МАНЬЯК-ФЕСТ. Lancelot - "Невероятная история Фрэнсиса Стоуна"

Куда приводит любовь? Нормально ли для влюбленного человека быть одержимым? И сколько трупов оставляет за собой ищущий свою истинную любовь? Рассказ не содержит ответов, но поднимает вопросы. Действие этой невероятной истории разворачивается в Лондоне, в расцвет викторианской эпохи.

Автор: Lancelot.

Рассказ публикуется как участник конкурса "Маньяк-фест", приуроченного к выходу книги "13 маньяков".

Письмо первое

Милая Э.!

Я никогда не позволял себе обращаться к вам столь фамильярно, но надеюсь, что вы простите мне подобную вольность. Хотя нам никогда не суждено быть вместе, я всё равно храню самые нежные чувства по отношению к вам. Милая Э., каждый день я думаю о вас. Просыпаюсь и засыпаю я с вашим именем на устах. Я пишу эти письма, не надеясь, что вы их прочтёте, но они позволяют хоть как-то выразить переполняющие меня чувства.

Как вы знаете, я недавно покинул наш родной провинциальный городок. Несколько лет врачебной практики позволили сделать некоторые сбережения, а мои добрые родители помогли мне приобрести домик с участком в предместье Лондона.

Хайгейт — тихое, спокойное место. На его зелёных холмах раскинулись живописные усадьбы, обширные дикие парки и недавно открытое кладбище — одно из "великолепной семерки" новых приютов ушедших от нас душ, расположенных вокруг Лондона. Неподалеку от моего теперешнего дома жил знаменитый Сэмюэл Кольридж — но он умер задолго до моего переезда в Хайгейт. Подобно великому поэту, я сижу иногда на склоне холма, на котором расположен мой дом, глядя на поднимающийся от Лондона угольный чад и размышляя о былом и грядущем в тускло рдеющих лучах закатного солнца.

Милая Э.! Обладая живым и проницательным умом, вы, должно быть, прекрасно понимаете, что я неспроста затрагиваю тематику кладбищ и смерти. Эти печальные и жуткие слова будут и далее встречаться в моих письмах, но я уверен, что даже они никоим образом не смогут потревожить ваше ледяное, хотя и возлюбленное мной с неистовым жаром страсти, сердце.

Дело в том, что, отчаявшись найти в вас взаимность, я собираюсь создать себе идеальную невесту, которая будет похожа на вас, насколько это возможно.

Вы имеете полное право мне не верить, милая Э., и посчитать написанное ниже бредом сумасшедшего. Я не буду спорить с вами и переубеждать, но не могу и не приподнять перед вами завесу тайны, чтобы вам была понятна суть моих экспериментов.

Мне удалось найти ответ на, пожалуй, главный вопрос, будораживший лучшие умы человечества тысячелетиями. Подробно изучив труды Луиджи Гальвани и ряда других выдающихся учёных, я научился давать вторую жизнь умершим. Пусть праведный гнев не искажает ваших прелестных черт, милая Э. Я знаю, что повинен в страшном грехе, и готов ответить за него на Страшном суде. Молитесь за меня перед Господом, если в вас есть хотя бы толика сострадания к вашему несчастному поклоннику.

Однако я не поделюсь с вами всеми подробностями, даже если вы будете меня просить. Я осознаю, что подобные ужасные деяния должны целиком оставаться на моей совести, и не позволю запретным, богопротивным знаниям распространиться по миру.

Хайгейтское кладбище предоставляет источник великолепного материала для моих экспериментов, ведь лондонские юные леди умирают от чахотки и прочих причин достаточно часто. Одна их них, смею надеяться, скоро заменит мне вас. Я не верю в то, что есть на свете столь же прекрасные черты, но я постараюсь найти наиболее приближенную к идеалу внешность и наделить её похожим на ваш характером. Этому я и посвящу свои дальнейшие опыты, о ходе которых буду писать вам в следующих письмах.

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 8 апреля 18ХХ года

Письмо второе

Милая Э.!

Я начал свои опыты, и пока что всё продвигается отлично. Я подружился с кладбищенским сторожем Генри. Этот почтенный пожилой человек оказался добрым и разговорчивым джентльменом без предрассудков. Когда я сказал ему, что люблю гулять по ночным кладбищам, и подкрепил свою заинтересованность небольшой суммой денег, он улыбнулся и сказал, что не будет обращать внимание на мои посещения в неурочное время.

Я стал внимательно наблюдать за похоронами на кладбище и ждал подходящего для моих целей тела прекрасной юной леди, чтобы вскоре после погребения прийти за ней. Тем временем, я обустроил лабораторию в особняке. Для осуществления опытов необходима огромная сила тока, поэтому я приладил к башенке дома массивный молниеотвод из специального сорта стали. Теперь это — самая высокая точка в округе, ведь особняк расположен на холме, так что даже крест ближайшего собора находится ниже него. Поясню вам, милая Э., что молния бьёт обычно в самую высокую точку местности, а металлические предметы притягивают небесный огонь более охотно, чем каменные или деревянные.

Кроме того, я оборудовал глубокий погреб, который служит для охлаждения и сохранения тела. Очевидно, что проводить эксперименты в обычных комнатных условиях невозможно — мёртвые тела подвержены гниению. Без прохладного погреба моя невеста успеет разложиться прежде, чем я смогу дать ей новую жизнь.

Кроме того, я разместил в своём скромном поместье давно заготовленные приборы, препараты и механизмы, которые служат моей цели — созданию идеальной невесты.

Когда я провёл все необходимые приготовления, счастливый случай привёл на кладбище идеально красивую девушку, Эмму. Её отец, торговец, был не очень богат, но на похороны любимой дочери средств не пожалел. Вопреки распространённому мнению, среди дельцов можно встретить много добрых и сострадательных душ. Эмма умерла от чахотки, потому родня была готова к её смерти заранее.

Льняные волосы девушки лежали идеальными локонами, мертвенная бледность шла ей, и в окружении белоснежных лилий и роз она казалась невероятно прекрасной. Я узнал, что у неё были ярко-голубые глаза, цвета которых я не мог увидеть в торжественном сне смерти. Но я — тот, кто сможет прервать этот сон, впервые в истории человечества!

Я проник ночью на кладбище, использовав стремянку для того, чтобы перелезть через забор. Разрыв свежую могилу, я добрался до гроба — и, использовав нехитрые инструменты, смог его вскрыть. После извлечения моей невесты я забросал место захоронения землёй и аккуратно прикрыл дёрном. Теперь никто не заметит пропажи тела — разве что кому-то придёт в голову специально обыскивать могилу.

Генри, как и обещал, не обратил никакого внимания на моё появление — а может быть, просто спал в своей каморке на окраине кладбища.

Близился рассветный час, когда я внёс Эмму под своды своего дома — дома, который отныне станет для неё родным. Оставив невесту в погребе, я пишу это письмо вам, милая Э.. Скоро я совершу величайший опыт в истории человечества — и смогу тем самым излечить рану, которая зияет в моём сердце с той поры, как я полюбил вас.

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 3 мая 18ХХ года

Письмо третье

Милая Э.!

Увы, мой эксперимент завершился неудачно. Нам с Эммой не суждено быть вместе. Однако это вовсе не означает, что я брошу свои опыты. Напротив, моя первая невеста помогла мне приблизиться к решению загадки, которую я, поддавшись безрассудной самонадеянности, считал уже разгаданной. Впрочем, расскажу обо всём по порядку.

Прошло всего несколько дней после моего проникновения на кладбище, когда наконец-то возникли необходимые для моего опыта условия. Природа сжалилась над вашим бедным поклонником, и над Лондоном разразилась гроза. Увидев первые признаки её приближения, я приготовил все необходимые для эксперимента препараты. Когда на западе засверкали зарницы, а до моих ушей донеслись гулкие раскаты грома, я спустился в погреб и заперся там вместе с телом Эммы.

Гроза была очень сильной. Это был настоящий шторм, какие случаются в первые дни мая. Даже находясь в подвале, я слышал завывания ветра и грохот потоков воды, низвергавшихся с небес. Казалось, сам Господь Бог одновременно смилостивился надо мной и посылал мне предупреждение о каре, грозящей мне за моё безрассудное высокомерие.

И вот случилось то, чего я так долго ждал: столб небесного пламени ударил в молниеотвод, и разряд электричества дошёл до моей подземной лаборатории. Как я уже писал вам, милая Э., я не открою вам подробностей того, что произошло далее. Лишь расскажу, что опыт прошёл успешно. Через несколько минут я увидел, как грудь Эммы начала медленно вздыматься, а под кожей стало наблюдаться рефлекторное движение мышц. Я спешно заземлил молниеотвод и поспешил к моей невесте. В этот миг она открыла глаза — и я увидел их, эти голубые кристаллы, не тронутые разложением, так похожие на ваши прекрасные очи. Однако у Эммы не было сил на большее, и она снова уснула. Я бережно перенес её в спальню.

Поставив рядом заранее приготовленную еду и воду, я какое-то время ждал, не проснется ли моя невеста. Однако она спала сладким сном. В изнеможении я лёг рядом с ней и также попытался уснуть. Из-за волнения сон не шел ко мне, и я не смог сомкнуть глаз до тех пор, пока гроза не прекратилась, а звуки грома и шум ливня не сменило спокойное постукивание капель по крыше. Тогда я наконец-то временно покинул этот мир. Почему-то снилась мне не Эмма, а вы, милая Э. Мы гуляли по солнечным холмам и любовались родным городом, который виднелся вдалеке. Родные луга, участки леса, полосы кустарника, крестьянские повозки, медленно движущиеся по извилистым дорогам... Мы о чём-то разговаривали, и светлая улыбка озаряла ваши ангельские черты.

Проснулся я на рассвете из-за того, что почувствовал отвратительный запах разложения. Вся комната была пропитана им. В ужасе я вскочил с кровати. Ошибки быть не могло — источником зловония была Эмма. Она по-прежнему дышала, но было очевидно, что процесс разложения продолжался даже после того, как она ожила и, более того, существенно ускорился.

Борясь с приступом тошноты, я обернул Эмму в одеяло и поспешил с ней обратно в погреб, где заранее приготовил подобную могиле закрытую нишу для хранения тел. Я бросил в неё свою невесту и надёжно запер на засов снаружи. Милая Э., вы не представляете, насколько я был ошеломлен, напуган и разбит. Лишь одно потрясение в моей жизни было сильнее этого — тот час, когда я узнал, что никогда не смогу надеяться на вашу взаимность. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, руки мои дрожат (вы, без сомнения, можете определить это по почерку), хотя прошло уже больше недели с того злополучного утра.

Два дня я не мог есть и лишь безучастно лежал на диване в гостиной, в ужасе от содеянного. Мне было страшно вновь касаться Эммы, и я решил, что оставлю её в надёжно запертой нише, а тем временем постараюсь решить задачу сохранения оживлённого тела. И вот на третий день в лихорадочном бреду мне пришла в голову идея, столь же блестящая, как и само моё изобретение. Я стал работать над веществом, позволяющим предотвратить дальнейшее разложение, и, похоже, сегодня мне наконец-то удалось получить долгожданный образец. Теперь я смогу повторить свой эксперимент. Как жаль, что моей невестой станет не Эмма, ведь я уже почти успел полюбить её! Будет трудно найти столь же прекрасную девушку, но я не оставляю надежд и верю, что рано или поздно мои опыты завершатся триумфом.

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 14 мая 18ХХ года

Письмо четвёртое

Милая Э.,

Спешу сообщить вам о том, что редкая удача вновь сопутствует мне. Я нашёл новую избранницу. Её зовут Эмили. Не буду упоминать фамилии моей невесты, хотя её и не так трудно найти в последних новостях, ведь скоропостижная кончина юной наследницы дворянского рода поразила весь Лондон. Говорят, она погибла, заразившись тропической лихорадкой от своего старшего брата Джонатана, который незадолго до этого вернулся из Индии. Бедная леди ещё в апреле блистала на балах в усадьбах Вест-Энда, а теперь её тело несут в открытом гробу по Хайгейтскому кладбищу. Говорят, она была бесподобно прекрасна при жизни, но смерть придала её чертам поистине ангельское спокойствие и неземную привлекательность. Лицо её стало ещё более идеальным из-за бумажной бледности аристократической кожи, а касавшиеся бархатной подушки чёрные волосы великолепно его оттеняли.

Эмили, судя по тому, что я успел о ней узнать, при жизни была весьма чувственной и своевольной натурой. Ходили даже слухи о том, что отец после очередной шалости пригрозил ей лишением наследства, но я не склонен верить в подобные россказни.

Я посетил сегодня похороны прекрасной аристократки. Меня, разумеется, не пустили к гробу, но издалека я наблюдал за процессией скорбящих родственников и чинно-торжественных немых плакальщиков. Отец Эмили, достопочтенный сэр Уильям, был убит горем, а брат безутешно рыдал у её могилы. Милая Э., я уверен, что ваше сердце сжимается от сострадания, пока вы читаете эти строки. Можете ли вы представить, как горько было мне? И какую нестерпимую боль испытал бедный Джонатан, присутствовавший на похоронах возлюбленного существа, невольной причиной гибели которого он стал?

Не в силах более видеть это скорбное зрелище, я удалился, чтобы вернуться на кладбище под покровом ночи.

Удача вновь улыбнулась мне, и никто не помешал осуществить задуманное мероприятие. Как и бедную Эмму, я извлёк Эмили из могилы. На сей раз я действовал более быстро и решительно, ничего не опасаясь, да и дело для меня стало уже в какой-то мере привычным. Пока я закапывал гроб, скрывая следы своего присутствия, на землю начали падать первые капли дождя. Перелезая через забор, я увидел первую зарницу, а к дому я подходил уже под проливным дождём. Белоснежное платье моей невесты успело изрядно намокнуть, как и мой сюртук, и потому ноша моя значительно утяжелилась. Однако мне, окрылённому приближением триумфа, она казалась легкой, словно пушинка.

Я ворвался в лабораторию и бережно опустил тело Эмили на заранее приготовленный операционный стол. В этот миг мне показалось, что из ниши, в которой была замурована Эмма, раздался стук, словно бедняжка пыталась вырваться на свободу из заточения. Несколько мгновений я колебался, но отбросил сомнения и продолжил эксперимент. Стабилизирующая сыворотка, которую я изобрёл, гарантировала, что моя новая невеста не повторит судьбы несчастной Эммы. Мешкать было нельзя, потому я как можно скорее проверил все соединения и крепления моего аппарата. И через несколько минут мои усилия были вознаграждены: молния ударила в стальной шпиль, даровав устройству электрический разряд и наградив Эмили новой жизнью.

Я наблюдал, как начали пульсировать её жилы, а бледные щёки озарил румянец. Милая Э., она прекрасна, хотя даже самые безупречные черты для меня никогда не смогут сравниться с вашим совершенством.

Чтобы сыворотка подействовала, мне необходимо было оставить Эмили в прохладном подвале на несколько часов. Я осторожно отвязал её от операционного стола, тихо прокрался на лестницу и запер за собой дверь. Теперь я пишу эти слова вам, милая Э., и каждую минуту порываюсь навестить свою невесту. В следующем своём письме я расскажу вам, как прошло наше первое свидание. Я приготовил для неё алые розы и собираюсь откупорить бутылку лучшего вина, которое смог найти в Хайгейте!

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 20 мая 18ХХ года

Письмо пятое

Милая Э.,

Господь вновь покарал меня за высокомерие, и печаль моя не знает предела. Я не знаю, что мне делать теперь, ведь мой опыт, завершившись столь славно, вызвал такие печальные последствия. Но обо всём по порядку.

Гроза бушевала всю ночь, и за два часа до рассвета я наконец-то спустился в подвал. Открыв дверь, я увидел Эмили. Она плакала, закрыв своё прелестное личико ладонями. Услышав скрип двери, она отняла руки от лица и посмотрела на меня.

В её взгляде было что-то неестественное. Странно было ожидать, что едва вернувшаяся из могилы леди может быть похожа на обыкновенную девушку. Глаза её смотрели слегка косо и как будто мимо меня, губы шевелились, словно она что-то беззвучно шептала, а руки беспокойно теребили подол платья, запачканный одним из моих препаратов. Мы так и стояли друг напротив друга, не смея промолвить ни слова. Я застыл, как кролик перед взглядом удава.

— Кто вы? — она наконец-то решилась нарушить молчание, выведя меня из ступора, — я почти ничего не вижу. Где я? — её голос дрожал и срывался. Он был хриплым, как будто горло девушки всё ещё терзала страшная болезнь, ставшая причиной её безвременной гибели. Мне едва удавалось разбирать слова — они больше походили на смесь шипения и рычания.

— Эмили, не волнуйтесь, — совет скорее мог бы быть обращён ко мне самому. Я перевёл дыхание и продолжил, — Меня зовут Фрэнсис. Фрэнсис Стоун. Вы можете мне не поверить, но я спас вас из лап смерти. Присядьте, давайте поговорим…

— Вы… — её невидящий взгляд блуждал по подвалу, будто пытаясь найти что-то. Затем он остановился на моём лице, и в этот момент слова Эмили зазвучали совсем по-другому, — Где мои родители? Где я? Вы… Как вы смеете? — её голос, до того робкий, отдавался в моих ушах звуками полкового горна, завывающей на площади толпы и рычащего дикого зверя. Рёв, визг, стон слились в этом отчаянном возгласе.

В этот миг вновь раздался стук со стороны ячейки, в которой была замурована Эмма. Её стон соединился с криком Эмили, и я в ужасе попятился, отступая к лестнице.

Пока я находился в замешательстве, Эмили ринулась к выходу и устремилась вверх по ступеням. Когда я, словно в полусне, протянул руку, чтобы остановить леди, та с негодованием и отвращением отбросила её в сторону.

Через несколько мгновений я услышал громкий хлопок входной двери — моя несостоявшаяся невеста выбежала наружу. Я стоял на лестнице, ошеломлённый и сломленный произошедшими событиями. Удаляющиеся раскаты грома достигали моих ушей, но я будто не слышал их. Через несколько долгих минут я нашёл в себе силы сдвинуться с места. Я тихо подошёл к двери, за которой находилась Эмма, и прислушался. Было тихо, как в могиле. Никто не кричал и не шевелился. Должно быть, перед этим я слышал предсмертный стон — бедняжка наконец-то умерла во второй раз, окончательно оставив этот жестокий мир.

"Наконец-то" ! Милая Э., вы, должно быть, сейчас негодуете и возмущаетесь моим бессердечием, и я ничего не могу вам возразить. Моё сердце ожесточилось с той поры, как я потерял вас, и окончательная гибель столь невинного существа, пусть и искажённого уже последствиями первой смерти, приносит мне лишь облегчение. Но, увы, не делает меня счастливее.

Я вслушивался в шум дождя и раскаты грома ещё какое-то время, после чего поднялся наверх. Судя по всему, Эмили выбежала наружу и направилась в сторону ближайшего парка. Насколько я успел заметить, зрение её после чудесного воскресения не восстановилось, а хриплый голос лишь подтверждал мою догадку: вторая жизнь была подарена леди слишком поздно. К этому моменту процесс разложения уже начался, и им были затронуты многие важные и уязвимые органы её нежного тела. Глаза, голос и, без сомнения, головной мозг Эмили успели понести невосполнимые потери до того, как она поднялась со стола в подвале моего особняка.

Кроме того, её высокое происхождение и аристократическое воспитание также могли сыграть роль в произошедшей трагедии. Будь Эмили девушкой из бедной семьи, она бы скромнее вела себя со своим спасителем. Не удивительно, что благородная леди была разгневана. Какой-то безвестный учёный возомнил, что вправе творить с ней столь богомерзкие деяния (если она вообще успела осознать суть происходящего)!

Милая Э., сейчас я дописываю это письмо и собираюсь ложиться спать. Я расстроен, но не настолько безнадёжно, как в прошлый раз. Похоже, я знаю, как преодолеть возникшие трудности, и сделаю всё для того, чтобы наконец-то обрести невесту, которая позволит мне наконец-то забыть о вас.

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 21 мая 18ХХ года

Письмо шестое

Милая Э.!

День за днём проходят, как в тумане. Впрочем, это вовсе не метафора. Лето выдалось на удивление прохладным. Дым висит над Лондоном, смешиваясь с атмосферной влагой, и образует невесомое покрывало, которое душит всех жителей этого огромного города. Я уже упоминал об этом в своём первом письме отсюда. Впрочем, здесь, в Хайгейте, краю парков и особняков, дымное удушье почти не ощущается.

В моей душе, милая Э., царит такая же мрачная и гнетущая атмосфера, как над угольной котельной в самом центре Лондона. Я переживаю последствия своих неудачных экспериментов, и пытаюсь изыскать средства для того, чтобы моя следующая попытка, наконец, стала успешной.

Я много гуляю по городу, и обошёл его полностью, от садов и парков Вест-Энда до грязных портовых кварталов. Именно там, на востоке Лондона, я и составил одно весьма любопытное и полезное знакомство.

Я сидел в одном из немногих более-менее приличных трактиров Ист-Энда и медленно пил относительно пристойное виски, погрузившись в чтение очередного медицинского труда. С того момента, как я вошёл, за мной наблюдал один из посетителей. Я отметил это сразу, хотя он и смотрел на меня осторожно, украдкой. После того, как я заказал второй стакан, он, однако, решился подсесть ко мне.

Выглядел он весьма любопытно — даже в пёстрой толпе Ист-Энда он выделялся своей внешностью. Незнакомец был небольшого роста, но крепкого телосложения. У него была тёмная кожа (среди предков парня наверняка были африканские рабы) и коротко остриженные чёрные курчавые волосы, а в ухе болталась крупная золотая серьга. Говорил он с сильным акцентом, определить происхождение которого не представлялось возможным. Одевался молодой человек как типичный моряк, но скорее не современный матрос, а пират из историй о сундуках с сокровищами, охраняемых морским дьяволом.

Джимми, как звали моего нового знакомца, по книге и очкам сразу же опознал во мне человека образованного. Как оказалось, он искал, куда бы пристроить свой диковинный товар — волшебные снадобья, которые ему каким-то хитроумным способом удалось добыть у диких колдунов Карибских островов и сельвы долины Ориноко. Он рассказывал о чудодейственных свойствах кое-каких редких растений, и некоторые из них в крайней степени меня заинтересовали.

Беседа закончилась тем, что Джимми уступил мне некоторое количество снадобий за достойную, не не очень обременительную для меня сумму, с которой я расстался с радостью. Хранились они, как было принято у шаманов Вест-Индии, не в стеклянных флаконах, а в мелких плодах тыквы.

Похоже, я наконец-то нашёл то, что так долго искал — зелье, которое наконец-то позволит мне сделать невесту кроткой и скромной. У меня созрел новый план, и он поможет мне наконец-то достичь моей цели.

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 12 июня 18ХХ года

Письмо седьмое

Милая Э.!

Пришло время посвятить вас в детали моего плана, связанного с другой девушкой, доселе вам не знакомой. Я обязан, однако, предупредить вас о том, что он поистине ужасен, а глубина бездны, в которую я намереваюсь ввергнуть себя, просто невообразима.

Говоря о девушке, я имею в виду вполне определённую особу. Я провёл все необходимые приготовления, сведя знакомство с прачкой Лиззи О’Р., которая проживает неподалёку от таверны Спаниардс Инн.

Милая Э., вы можете спросить, как же связана живая и ещё цветущая Лиззи с моими экспериментами по возвращению с того света усопших? В этом месте я вынужден открыть ту часть плана, которая может повергнуть вас в ужас более, чем что-либо из того, что вы уже могли прочитать в моих предыдущих письмах.

Для того, чтобы воскресить невесту, мне будет необходимо сначала совершить убийство. Да, этот грех я не решался брать на себя ранее, но теперь, когда пути назад больше нет, я понимаю, что это — единственный способ добиться желаемого результата. Дело в том, что для полноценного воскресения мёртвой девушки необходим целостный головной мозг, который не успел подвергнуться разложению. Проведя некоторые исследования, я выяснил, что оно начинается уже в течение нескольких минут после гибели. Потому удачное проведение моего опыта возможно лишь в том случае, если она произойдёт в рассчитанный мной момент. Не будучи ангелом смерти, я не могу этого гарантировать — но могу призвать его на голову той несчастной девушки, которой впоследствии суждено заменить вас.

Ни в коей мере не отрицаю всего ужаса и постыдной греховности своего деяния, милая Э., но всё же не могу и считать его полноценным убийством. Да, девушка умрёт, но вскоре она вернётся в этот мир, так что счёты со смертью мной будут сведены. Чудесное воскресение позволит пусть в малой мере, но искупить человекоубийство.

Разумеется, я не решился бы подвергнуть такой процедуре достойную леди, потому мне придётся прибегнуть для этого к услугам падшей женщины. Известно, что Лиззи, как и многие девушки в Лондоне и предместьях, занимается проституцией, будучи не в силах обеспечить себе средства на жизнь одной лишь честной работой. Я назначил ей встречу завтра вечером у меня дома.

Милая Э., прошу умерить ваше негодование и дочитать моё письмо до конца!

Да, уподоблять уличную жрицу любви столь совершенному и благородному созданию, каковым являетесь вы, — совершенно недопустимо. Как вы знаете, ни одна девушка в мире не способна сравниться и с вашей тенью. Но для создания подобия вашей доброй натуры падшая женщина сгодится не хуже любой другой.

Мой секрет прост: снадобье, которым снабдил меня мой мимолётный знакомый Джимми. Этот отвар позволит мне сделать с душой моей новой невесты всё, что я пожелаю — и грязный сосуд, который погибнет ради высокой цели, возродится вновь совершенно невинным существом, кротким и бескорыстным. Таким образом, помимо воскресения, я дарую ей избавление от греха, прискорбной жертвой которого юная девица успела стать.

Судя по всем признакам, на Лондон надвигается гроза. В случае, если мой прогноз оправдается, уже завтра я наконец-то обрету невесту, которая скрасит моё одиночество, на которое я обречён с тех пор, как потерял вас.

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 19 июня 18ХХ года

Письмо восьмое

Милая Э.!

В прошлом письме я так почти ничего и не написал о Лиззи, а, между тем, она достойна краткого рассказа. Родилась девушка в Ирландии, земле, которая в последние годы непрерывно терпит бедствия. В попытке спастись от голода, поразившего зелёный остров, её родители перебрались в предместья Лондона, когда Лиззи была ребёнком. Впрочем, она и сейчас ещё — сущее дитя. Предки Лиззи — ирландские дворяне, но распространение английского владычества на остров сделало её происхождение ничего не значащим. Через несколько лет после переезда родители её умерли в Лондоне от голода, болезней и нищеты.

Сама она каким-то чудом дожила до сознательного возраста, и всё это время работала, не покладая своих изящных ручек. Выбор возможных занятий для девушки её возраста и положения в Лондоне весьма невелик. Лиззи нашла для себя место в прачечной. Однако на этой адской работе она подорвала своё хрупкое здоровье, и сил на тяжёлый труд у неё не оставалось. Отчаявшись, девушка была вынуждена предаться пороку. Лиззи не рассказывала мне подробностей, но уверен, что падение произошло не по её воле.

Итак, я пригласил девушку к себе домой для того, чтобы победоносно завершить серию своих опытов. Я намерен воскресить Лиззи — а для этого мне сначала потребуется её убить. Яд, который я так кстати приобрёл у Джимми, послужит для этой цели наилучшим образом. Это — сок южноамериканского растения Strychnos toxifera, известный под названием кураре. Я нанёс его на скальпель, которым сделаю надрез на нежной коже Лиззи в районе плеча. Думаю, мне удастся сделать это незаметно для неё — лезвие остро отточено, боли она даже не успеет почувствовать. Произойдёт это в момент, когда начнётся гроза. Смерть наступит очень быстро, после чего я смогу перейти к следующей части моего плана, о которой вы уже в достаточной степени осведомлены.

Если мне повезёт, то между временем смерти и воскресения Лиззи пройдёт всего несколько минут. Это будет означать, что головной мозг и другие нежные органы её останутся в полной сохранности, и оживлённая девушка будет так же умна и красива, как и при жизни.

Однако это ещё не всё. Как я уже писал, Джимми поделился со мной ещё одним чудесным препаратом. Он используется карибскими колдунами для того, чтобы смирять своих врагов, делая их послушными слугами. После длительного курса терапии такие люди становятся полезными рабами. В тех диких местах их называют зомби. Они могут работать под палящим солнцем до полного истощения, не ропща и не восставая против такого прискорбного положения дел. Воистину, знахари этих непросвещённых народов жестоки и мстительны, что лишний раз доказывает, насколько они далеки в развитии от нас, цивилизованных жителей Европы. Их первобытные нравы настолько дики, что я, честно говоря, порой сомневаюсь в том, что эти создания относятся к роду человеческому.

Но я не таков, милая Э.! Я применю то же роковое снадобье во благо, как умелый врач использует гомеопатические пилюли, содержащие смертельный яд, для того, чтобы излечить ужасную болезнь.

Невинно погибнув от моей руки, Лиззи очистится от скверны и восстанет непорочной. А карибское снадобье сделает её кроткой и покорной, словно агнец Божий. Именно о такой невесте я и мечтал так долго. Милая Э., я надеюсь, вы рады, что сегодня же ночью я обрету то счастье, которого я не смог обрести рядом с вами.

Навеки ваш,

Фрэнсис

Хайгейт, 20 июня 18ХХ года

Письмо девятое

Милая Э.!

Я пишу эти строки прямо в своей лаборатории, дабы поделиться с вами своей радостью.

Мой эксперимент на сей раз завершился окончательным и идеальным успехом. Вскоре после первого раската грома Лиззи умерла от яда кураре, нанесённого мной на скальпель. У неё остановилось дыхание и перестало биться сердце Затем сработало противоядие, благодаря которому стало возможным воскресение моей невесты. Удар молнии — и она снова ожила. Я ввёл ей зелье, о котором говорил выше, и жду, когда её прелестные зелёные глаза откроются вновь.

…

Милая Э.,

Лиззи наконец-то проснулась, но боюсь, что мне не удастся завершить это письмо. Я постараюсь описать окружающие обстоятельства до того, как мне предстоит с ними столкнуться.

Как только Лиззи проснулась, я снова услышал шум, доносящийся из ниши, в которой покоится злополучная Эмма. Она всё-таки не умерла окончательно. Более того, стук в её темнице звучит всё громче. Стена сотрясается от ударов, которые могут поспорить с раскатами грома. Я собирался спастись от этого шума наверху, но, когда я поднялся по лестнице, в окне я увидел Эмили! Она протягивала ко мне руки и что-то нечленораздельно хрипела, готовясь разбить стекло и добраться до меня! Похоже, она обвиняет меня во всех своих бедах. Её некогда прекрасные черты лица перекошены гневом и отчаянием, я никогда не видел ничего столь отвратительного. В ужасе я вернулся в подвал, захлопнув за собой зверь.

Я задвинул изнутри засов и вернулся к Лиззи. Пока я пишу эти строки, она нежно обнимает меня, ещё ничего, должно быть, не понимая. Я слышу, как сотрясаются стены ниши, чувствую, как от ударов Эмили разбиваются оконные стекла. Они ревнуют меня к новой невесте и не могут допустить мысли о том, что я могу быть счастлив после всего, что произошло с ними по моей вине в этой лаборатории, и сделают всё, чтобы разлучить нас с Лиззи. Сейчас они ворвутся сюда и растерзают нас!

Эмма почти сбила засов с двери своей тюрьмы, а Эмили прорвалась через окно, спустилась по лестнице и уже царапает дверь лаборатории — я слышу ужасный треск её ломающихся ногтей. Крики моих прошлых невест сливаются с раскатами грома, вселяя в моё сердце поистине неописуемый ужас!

Милая Э., когда до вас дойдёт это письмо, прошу вас, молитесь за меня, потому что я нахожусь в одном шаге от ада, на дорогу к которому имел дерзость столь безрассудно встать. Прощайте.

(залито чернилами)

Отчёт о расследовании дела доктора Фрэнсиса Стоуна

Инспектору Эдварду Бейкеру

от детектива-констебля Лесли Харпера

Уважаемый инспектор Бейкер,

Материалы расследования дела о смерти доктора Фрэнсиса Стоуна представлены в приложенных протоколах. От себя же я добавлю некоторые наблюдения, которые в сумме с ними, смею полагать, позволят воссоздать ясную картину произошедшей трагедии.

Тело доктора Стоуна было обнаружено в подвале с признаками коллапса сердца (что было позднее подтверждено вскрытием). Вся картина происшествия выглядела поистине устрашающе. Стоит начать с того, что погибший был найден вместе с трупом девушки. Очевидно, что непосредственно перед смертью Доктор Стоун заключил его в свои объятия, которые оказались настолько сильными, что тела пришлось разделять при помощи довольно сложных и весьма неприятных манипуляций, описание которых я предпочту пропустить. Рядом с телами была обнаружена стопка запечатанных конвертов с письмами, адресованных некой Э..

Одно из писем находилось там же без конверта и, судя по его содержанию, было дописано доктором непосредственно перед смертью. Рядом с ним лежали перо и опрокинутая чернильница. Из-за чернильного пятна последние строки письма трудно разобрать.

Другое женское тело (которое было обнаружено первым) лежало возле дома мистера Стоуна, около окна. Труп темноволосой девушки в белом похоронном платье подвергся тщательной обработке, вследствие чего хорошо сохранился и поддавался опознанию несмотря на то, что с момента её смерти прошло более месяца.

В результате обследования было также обнаружено ещё одно женское тело. Оно находилось в нише, расположенной в подвальной лаборатории. Труп сохранился хуже предыдущих двух. Он был в сильной степени обезображен процессом гниения, и исходящий от него отвратительный запах значительно затруднил извлечение и опознание тела.

Личности всех трёх погибших девушек установлены. Первое тело принадлежало Элизабет О’Р., ирландке, бывшей прачке, которая в последнее время занималась проституцией. Второе (обнаруженное на лестнице) — леди Эмили Ч.. Третье (из кладовки) — Эмме С., дочери торговца. Однако доктор Стоун определённо не был убийцей Эммы и Эмили — девушки умерли до того, как он с ними познакомился. Обстоятельства их смерти описаны в приложенных к отчёту документах.

Единственным исключением является Элизабет О’Р.

Согласно показаниям свидетелей, Элизабет О’Р. ещё утром 20 июня пребывала в добром здравии. Она самостоятельно пришла в особняк доктора Стоуна, где была отравлена им с использованием сочетания кураре и неопознанного состава растительного происхождения.

Скальпель был обнаружен неподалёку. Результаты экспертизы показывают, что с его помощью был сделан надрез в области лопатки погибшей. Вследствие этого яд попал в кровь и вызвал смертельную остановку дыхания. Тело находилось на операционном столе, соединенным сложной системой металлических проволок с молниеотводом, установленным на крыше особняка. Судя по содержанию писем, доктор предполагал, что разряд молнии способен оживлять погибших. Однако экспертиза показала, что единственным его эффектом стали ожоги (места соприкосновения проволоки с телом Элизабет О’Р слегка обуглились).

Мотив убийцы описан в его предсмертных записках в достаточно полной мере и не вызывает сомнений. Из всего вышесказанного следует, что как убийство, так и осквернение могил были совершены доктором Стоуном в состоянии помутнения рассудка.

Мне представляется очевидным тот факт, что доктор Стоун намеренно поселился рядом с Хайгейтским кладбищем, чтобы по ночам выкапывать из могил трупы недавно погибших девушек и проводить над ними свои эксперименты. Вскрытие могил Эмили Ч. и Эммы С. полностью подтвердило выводы следствия. В ближайшее время тела будут захоронены повторно.

Известно, что незадолго до переезда доктора в Хайгейт скончалась его подруга, Э. Миллер. Она умерла от пневмонии 18 февраля 18ХХ года. На похоронах Э. доктор Стоун, увидев тело, плакал и громко сожалел о гибели леди, бывшей его возлюбленной, не гнушаясь богохульных слов, вследствие чего гости были вынуждены увести его подальше от гроба. Согласно показаниям очевидцев, с той поры он начал проявлять явные признаки потери рассудка. Доктор Стоун перестал общаться со всеми своими друзьями и коллегами, продал дом и купил особняк в Хайгейте, где и разыгралась описанная в данном отчёте трагедия.

Из немногочисленных свидетельств родственников следует, что доктор Стоун поставил перед собой фантастическую задачу оживления мёртвых тел, что подтверждается приложенными записками, о которых я подробнее написал выше. Он обустроил новое поместье сообразно своим нуждам: установил массивный молниеотвод на цоколе крыши, оборудовал подвальную лабораторию и поместил туда различные приборы и препараты, необходимые, с его точки зрения, для воскрешения мёртвых. У нас нет никаких доказательств успешности опытов, потому я склонен считать все "научные" выводы доктора Стоуна плодами его больного воображения, вызванного к жизни помутнением рассудка, которое возникло вследствие понесённой им невосполнимой утраты.

Заключение: смерть доктора Стоуна наступила в результате коллапса сердца, вызванного нервным приступом.

Детектив-Констебль Лесли Харпер

29 июня 18ХХ года