Несговорчивая пища

Этот рассказ - предыстория цикла романов "Вендари", над заключительной третьей частью которого сейчас работаю. Написанный в моем излюбленном стыке жанров хоррора и научной фантастики.

  Габриэла Хадсон любила мотоциклы. Особенно Дукатти. Модель 2048 года. И пусть с того дня, когда эта модель впервые увидела свет, прошло уже более десяти лет, любовь ничуть не ослабла. Наоборот. Лишь стала сильнее. Габриэла выросла и чувства выросли вместе с ней. Сильные, яркие чувства. Если бы такие были у нее и к мужчинам, то жизнь можно было бы считать сложившейся. Но любовь была только к мотоциклу. И, возможно, немного к работе, которая последние годы не особенно радовала заманчивыми предложениями. После того, как большинство вымерших видов животных были оживлены, после того, как в лесах снова запели диковинные птицы, которых природа давно уже вычеркнула из своей книги жизни, политики зашептались о том, что на очереди клонирования стоит человечество. Это напугало общественность. В результате появился ряд законов, запрещающих большинство экспериментов, над которыми работали ведущие специалисты. Специалисты, знаниями которых воспользовались, чтобы вернуть животных, а затем выбросили на свалку жизни. Нет. Они не жаловались. По крайней мере, Габриэла не жаловалась. Даже без работы, у нее все еще были ее мотоцикл, ее загородный дом, сбережения в банке. В начале были. Затем, через пару лет, сбережения иссякли, задушенные налогами и штрафными выплатами, к которым снова и снова приговаривали бывших спасителей животного мира нескончаемые суды, обвинявшие их во всех смертных грехах. Загородный дом пришлось продать. Машину пришлось продать, украшения. Остался лишь мотоцикл. Конечно, все это случилось не за один день. Общество добивало ученых медленно, позволяя им привыкнуть, адаптироваться. Оно варило их в своем котле, словно лягушку – не бросало в кипящую воду сразу, давая шанс выпрыгнуть и спастись, нет, общество прибавляло огонь под котлом медленно, позволяя им привыкнуть. В результате лягушка сварилась, но так и не поняла этого. Габриэла сварилась. Сейчас был лишь мотоцикл, кожаная куртка и рюкзак, в котором помещались все ее вещи. Последний отель, в котором она жила, был настолько стар, что с потолка обваливалась штукатурка. Управляющий не узнал бывшего ученого и предложил в качестве оплаты за проживание работать в закусочной, которая была, казалось, еще старее чем отель. Оставалось только чтобы со стоянки украли мотоцикл. Эта мысль была такой сильной, что Габриэла лишилась сна в те дни – стояла у окна и наблюдала за своим последним другом…

- Вот мы и докатились до дна, - говорила она себе и своему мотоциклу. – Вот мы и докатились…

Тогда-то и пришло письмо. Старое доброе письмо в сером конверте – электронной почтой Габриэла перестала пользоваться уже очень давно. Перестала с тех пор, как общество сначала возненавидело генетиков, завалив их письмами с угрозами и оскорблениями, а затем забыло. Никто не писал Габриэле уже пару лет.

- Это, должно быть, ошибка, - сказала она почтальону, глядя на конверт. – Никто не знает мой адрес.

- Вы не Габриэла Хадсон? – устало спросил почтальон, увидел, как она кивнула, и попросил расписаться в бланке о получении доставки.

Габриэла взяла письмо, бросила его на стол и пошла на работу. От горячей воды поднимался пар, пахло грязной посудой, гнилыми фруктами и сыростью. Габриэла мыла тарелки и стаканы, которые оставались от посетителей, которых самих нужно было уже давно вымыть, и все еще видела перед глазами конверт. Печать организации-отправителя была ей знакома. Когда-то давно "Зеленый мир" уже предлагал ей работу. Когда-то очень давно. Она попыталась вспомнить лицо их директора, но так и не смогла. Какое ей тогда было дело до этих мелких неудачников. Габриэла вспомнила их лозунг: "Вернем планете утраченную флору". Под флорой они понимали один-два вида потерянных растения, которые они культивировали на протяжении пары лет.

Габриэла выключила воду, сняла передник и, оставив грязную посуду отмокать, вернулась в свой номер. Бумага конверта была крепкой, и ей пришлось взять ножницы. Внутри было приглашение занять должность консультанта по клонированию растений. Габриэла пробежала глазами по перечню обязанностей и остановилась на предложенной сумме оплаты. За последние годы она уже отвыкла видеть подобные цифры. Нет. Это не было чем-то запредельным. Когда-то она получала в десятки, а, возможно, и сотни раз больше, но… Но те времена остались уже далеко в прошлом. Сейчас выбирать не приходилось. Габриэла представила оставленные в закусочной тарелки и спешно начала собираться. Денег, которые у нее были, едва хватало на дорогу. Когда она вышла из прогнившего номера и завела свой мотоцикл, управляющий выскочил из своей коморки и закричал, чтобы она возвращалась к работе. Габриэла не ответила, лишь дала по газам и умчалась прочь. Был жаркий день. Ей казалось, что она сможет ехать без остановок до самого центра "Зеленой жизни". Габриэла посмотрела на небо, где сгущались синие тучи, и решила, что когда начнется дождь, она уже будет где-то далеко. Она сбежит от этого дождя, от этого отеля, от грязной посуды, которую была вынуждена мыть каждый день. Уже давно Габриэла не чувствовала такой свободы. Казалось, что она стала птицей, которой нужно лишь расправить крылья и лететь, куда пожелает сердце. Никто не сможет ее остановить. И ветер, который свистит в ушах, когда она увеличивает скорость мотоцикла, лишь усиливает эту иллюзию полета. Иллюзию свободы, которая пьянила лучше любого вина. Габриэла не хотела останавливаться, не хотела нарушать это чувство. Она даже не заметила, как начался вечер. Солнце медленно склонилось к горизонту, заползло за эту далекую черную линию. Началась ночь. Мир вокруг сжался до размеров белого пятна света, которым освещали дорогу фары мотоцикла. Ветер усилился. Габриэла снизила скорость, вспоминая пару перекрестков, которые остались позади. Не ошиблась ли она? Не сбилась ли с пути? Она попыталась оглядеться, но ночь была слишком темной. Нужно было остановиться. Серые скалы, подступившие к дороге, уходили высоко в небо.

- Повернуть назад я всегда успею, - тихо сказала себе Габриэла. Она осторожно ехала вперед, пока не увидела в стороне свет. Дом был большим и неуклюжим. Дом у дороги, которая то уходила высоко в горы, то срывалась вниз, в тоннели и ущелья. Сейчас Габриэла была наверху. Вдоль дороги не было ограждения, и она несколько раз едва не сорвалась в пропасть. Габриэла чувствовала усталость. Она хотела спать, хотела есть, хотела принять душ, потому что после душного дня вся одежда пропиталась потом и пылью. Габриэла увидела дорогу, ведущую к дому и преградивший ее шлагбаум. Машина не смогла бы проехать мимо него, но кто говорил о машине? Острые камни загремели под колесами мотоцикла, посыпались вниз, в пропасть. Дорога снова устремилась вверх, сузилась. Габриэла заставила себя не смотреть по сторонам. В старом доме засветилась еще пара окон, словно почувствовав приближение гостя. Железные ворота были открыты. Вблизи старый дом выглядел еще более громоздким и неуклюжим. Габриэла остановила мотоцикл возле парадного входа, выключила зажигание. Входная дверь открылась. Яркий свет ворвался в густую ночь, ослепил глаза. Габриэла зажмурилась.

- Вы Фредерика? – спросил ее мужчина. Он был высок и хорошо сложен. Его вьющиеся темные волосы достигали плеч. – Мне казалось, Надин сказала, что вы приедете утром. – Он спустился с крыльца. Его колкий, сканирующий взгляд изучал мотоцикл. – Могу я узнать, где сама Надин, и где ваша машина?

- А разве это не машина? – Габриэла заставила себя улыбнуться и погладила рукой обтекатели своего мотоцикла. Ее приняли за другую, но разве это было плохо? Она не знала почему, но у нее появилась уверенность, что если она назовет свое настоящее имя, то ей прикажут убраться отсюда, не позволяя остаться. "Все можно будет прояснить утром", - решила Габриэла.

- Отвезите свою машину в гараж, - сказал ей мужчина. В его руках появились ключи. Ветер усилился.

- Думаю, это может подождать до утра, – попыталась возразить Габриэла.

- Я настаиваю. – Глаза-сканеры устремили свой пытливый взгляд к ней. Габриэле показалось, что этот взгляд может проникнуть в самый мозг, в самые мысли. Она шагнула вперед, взяла ключи. Их руки соприкоснулись. У мужчины были холодные руки. Габриэла передернула плечами, желая подавить дрожь. В какой-то момент ей захотелось завести мотоцикл и умчаться прочь, но… Но куда?

- Я так понимаю, вы хозяин дома? – осторожно спросила она.

- Можете называть меня Гэврил.

- А другие жители?

- Другие? – Мужчина нахмурился.

- Что-то не так?

- Мне казалось, Надин объяснила вам все, что нужно. – Мужчина снова смерил ее внимательным взглядом.

- Конечно, объяснила. – Габриэла широко улыбнулась и спешно покатила мотоцикл в гараж, ожидая, что ее обман раскроется в любую минуту, что в любой момент ей могут велеть убраться из дома. К тому же взгляд хозяина дома все еще сверлил ее спину. Габриэла не видела этого, но чувствовала, знала. На дверях в гараж висела цепь и старый, ржавый замок. Ключ долго не хотел проворачиваться. Затем цепь звякнула, упала на землю. Деревянные двери открылись. В нос ударил запах пыли и плесени.

- Здесь давно уже никого не было, - сказал ей мужчина. Он оказался прямо за ее спиной, заставив вздрогнуть, стоял и ждал, когда Габриэла покинет гараж и закроет ворота. Габриэла снова засомневалась. Но сейчас уже было не сбежать. Она только все испортит. Испортит, потому что испугалась запаха плесени и паутин. Габриэла подняла цепь, повесила замок. Старый механизм скрипнул, провернулся, но замок не закрылся. Это заметила Габриэла, но не заметил хозяина дома. Габриэла вернула ему ключ. Он убрал его в карман, жестом предложил следовать за собой.

- Надеюсь, теперь я смогу немного поспать? – спросила его Габриэла.

- Поспать? – Мужчина окинул ее удивленным взглядом. Они вошли в дом. Такой же затянутый паутиной и такой же запущенный, как гараж. – Как вы думаете, сколько вам потребуется времени, чтобы прибраться здесь? – спросил мужчина Габриэлу. Она честно призналась, что не знает. Мужчина кивнул. – Надин сказала, что вам потребуется не больше пары дней.

- Значит, так оно и будет. – Габриэла снова заставила себя улыбнуться. В ярком свете искусственного освещения лицо хозяина дома было белым и бледным. Габриэла разглядывала его, а он разглядывал ее, изучал.

- Выберите себе любую свободную комнату, - сказал мужчина. Габриэла кивнула, указала на первую, попавшуюся на глаза дверь, спросила, есть ли в этой комнате душ. – Душ?

- Мне нужно помыться после долгой дороги.

- Помыться? – Мужчина нахмурился, затем осторожно кивнул, сказал, что душ есть в конце коридора. Габриэла прошла в свою комнату. От постельного белья пахло сыростью. Она бросила походный рюкзак на кровать, выждала пару минут, надеясь, что хозяин дома уйдет, выглянула в коридор, убедилась, что за ней никто не наблюдает. Свет в доме все еще горел. Габриэла прошла в конец коридора. Трубы грохотнули, выплюнули ржавую воду. Габриэла разделась. Горячей воды не было, но это ее не волновало. Духота дня все еще висела на ее коже. Духота, от которой ей хотелось избавиться, во что бы то ни стало. Габриэла встала под холодные струи и закрыла глаза. Она не знала, сколько провела времени в душе, но когда вышла в коридор, свет уже не горел. Темнота поглотила дом. Вернулся и страх, и дурные предчувствия. Габриэла замерла, прислушалась.

- Эй, есть тут кто? – тихо спросила она, вглядываясь в темноту, не получила ответа, добралась почти бегом до своей комнаты. Теперь спать. Пытаться заснуть. Габриэла заставила себя поверить, что видит сны. Заставила себя поверить, что ей снится, как кто-то кричит. – Все это сон, - сказала она себе. – Просто сон. – Габриэла услышала свой собственный голос, открыла глаза. Тишина. – Просто сон. – Она попыталась рассмеяться над своим воображением, но так и не смогла заснуть – лежала и прислушивалась к тишине. Полчаса. Час. Крик повторился, когда она снова начала засыпать. Женщина или ребенок. – Что же это за место, черт возьми? – Габриэла поднялась с кровати, выглянула в коридор. Первые лучи рассвета уже прорезали небо, но в доме было все еще темно. В доме, который жил, словно в прошлом веке. Габриэла попыталась убедить себя, что многие люди могут быть эксцентричны или просто помешаны на старине или уединении, что не делает их опасными или безумными. Но в тот самый момент, когда она уже хотела вернуться в свою комнату, крик повторился. Даже не крик, а скорее стон. Габриэла замерла, услышала еще один стон. Стон, который бы она сочла просто завыванием ветра, если бы не слышала прежде. Но сейчас обмануть себя было уже невозможно.

Подняться на второй этаж, идти по коридору, вглядываясь в закрытые двери. Снова стон. Зайти в комнату. Женщина на кровати. Машины выкачивают из ее тела кровь. Глаза девушки закрыты. Ее кровь наполняет сосуды. Крови так много, что Габриэла не сомневается, что девушка уже мертва. И новый стон. Откуда-то из глубины. Заставить себя двигаться. Комната в конце коридора. Комната, из которой доносятся стоны. Габриэла не сомневается в этом. Бежать. Бежать из дома. Но Габриэла идет вперед. Идет к комнате. Дверь не заперта. Дверь в этом старом, затянутом паутиной доме. Чернокожий мальчик лежит на кровати. Ему не более десяти лет. К нему подсоединена такая же машина, как и к женщине в предыдущей комнате. Но крови в сосудах еще слишком мало. Его все еще можно спасти. Габриэла делает шаг вперед, слышит звук, подъезжающей к дому машины, замирает. Мальчик снова стонет. Сон вздрагивает, разваливается на части. Глаза открываются. Утро.

Габриэла не сразу поняла, что проснулась. Но сон не был сном. По крайней мере, та его часть, где она слышит шум работы машины. Машина была в реальности, стояла возле дома и светила белым лучами фар в окна. Габриэла поднялась на ноги. Высокая женщина заглушила двигатель, вышла из машины.

- Фредерика! – позвала она женщину на заднем сиденье. Женщина послушно вышла. Утро все еще не прогнало ночь своим бледным светом, но даже так Габриэла видела, что Фредерика похожа на большого ребенка. Большого, глупого ребенка. Хлопнула входная дверь.

- Надин? – Удивился хозяин дома, увидев высокую женщину.

- Извини, Гэврил, но я так и не смогла научить это животное водить машину, - сказала она. Хозяин дома подошел к Фредерике. Женщина не двигалась. Гэврил долго смотрел на нее, затем обернулся, посмотрел на окна комнаты, в которой остановилась его ночная гостья. Габриэла выругалась и спешно начала одеваться. Хозяин дома и Надин вошли в дом. Она услышала, как хлопнула входная дверь, услышала, как они зовут ее. Габриэла попробовала открыть окно, поняла, что это ей не удастся и разбила хрупкое стекло. Осколки посыпались вниз, зазвенели. Габриэла выбралась из дома и побежала к гаражу. Странный сон, который она видела, все еще путал мысли, заставлял нервничать. Незакрытый замок упал на землю. Следом за ним цепь. Габриэла вывела мотоцикл из старого гаража, включила зажигание. Теперь бежать. Бежать прочь. Габриэла увидела хозяина дома и высокую женщину, дала по газам, надеясь, что никто не попытается ее остановить. Хозяин дома шагнул вперед, попытался схватить ее. Зеркало заднего вида ударило его по руке. Брызнула кровь, попав Габриэле на лицо. Она нажала на тормоза, обернулась, желая убедиться, что с хозяином дома все в порядке и снова дала по газам.

Старый дом удалялся и вместе с ним удалялся страх. Теперь Габриэла могла рассмеяться. За последние годы она уже несколько раз сбегала из отелей, задолжав оплату. Она называлась чужим именем. Она врала, чтобы сэкономить на оплате за жилье или обед. Но еще ни разу ей не приходилось разбивать стекла, чтобы скрыться раньше, чем ее обман раскроется.

- Все, хватит с меня! – сказала Габриэла, представляя, как с новой работой все изменится. Эта мысль придала ей сил. Она гнала мотоцикл без остановки до полудня. Секретарша в головном офисе "Зеленого мира", смерила женщину в пыльной кожаной куртке недоверчивым взглядом и согласилась пропустить ее на прием только после того, как увидела документы, удостоверяющие личность Габриэлы, и письмо с подписью директора и знакомой печатью. Все это время Габриэла заставляла себя улыбаться. "Новая жизнь, - говорила она себе. – С этого дня новая жизнь".

Но новая жизнь принесла новые странности. Сначала вернулись сны. Вернее один сон – сон о чернокожем мальчике из старого дома. В новой квартире, которую Габриэле предоставили на время работы в "Зеленом мире", было свежо. Кондиционеры работали исправно, но она снова и снова просыпалась в холодном поту. Сон повторялся. Повторялся так часто и становился таким реальным, что в конец концов Габриэла начала серьезно обдумывать идею вернуться в тот странный дом и проверить комнаты, где она видела в своем сне людей, из которых выкачивали кровь. Затем, следом за снами, появились видения. Особенно ночами. Габриэла не могла избавиться от мысли, что за ней следят. Тени оживали, крались за ней. Она заканчивала работу и со всех ног бежала в свой дом, чтобы оказаться в защищенных стенах раньше, чем наступит ночь. Габриэла даже начала принимать таблетки, которые ей выписал местный психолог, чтобы избавиться от этих страхов. Этот же психолог убедил ее, что в этих снах нет смысла, убедил, что эти сны просто связывают ее с прошлом, с прежней работой и чувством вины за содеянные эксперименты над животными.

- Нет вины, - говорила ему Габриэла снова и снова, но терапия помогала, и она знала, что рано или поздно согласится с психологом, согласится с обществом, которое уже однажды отправило ее на дно жизни. Знала до тех пор, пока не появилась Надин. Высокая и стройная. Не молодая, но еще далекая от заката. В строгом платье и туфлях на высоком каблуке. Габриэла была ей чуть выше плеча.

- Знаешь, а генетика найти намного проще, чем девушку на мотоцикле, - сказала Надин, проходя в гостиную. Она не ждала приглашения, но возразить ей Габриэла не решилась.

- Если вы хотите, чтобы я оплатила разбитое окно или извинилась, то…

- Мне интересны твои сны, – перебила ее Надин.

- Сны?

- Там, в доме… Ты ведь что-то видела… - Надин подошла к окну.

- Не нужно его открывать, – попросила ее Габриэла, не желая, чтобы ночь беспрепятственно лилась в ее дом.

- Ты боишься? – Надин обернулась, смерила ее внимательным взглядом. – Как много ты знаешь о хозяине того старого дома?

- Я ничего не знаю и знать не хочу.

- Верю. Я тоже не хотела. Но ты ему понравилась. – Надин улыбнулась. – Понравилась так же, как когда-то давно понравилась я. – Еще одна улыбка. – Почти два века назад, если быть точным.

- Два века? – Габриэла смерила свою гостью презрительным взглядом. – Вы держите меня за идиотку?

- И я так говорила… - Надин все-таки открыла окно. – А еще я не верила, что кто-то хочет отказаться от бессмертия. Женщина, которая меня нашла. Она стояла передо мной так же, как сейчас перед тобой стою я. Стояла и говорила, что устала. Но Гэврил нуждается в одном из нас… Кстати, я не спросила, ты веришь в бессмертие?

- Нет.

- Это правильно. Потому что даже такие как Гэврил смертны. Он сам говорил мне, что смертен, просто… - Надин тряхнула головой. – Ты поверишь, если я скажу тебе, что они появились на этой планете раньше, чем мы? Поверишь, если я скажу, что для них, мы не более чем пища? Всего лишь стадо, за которым они наблюдают с рождения. Стадо, которое кормит их уже очень долго. – Надин заглянула Габриэле в глаза. – Ты не веришь. Я тоже не верила. – Она достала нож и прежде, чем Габриэла поняла, что происходит, разрезала себе ладонь. В открывшейся ране показались белые кости и перерезанные сухожилия. Кровь заструилась по пальцам, потекла на пол. – Не обещаю, что они смогут сделать тебя бессмертной, но замедлить процесс старения им под силу. Когда Гэврил нашел меня, мне было почти тридцать. – Надин не отрываясь смотрела на свою ладонь. Ладонь, на которой рана медленно начинала затягиваться. – Насколько я выгляжу сейчас? – Она улыбнулась и показала Габриэле исцелившуюся руку.

- Как это? – растерялась Габриэла. – Это какой-то трюк?

- Трюк? – Губы Надин изогнулись в усталой улыбке. – Возьми. – Она протянула Габриэле нож. – Если хочешь, можешь порезать меня сама, только предупреждаю, это чертовски больно. – Надин вытянула вперед руку и закрыла глаза.

- Я не буду тебя резать.

- Генетик-злодей боится крови?

- Нет.

- Тогда режь. Особенно если это поможет тебе поверить.

- Не во что верить.

- Хочешь, чтобы тебя съели?

- Съели? – Габриэла хотела рассмеяться, но не смогла.

- В нашей крови есть энергия, в нас самих, которую эти существа привили нам, чтобы питаться нами. – Надин все еще ждала, что Габриэла возьмет нож. – Я видела только Гэврила, но он заверил меня, что его сородичи очень враждебны. Они ненавидят друг друга, завидуют друг другу. Я думаю, что это из-за того, что они уже слишком долго живут. Поэтому им нужно планировать все намного дальше, чем нам. Знаешь, Гэврил все еще боится, что когда-нибудь настанет день, и ему не найдется пищи. Представляешь, нас так много, но он все еще боится. И еще он боится, что кто-то из его сородичей проберется на его территорию и начнет воровать его пищу.

- Пищу?

- Нас, глупая! – Надин рассмеялась, спрятала нож. – До встречи с Гэврилом я верила, что у меня есть душа, после, лишь что у меня есть энергия, которая созревает во мне для того, чтобы такие, как он могли питаться, могли поддерживать свое странное существование, и знаешь… Для того чтобы замедлить мое старение, Гэврил давал мне иногда немного этой пищи… Это нечто! – Ее глаза вспыхнули. – Почти, как наркотик… Но вечность утомляет. Поверь мне. Это не так интересно, как мне казалось. По крайней мере, для меня. Гэврил думает, что ученый, как ты, могла бы использовать это иначе. Ты исследователь, но для исследований тебе не хватит времени. В этой жизни не хватит, но с Гэврилом…

- Ты сумасшедшая, – потеряла терпение Габриэла. – Не знаю, как ты проделала трюк со своим порезом, но…

- Так ты все еще не веришь? – Теперь Надин вместо ножа предложила Габриэле крохотный стеклянный сосуд с темно-красной жидкостью.

- Это что такое, черт возьми? – скривилась Габриэла. – Это, что кровь?

- Не совсем кровь, но…

- Твою мать… - Габриэла попятилась к выходу, вспоминая свой сон. Сон, в котором из живого чернокожего мальчика выкачивали кровь. И еще женщина. Мертвая женщина, которая лежала на кровати. В какой-то момент она засомневалась, а что если в действительности это не было сном?

- Ты не сможешь убежать, – предупредила ее Надин. Габриэла не ответила, открыла входную дверь. – Гэврил не отпустит тебя.

- Плевать! – Габриэла выбежала в ночь, в темноту. Тени окружили ее, сгустились.

- Неужели, ты хочешь умереть? – крикнула ей Надин. Габриэла заставила себя не бежать. Впереди, за поворотом, был фонарь. Она знала, что был, но когда она добралась то того места, фонарь оказался разбитым.

- Черт! – Габриэла замерла, огляделась. Она могла поклясться, что кто-то идет за ней, могла поклясться, что слышит шаги своего невидимого преследователя или преследователей.

- Ты не сможешь сбежать! – прокричала где-то далеко позади Надин. – Либо ты станешь пищей, либо той, кто поставляет ему пищу. Выбирай.

- Пошла к черту! – Габриэла увидела вдалеке свет и побежала к витринам магазина. Шаги за спиной стали громче. Тень мелькнула совсем рядом. Сталь рассекла воздух. Холод обжог плоть. Габриэла вскрикнула, но заставила себя не останавливаться. Она добежала до витрин магазинов, осмотрела рану на свету, увидела, что края у нее рваные, словно вместо ножа были когти какого-то животного. – Что за… - Габриэла зажала кровоточащую рану рукой. Яркая неоновая вывеска над ее головой вспыхнула и погасла. Тьма, скрывавшая улицу, заструилась по земле к ногам Габриэлы. Ночь была теплой, но она могла поклясться, что чувствует холод, исходящий от темноты. Сейчас, как никогда, она пожалела, что рядом нет ее верного друга – старого мотоцикла, с которым она была уже так долго вместе. Сейчас можно было бы включить зажигание и умчаться прочь. Но мотоцикл давно уже пылился на стоянке. Забытый и покинуты.

- Это сильнее нас, - сказала ей Надин. Женщина стояла вдали от мигающих витрин. Ее окружала тьма. – Как ты не поймешь, что нет смысла сопротивляться. Мы для них, словно подопытные животные, над которыми ты раньше проводила эксперименты. Если тебе станет легче, то относись к этому как к неизбежному злу. Тебе ведь уже не привыкать.

- Отстань от меня! – уже почти плаксиво взмолилась Габриэла, но тут же заставила себя собраться. "Все это не по-настоящему, - сказала она себе. – Все это какой-то розыгрыш".

- Подумай о плюсах, – продолжила Надин, приближаясь к ней. – Ты сможешь продолжить свои исследования. У тебя будет столько времени, сколько ты захочешь…

- Почему же ты уходишь от своего хозяина? – спросила ее Габриэла, продвигаясь в сторону, туда, где еще продолжали светить витрины, но они уже начинали моргать и гаснуть.

- Я жила слугой уже слишком долго. – Надин вышла на свет. Окружавшие ее тени, остались позади. – Я хочу вспомнить, что такое быть человеком и прожить то, что мне осталось.

- Почему ты думаешь, что я не хочу того же?

- Я не думаю. Если честно, то мне нет до тебя вообще никакого дела. Хочешь кого-то винить, вини Гэврила. – Она обернулась, словно в темноте мог находиться ее хозяин. А может и находился? Габриэла вздрогнула, решив, что глаза подводят ее. Тени задрожали, сформировали образ.

- Не сопротивляйся, - сказал ей силуэт без лица, а в следующий момент яркий свет фар случайной машины разорвал темноту, прогоняя видение. Тени вскрикнули, метнулись прочь. Габриэла могла поклясться, что слышала их крик. Случайная машина вильнула в сторону, к тротуару. Или же не случайная? Колеса перепрыгнули через бордюр. Надин обернулась в тот самый момент, когда машина ударила ее, подмяла под себя, подпрыгнула на изуродованном теле и так же неожиданно, как и прежде, вильнула в сторону, чтобы не сбить Габриэлу. Все это произошло за пару секунд, но Габриэле казалось, что время остановилось. Она не смогла разглядеть лицо водителя – сознание вернулось лишь, когда машина уже мчалась прочь. Габриэла видела ее красные огни. Затем она посмотрела на Надин. Ее ноги были сломаны. Виднелись белые кости. Колеса переехали ее грудь, разодрали платье, оставив черные кровоточащие следы покрышек. Плоть в этих местах была содрана. Левая грудь свисала на асфальт бесформенными ошметками. Под бездыханным телом расползалась лужа крови. Габриэла видела, что у Надин сломаны ребра. В стеклянных глазах застыла растерянность. Рот перекошен толи от боли, толи от презрения. Эту картину Габриэла могла видеть несколько секунд, затем неоновая вывеска над Надин погасла, и тени скрыли изуродованное тело. Густые, живые тени. Габриэле снова показалось, что время застыло, как и в момент аварии. Она не могла дышать, не могла двигаться. Только смотреть. Затем Надин пошевелила рукой и начала подниматься на ноги. Захрустели кости и суставы. Тени все еще окружали ее, помогали подняться. Габриэла видела, как сломанные кости начинают срастаться. Плоть регенерировала. Габриэла услышала новый крик и поняла, что кричит она сама. Немота оставила тело. Ватные ноги заставили ее развернуться и побежать прочь. И не оборачиваться. Не смотреть.

Габриэла пришла в себя лишь на стоянке. Сознание вернулось. Легкие горели. Все тело покрылось потом. Теперь забрать мотоцикл и мчаться прочь. Старый железный друг не подведет. Габриэла выехала за город, но не остановилась. Белый свет фар освещал черное полотно дороги, прогоняя темноту и это было главное. Ни одна тьма не сможет добраться до нее теперь. Ни одно безумие не подчинит себе. Габриэла увеличила скорость, радуясь ветру и ночной прохладе. Она не знала, куда едет, но это сейчас было не главным. Имело смысл лишь само движение, сама скорость. Но где-то в глубине сознания, ей приходилось признать, что она бежит. Бежит от своих страхов, от темноты, которая крадется за мотоциклом. Габриэла заставила себя не оглядываться. Воображение нарисовало ей изуродованное, перемещающееся, словно гигантское насекомое, тело Надин, и рядом с ней ее хозяина – высокого мужчину с бледной кожей, который питается энергией людей. Людей, которых он разводил на этой планете, словно животных. И она одна из этих животных. И нет смысла бежать, потому что где-то есть такие же, как Гэврил. Потому что вся эта планета поделена на пастбища. Новый приступ страха заставил ее снова увеличить скорость. Резина заскрипела на крутом повороте. Габриэла с трудом удержала мотоцикл на дороге, но скорость не снизила. Она неслась так до тех пор, пока не наступило утро. Молочный свет прорезал небо. Тьма зашипела, начала отступать. Но даже сейчас чувство погони все еще заставляло Габриэлу двигаться вперед. Страх, который растаял лишь, когда угасли последние клочки теней и ночи. Тогда и только тогда Габриэла позволила себе остановиться. Двигатель мотоцикла перегрелся, и от него веяло жаром. Двигатель мотоцикла, которым она не пользовалась с той самой ночи, как сбежала из дома Гэврила. Теперь она снова бежала. Габриэла вздрогнула, увидев на боковом зеркале запекшуюся кровь. Кровь, которая осталась, когда она бежала из старого дома в горах. Кровь Гэврила.

- Человек. Он всего лишь человек, - сказала Габриэла, пытаясь объяснить все, что случилось с ней в эту ночь. Но объяснений не было. Логичных объяснений. – Или же нет? – Габриэла заставила себя успокоиться, заставила себя думать, отбросив страх или же поставив его на свою сторону. – Все хорошо, - тихо сказала она. – Все хорошо. – Теперь развернуть мотоцикл, вернуться назад в "Зеленый мир". Оборудование не самое лучшее и давно уже устарело, но его хватит для того, чтобы клонировать человека. Клонировать Гэврила, кровь которого все еще находилась на старом мотоцикле. Габриэла потратила на эту затею три долгих дня. Три дня, за которые тени почти добрались до нее. Холодные, густые тени, в которых была жизнь. Габриэла не хотела верить в это, но знала, что это так. И где-то там была Надин. Изуродованная аварией Надин, которая передвигалась словно гигантское насекомое. Шея ее изогнулась, вывернулась на сто восемьдесят градусов. То же самое произошло и с ее суставами. Сейчас она напоминала Габриэле паука, правда конечностей у нее было всего четыре. Она не выходила больше на свет, держалась всегда в тени, но даже оттуда она все еще звала Габриэлу, убеждала присоединиться к Гэврилу. Присоединиться к тому, чьи клоны развивались в лаборатории "Зеленого мира". Первые попытки потерпели неудачу, поэтому Габриэла пыталась запустить сразу несколько камер. Она знала, что один из клонов когда-нибудь обязательно выживет, и тогда она сможет изучить своего врага, тогда она сможет убедить себя, что это всего лишь человек, а все остальное либо дьявольский розыгрыш, либо игра ее воображение. В сверхъестественное Габриэла не верила. Не верила она и в рассказ Надин о пастбищах, которые такие как Гэврил создали на этой планете много тысячелетий назад. Не верила до тех пор, пока на свет не появились два клона Гэврила. Это было неожиданно, и Габриэла так и не смогла определить, какого из двух мальчиков оставить. Или же существ? Она провела десяток тестов, может быть даже сотню, но все говорило о том, что это не люди. Очень похожи на людей, но немного другие. Словно рассказы Надин о пастбищах были правдой. Словно эти существа действительно создали людей для своей пищи. Создали по своему образу и подобию, лишь немного изменив их, сделав их чуть более слабыми и забрав у них вечную жизнь.

Габриэла заварила себе кофе и попыталась взять себя в руки. Она не спала уже несколько суток. Почти не спала, если не считать короткой дремоты в периоды ожидания, но это была лишь жалкая компенсация. Усталость брала свое. Габриэла откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Она все еще держала чашку кофе в руке, но сон уже подкрался к ней. Темный, неспокойный сон, похожий на тени, которые следовали за Надин. Но ей уже было плевать. Сейчас сон был сладким и желанным. Возможно, самым желанным из всего, что случалось с ней в последние дни. Сон, который прервался диким криком. В первые мгновения после пробуждения Габриэла решила, что ей приснился кошмар и это кричит она, но крик рвался не из ее горла. Два ребенка, два клона Гэврила, выбравшись из своих камер, рвали друг друга на части. Кровь и ошметки плоти летели в разные стороны. Это были всего лишь дети, но дети, которые ненавидели друг друга, которые рвали друг друга на части, словно разъяренные дикие животные. Габриэла понимала, что должна остановить их, понимала, что должна спасти, но она не могла пошевелиться. Зрелище подчинило ее. Или же это сделали клоны Гэврила, которые не желали, чтобы она вмешивалась? Сделали это телепатически или еще каким-то неизученным способом. Габриэла не знала, лишь видела, как тени в углах ожили, потянулись к центру этого безумного поединка. Одна из теней коснулась ноги Габриэлы. Холод обжог кожу, оставил бледный рубец. Габриэла вздрогнула, прижала ладонь к обмороженной коже. Один из детей вскрикнул. Крик был диким, словно вопль умирающего животного. Вопль, который обжигал сознание подобно тому, как мгновение назад кожу обжег холод прикоснувшихся теней. Физическая боль отступила. В наступившей тишине было слышно, как бьется собственное сердце. Габриэла заставила себя поднять глаза и посмотреть на сражавшихся детей. Поле боя все еще окружали тени, но сам бой уже прекратился. Один из младенцев был мертв. Другой, изуродованный и окровавленный лежал на спине и жадно хватал крохотным ртом воздух. Его прорезавшиеся молочные зубы были прокрыты кровью. На губах пенилась алая жижа. Габриэла смотрела на младенца и чувствовала, как страх уходит, уступая место материнскому инстинкту. Ребенок умирал. Тени наступали на него. Тени, которые послал Гэврил. Габриэла не сомневалась в этом. Лампы дневного света заморгали, начали гаснуть одна за другой. Тьма сгустилась над клонированными младенцами. Тени забрали мертвое тело, растворили его в своей холодной густоте и начали подкрадываться к еще живому ребенку, жечь его кожу. Ребенок открыл глаза и заплакал.

- Какого черта ты делаешь? – закричала из темноты Надин, когда Габриэла схватив младенца, выбежала с ним под круг света еще не потухшей лампы. Тени метнулись следом за ней, зашипели, отступили от света. Габриэла замерла. Ребенок на ее руках не моргая смотрел ей в глаза. – Он все равно умрет, - сказала из темноты Надин. – Он должен умереть! Обязан!

- Пошла к черту! – Габриэла дотянулась до выключателя резервного освещения. Белый свет залил лабораторию. Она так и не смогла рассмотреть Надин. Тени заметались, ища спасение от света, растаяли и вместе с ними растаял образ Надин. Ребенок на руках Габриэлы успокоился, закрыл глаза, заснул. Его спокойствие принесло спокойствие и Габриэле. Все ушло. Все закончилось. Сейчас. Здесь. Габриэла уложила ребенка на стол, смыла с него кровь, обработала его рваные уродливые раны. Раны, которые начали затягиваться и исцеляться прежде, чем она успела наложить бинты. – Все с тобой будет в порядке, - тихо сказала младенцу Габриэла. Ребенок не проснулся, но улыбнулся сквозь сон. Сейчас он выглядел самым обыкновенным. Его образ был подобен образу купидонов, которых Габриэла видела в старых храмах, но образ этот был обманчив. Как прекрасная скульптура из камня, как бы сильно она ни была похожа на живого человека, хранила в себе холод материала, из которого была создана, так и за внешней невинностью этого младенца скрывалась сила. Такая же темная и такая же чуждая для человечества, как та, что была у Гэврила, как та, что поддерживала в изуродованном теле Надин жизнь. Габриэла знала это, но не могла ничего с собой поделать. Ребенок был для нее просто ребенком, которого она хотела защищать, оберегать, заботиться о нем. Она так и заснула рядом с ним – сложив на столе руки и положив на них тяжелую, усталую голову.

Надин видела ее, наблюдала за ней с улицы. Свет выгнал ее в ночь, за окна, заставив прятаться в темноте. Нет. Она сама не боялась света, но света боялся ее хозяин. Света боялся Гэврил. За долгие годы она изучила это достаточно хорошо. Как изучила, что нужно всегда быть настороже. Соплеменники Гэврила не дремлют. Они не рискуют нарушать границы установленных владений лично, не рискуют, потому что даже у таких тварей как они, есть правила и уставы. Есть свод законов, на которых держится их темный мир. Но они не стесняются посылать своих слуг на чужие пастбища. Посылать на охоту. Охоту на других слуг. Надин знала, что последние годы работает слишком усердно. Кто-то обязательно заметит ее. Кто-то обязательно захочет ее убить. Но она слишком сильно хотела выслужиться перед Гэврилом. Выслужиться, чтобы он позволил ей оставить его. Оставить ради настоящего мужчины из плоти и крови. Сначала это были мечты, надежды, но затем, когда появилась Габриэла, Надин впервые ощутила, что цель близка. Новый слуга, казалось, был уже согласен. Нужно лишь правильно все объяснить, донести, но… Надин не сомневалась, что смогла бы достигнуть успеха, если не появились слуги соплеменников Гэврила. Она лишь на мгновение утратила бдительность и поплатилась за это, оказавшись под колесами черного автомобиля. Сейчас, наблюдая за тем, как спят Габриэла и клонированный младенец, Надин думала лишь о том, сможет ли Гэврил вернуть ей прежнюю стройность и прежнее тело. Нет. Она не чувствовала боли и дискомфорта от своей новой изуродованной оболочки. Но разве мир примет ее такой? Не станет ли она еще одной тенью, еще одной уродливой тварью, которая крадется в ночи, боясь яркого света, боясь своего уродства? Надин вспоминала мужчину, ради которого хотела отказаться от своего бессмертия и своей службы. Его звали Гирт, и он был самым необыкновенным из всех, кого она встречала за последнюю сотню лет. Его необыкновенность заключалась в его простоте. Его необыкновенность заключалась в том, что он был самым обыкновенным. Последнее для Надин было важнее всего. Гэврил обещал, что как только она перестанет принимать его снадобье, его пищу, которую он получает из крови людей, то организм ее восстановится, утратит чудесную способность к регенерации, начнет стареть. Она мечтала об этом дне, мечтала, что у них с Гиртом будет настоящая семья. Мечтала, как состарится, как увидит своих внуков. Но сейчас, в этом новом теле, все мечты летели в пропасть, в бездну. Сейчас вечность сократилась до нескольких дней, возможно часов. Надин не знала, сколько еще проживет ее тело, не знала, сможет ли Гэврил все исправить, да и захочет ли он исправлять. К тому же ее замена в лице Габриэлы показала зубы, отказалась от предложенной службы. И еще этот ребенок, этот клон Гэврила. Несомненно, ее хозяин захочет избавиться от него. Несомненно, Габриэла попытается спасти его. И несомненно, что даже если Гэврил сможет исцелить тело Надин, она еще долго не сможет подыскать для него замену себя. И нет гарантии, что Гирт станет ждать ее еще добрый десяток лет. Нет. Он слишком обыкновенный для подобных сложностей. Изуродованное судорогами лицо Габриэлы исказилось, и из глаз потекли редкие слезы. У нее были в запасе несколько часов. Затем вернется Гэврил, затем начнется рассвет. И даже если хозяин предпочтет дождаться следующей ночи, она все равно не сможет перемещаться в таком теле днем. Поэтому если у нее и будет шанс проститься с Гиртом, то шанс этот есть у нее прямо сейчас. Проститься и, возможно, попытаться уговорить этого простого, самого заурядного мужчину подождать еще немного. Надин обдумывала это пару мину, затем оставила свой пост и, прячась в темноте, отправилась к дому Гирта.

Он встретил ее криками и опорожнившимся от страха кишечником. Надин умоляла его не смотреть на нее, умоляла лишь слушать ее голос, довериться ей, но он не понимал ее, не понимал даже, что это она, не хотел, не мог понять. Уродливая тварь похожая на женщину-паука пряталась в темноте его дома, и он умолял лишь об одном – чтобы она ушла, оставила его в покое. Надин заплакала, осознав свою ошибку, свою потерю. Гирт не заметил этих слез, не понял их. Обида на его бесчувствие породила гнев. В уродливом теле начали проявляться уродливые инстинкты и чувства. Надин почувствовала острое желание причинить Гирту боль. Такую же боль, как та, которую он сейчас причинял ей. Ее глаза налились кровью. Весь мир налился кровью. Она зарычала, вышла из темноты, заставив Гирта снова закричать.

- Беги! – приказала ему Надин, надеясь, что как только он уйдет, гнев оставит ее. – Беги немедленно! – Она закрыла глаза, услышала, как захлопнулась входная дверь. Дом опустел. Где-то далеко заскрипели ворота. Надин хорошо знала этот звук. "Сейчас Гирт заведет свою старую машину и умчится прочь", - решила она, но вместо этого, Гирт вернулся в дом, взяв в гараже топор. Уродливая тварь, пробравшаяся в его комнату пугала его, но страх придавал ему сил и решимости. Сталь сверкнула в темноте. Надин увернулась от первого удара. Следующим ударом Гирт отсек ей левую руку, отсек ей то, что раньше было рукой, сейчас же это больше напоминало одну из многочисленных конечностей паука. Надин закричала. Закричала не от боли. Закричала от бессилия, от понимания того, что больше не может сдерживать свой гнев. Топор снова метнулся вверх, но Надин двигалась слишком быстро. Она сбила Гирта с ног, сломав ему пару ребер. Он упал возле дальней стены, но не выронил топор, даже больше, он снова попытался подняться, снова продолжил свою атаку. На мгновение сознание вернулось к Надин. Ее человеческое сознание. Она развернулась и выпрыгнула в окно. Зазвенели разбитые стекла. Из отрубленной руки хлестала кровь. Суставы были все еще вывернуты, и Надин с трудом могла ковылять вперед на трех конечностях. Гирт выбежал из дома и продолжил свое преследование. Одно из сломанных ребер проткнуло ему легкое, на губах вздувались кровавые пузыри, но он даже не замечал этого. Страх затмил его сознание. Не было ни боли, ни усталости. Гирт догнал Надин и взмахнул топором. Холодная сталь с хлюпаньем рассекла мягкую плоть. Надин взмолилась о пощаде, но Гирт не услышал ее. Топор взмывал вверх и опускался снова и снова. Затем Гирт увидел, как тени сгустились, укрыли собой разрубленное на части тело вторгшейся в его дом твари, растворили его. Осталась лишь кровь, кости, куски разлагающейся плоти и тошнотворный запах. Гирт выронил топор и потерял сознание.

Надин умерла, но Габриэла, проснувшись утром, все еще думала, что эта женщина где-то рядом, наблюдает за ней. Ребенок, которого она спасла ночью, подрос. Сейчас ему было около трех лет. Он сидел на столе и наблюдал за ней. У него были пытливые голубые глаза и бледная кожа. Габриэла смотрела на него и спрашивала себя, почему прежде никогда не хотела завести детей? Прошедшая ночь и смерть одного из младенцев стерлись из памяти. От них остался лишь туман. "Все может еще наладиться", - сказала себе Габриэла, ловя себя на мысли, что ей нравится новая роль заботливой матери.

- Гэврил еще вернется, - сказал ей ребенок, словно зная все ее мысли.

- Гэврил? – Габриэла нахмурилась. Имя показалось ей знакомым. Затем пришли воспоминания. Она посмотрела на ребенка и осторожно кивнула, соглашаясь с его замечанием. – Так все, что о нем рассказала Надин, правда? – Габриэла увидела, как мальчик кивнул. – А ты… Ты знаешь, кто ты?

- Я знаю, что ты создала меня.

- Верно… и кровь Гэврила была твоим началом. Ты понимаешь, что это значит?

- Для нас это ничего не значит.

- Думаешь, Гэврил захочет убить тебя?

- Не сомневаюсь.

- А ты… Ты сможешь противостоять ему?

- Пока нет.

- Тебе нужно подрасти?

- Мне нужно, чтобы ты позаботилась обо мне.

- Позабочусь… - Габриэла огляделась, пытаясь решить, где ребенок сможет быть в безопасности.

- Пока я не вырасту, нам лучше держаться подальше от этого города.

- Конечно.

- А потом мне придется вернуться и сразиться с Гэврилом… - Взгляд мальчика впился в глаза Габриэлы. Он словно ждал одобрения, но одобрения не было. Габриэла не знала почему, но все, о чем она могла думать – это то, что она не хочет больше никогда отпускать этого ребенка. Пусть она не вынашивала его как мать, но она дала ему жизнь, она создала его и она в ответе за него…

- Думаю, нужно дать тебе имя, - сказала она, заставляя себя не думать о дне, когда этот ребенок вырастит и покинет ее.

- Можешь называть меня Эмилиан.

- Эмилиан? Ты сам придумал это имя?

- Оно означает претендент. Думаю, это то, что подходит мне.

- Наверно… - Габриэла нахмурилась, хотела предложить пару других имен, но так и не решилась. Да и названное мальчиком имя начинало нравиться ей все больше и больше. - Но куда ехать?

- Ты можешь продать свой мотоцикл, - сказал ей Эмилиан.

- Мотоцикл? – Габриэла вспомнила своего старого железного друга, но так и не смогла возразить ребенку. Ее ребенку.

Теперь собрать вещи, купить машину и затеряться где-нибудь подальше от пастбища Гэврила. Заботиться о его клоне. Любить Эмилиана. Не думать о будущем, радуясь настоящему.

- Боюсь, мне нужна немного другая пища, чем тебе, - скажет ей мальчик, когда они остановятся в старом доме, вдали от больших городов и оживленных дорог.

- Кровь, да? – спросит Габриэла, и когда Эмилиан кивнет, скажет, что он может питаться ее кровью. Это будет отнимать почти все силы, но она будет видеть, как ребенок растет и верить, что делает все верно. На второй месяц их бегства, когда у Габриэлы уже не будет сил, чтобы подниматься с кровати, превратившийся в цветущего подростка Эмилиан приведет в их дом незнакомую девушку. Габриэла будет слушать голос этой девушки, но так и не сможет выйти из своей комнаты. Ночью она услышит крики. Затем наступит тишина. Кровь девушки позволит Эмилиану питаться почти неделю. Питаться и расти.

- Я сделал это ради тебя, - скажет ей мальчик. Даже не мальчик, а подросток. – Ты ведь не хочешь, чтобы я убил тебя?

- Нет, – покачает головой Габриэла.

- Хорошо, - скажет Эмилиан. Он вырастит за три месяца. Вырастит и оставит ее одну в пустом доме. Доме, где Габриэла найдет десятки трупов. Найдет после того, как силы вернутся к ней. Ребенок родился, ребенок вырос, ребенок оставил свою приемную мать. Он никогда не предлагал ей стать его слугой, но Габриэла знала, что он ищет себе кого-то, кто будет добывать для него пищу, как это делала Надин для Гэврила. Трупы, которые оставил Эмилиан в доме в основном принадлежали девушкам. Многие из них уже начали разлагаться. В доме стоял смрад, летали мухи. В одной из комнат Габриэла нашла мертвого чернокожего мальчика. Навряд ли он пришел сюда добровольно, как остальные девушки, но…

- Его привела я, - сказала Габриэле девушка, которая вынырнула из темноты, словно одна из теней. Габриэла окинула ее растерянным взглядом. Приемный сын ушел, оставив пустоту. Приемный сын нашел кого-то другого.

- Ты служишь Эмилиану? – спросила Габриэла девушку.

- И не я одна, - девушка улыбнулась. У нее был неприятный, дерзкий взгляд.

- Почему ты не ушла вместе с ним? – спросила Габриэла.

- Потому что Эмилиан попросил меня позаботиться о тебе. – В руках девушки появился нож. Она ударила Габриэлу в живот. Затем еще раз и еще. Габриэла зажала полученные раны руками, но теплая кровь и черная слизь текли сквозь пальцы. Девушка, которую послал Эмилиан, смеялась. Габриэла смотрела на нее и не верила, что ее приемный сын мог поступить подобным образом. Потом наступила темнота. Смех стих. Девушка решила, что Габриэла умерла и ушла. Но смерть больше не желала приходить в этот заполненный трупами дом. Габриэла выползла на улицу. Машины не было. Помощи не было. Единственный шанс – доползти до дороги и надеяться на случайную попутку, которая доставит ее в больницу. Габриэла преодолела треть пути, оставляя за собой кровавый шлейф, и замерла – все тело горело изнутри. Боль сводила с ума. Но вместе с болью приходила трезвость сознания. Мысли становились кристально чистыми. Последние месяцы становились кристально чистыми. Габриэла словно внезапно протрезвела. Как могла она допустить все это? Как могла вскормить этого маленького ребенка-монстра? Нет, сомнений не было, он что-то сделал с ее сознанием, опьянил, опутал своей темной паутиной, воспользовался ей, чтобы набраться сил, а теперь был готов убивать. Теперь он был готов отправиться в город, где располагался комплекс "Зеленый мир" и сразиться за это пастбище с Гэврилом. И не важно, кто победит – итог будет один.

- Нужно остановить этих тварей! – заскрежетала зубами Габриэла. Злость придала ей сил. Покрытая пылью и кровью она добралась до дороги и заставила себя не терять сознание, ждать попутку…

Позже, в больнице, когда Габриэле задавали вопросы о ее ранах, она притворилась, что ничего не помнит, ничего не знает. Она не считала дни, недели, месяцы, которые ушли у нее на выздоровление. Лишь изредка следила за тенями в коридоре, которые все еще могли прийти за ней, забрать ее жизнь. Но тени считали ее мертвой. Ее приемный сын считал ее мертвой. "Значит, у меня есть еще шанс все исправить", - думала Габриэла, проверяя свои швы и затягивающие раны.

Она отправилась в "Зеленый мир", готовая унижаться и умолять, лишь бы ей вернули прежнюю работу. Нет. Она не хотела начать все заново. Ей нужна была лаборатория. Ей нужны были ее предыдущие исследования.

- Пожалуйста, - сказала она руководителю проекта. – Мне очень нужна эта работа. – Он долго мерил ее тяжелым взглядом, затем осторожно кивнул. Габриэла заставила себя улыбнуться. Она не знала где сейчас Гэврил или Эмилиан. Не знала, кто из них победил, а кто отправился в ад. Или куда там отправляются подобные им твари? Габриэла хотела лишь одного – положить этому конец. Она постаралась вспомнить, сколько ее крови потребовалось Эмилиану, чтобы окрепнуть и набраться сил. Она знала, что кровь животных для этой цели не подойдет. Знала, что невозможно будет использовать синтетическую кровь из больницы. И так же она знала, что не станет никого убивать ради этих тварей. Она клонирует их столько, сколько сможет выкормить. Она начнет принимать транквилизаторы, чтобы они не смогли снова пробраться в ее мысли, опьянить ее, как это сделал Эмилиан. Она будет держать их в клетках, не позволяя убить друг друга, а затем, когда их сил хватит на то, чтобы противостоять друг другу, она выпустит их на волю, рассказав о пастбищах и разделенных территориях, если они вдруг забудут об этом… Но они не забудут.

Габриэла прятала новорожденных тварей так долго, как только могла. Она знала, что рано или поздно ее эксперимент раскроется, но надеялась, что к тому времени ей будет уже все равно. Ее кровь выкормит монстров и пошлет охотиться на других монстров. Она отдаст им все что у нее есть, отдаст им всю себя, а потом… Потом начнется война. Война, которая сможет перевернуть жизнь города, а может быть даже страны или всего мира. Лишь ближе к концу Габриэла засомневался в своей холодной мести. Сколько людей погибнет? Чем все закончится? Как далеко зайдет ненависть созданных ею тварей друг к другу? Снова и снова она спрашивала себя об этом, но понимала, что механизм уже запущен, и ничего нельзя изменить. Твари росли и просили все больше и больше пищи. Все больше и больше крови. Ее крови. Тени, почувствовав соперников, сгущались вокруг лаборатории, но генераторы и аварийное освещение справлялись с их натиском. Твари в клетках рычали. Твари жаждали уничтожить друг друга. Габриэла выбрала самого сильного из них, вывезла далеко за город и выпустила на свободу. На крыше ее служебной машины был закреплен прожектор, и тварь, испугавшись света, не посмела наброситься на своего создателя. Ночь поглотила бледнокожего подростка. Он завыл откуда-то из темноты, но Габриэла уже неслась прочь. Неслась обратно в город. За последующие десять дней она выпустила остальных тварей, оставив на последок самую слабую. Мальчик не рычал, не ругался, не умолял выпустить его. Он просто сидел в своей клетке и наблюдал за Габриэлой. Он был слаб и немощен. Но его слабость была не ошибкой генетики. Габриэла кормила его хуже других. Она не знала, почему выбрала именно этого ребенка. Скорее всего, просто случайность. Ей нужен был кто-то слабый, когда ее собственные силы покинут ее. Когда она не сможет уже никуда ехать. Когда сил хватит лишь на то, чтобы открыть клетку и подставить свое горло, чтобы немощная тварь смогла выпить оставшуюся в ее теле кровь и набраться сил, чтобы отправиться на охоту. На охоту за своими соплеменниками.

Такой была месть Габриэлы.