте вас угостить. — Резо протянул мне один из бокалов. — "Алазанская долина". Это вино доставляют мне прямо из Кахетии.

— Вы мой змей-искуситель! — Я чокнулась бокалом о бокал хозяина и пригубила сладкий терпкий напиток, оставляя на хрустале след черной помады.

— А знаете, я разгадал вашу тайну, Екатерина Валентиновна. — Узкие щелочки глаз моего собеседника по-прежнему искрили веселыми хитринками.

Моя бровь удивленно выгнулась.

— Мне кажется, вы — вампирша.

Я фыркнула прямо в поднесенный к губам бокал:

— Полно вам! С чего вы взяли?

— У вас белоснежная кожа и иссиня-черные волосы. Вы всегда используете черный макияж и одеваетесь во все черное. Вы не любите солнечный свет. И, наконец, не смотря на то, что вы очаровательная и сексуальная женщина, вы — всегда одна, я никогда не видел вас со спутником жизни.

Я опустошила бокал и поставила его на столик:

— Промашечка вышла. Если бы я была вампиром, я б сейчас спала, а приходила бы к вам в ресторан только ночью.

— М-да, действительно не стыкуется. — Лучики морщинок весело разбежались от серых пронзительных глаз толстячка.

Официант принес салат из куриных грудок, и я принялась за трапезу, всем видом демонстрируя, что ничто человеческое мне не чуждо.

— Что это у вас с лицом? — Резо нахмурился и слегка дотронулся до моей щеки. Только сейчас он заметил мои старательно затонированные и запудренные царапины. — Вас кто-то обидел? Вы только дайте знать…

— Поцарапалась об коралловый риф. — Я откинулась на спинку удобного мягкого кресла, закинула ногу на ногу и оправила юбку. — На Сейшелах!

По телевизору над барной стойкой показывали знакомую новостную картинку: железнодорожную станцию, полицейские машины с мигалками, тело, накрытое кровавой простыней…

— Прибавьте звук!, — попросила я бармена. Из плазменной панели понеслась скороговорка дикторши:

"СТРАШНАЯ НАХОДКА БЫЛА СДЕЛАНА ВБЛИЗИ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ СТАНЦИИ ГРИВНО В ГОРОДЕ КЛИМОВСКЕ, МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ. ОБЕЗОБРАЖЕННЫЙ ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ ТРУП ДЕВУШКИ, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО 18-25 ЛЕТ…"

Я замерла, вперив взгляд на экран плазмы. "Климовск! Это же совсем рядышком со мной! Всего в нескольких километрах!"

— Люди озверели совсем, — грустно констатировал Резо. — Екатерина Валентиновна, что с вами? Такое впечатление, что вы чем-то озадачились.

— Нет,.. — я покачала головой, — то есть, да… Нужно помараковать немного…

— В таком случае не буду вам мешать. — Хозяин поднялся со своего кресла. — Оставляю вас в столь необходимом одиночестве. Приятно было побеседовать.

Я вытащила из сумочки пачку сигарет с зажигалкой и прикурила, сходу сделав двойную затяжку с выдохом через нос. Мысли роились в голове как стая мух, разбуженных весенним солнцем.

Итак, некое чмо зверски расправилось с девчонкой. Реально ли его отыскать? Это зависит от многих причин. Если это сделал какой-нибудь неместный гастролер, например, залетный грабитель — шансов ноль. Если девчонка убита на почве ссоры или ревности кем-то из знакомых — убийство вполне раскрываемо, но это уже — прерогатива полиции, пускай сами с этим делом возятся. А вот если в Климовске объявился маньяк-убийца, то он крепко попал! Единственно, как не цинично это звучит, нужно дождаться еще хотя бы одной жертвы. Чтобы точно уже убедиться, что это — дело рук одного и того же человека. И тогда этот уебыш будет жалеть не только о том, что обагрил свои руки чужой кровью, но и еще, что вообще появился на свет.

Дело в том, что в Московской области вот уже несколько лет орудует еще один серийный убийца.

Это я. Приятно познакомиться, Екатерина. Возраст -29 лет. Разведена. Детей нет. Безработная. В порочащих связях незамечена. К уголовной ответственности не привлекалась.

У каждого серийного убийцы есть свой почерк. Своего рода визитная карточка, его особая фишка, если так можно выразиться. Есть такая фишка и у меня. Хотите знать какая?

Я — серийная убийца серийных убийц.