Оброк

Увидев поляну, густо усеянную грибами, Василиса радостно вскрикнула.

— То-то же! Посмотрим, кого матушка и батюшка теперь похвалят!

Совсем еще юная розовощекая девчонка с русыми косами по пояс принялась собирать крепкие грибы, аккуратно складывая в плетеную котомку.

— Раз, два… семь… девять… Сколько вас тут! — глаза Василисы поблескивали. Вот так удача!

Старшая сестра Меланья дразнила Василису с самого утра. Мол, та, как обычно, ничего не найдет, и помощи от нее никакой, и пользы нет. Василиса нахмурилась, чуть не плача. Но высокий и красивый брат Савелий подозвал её и, приобняв, убедил в обратном. С Меланьей у них не ладилось. Сестра была старше Василисы на пять лет, мнила себя умницей да красавицей, в отличие от худенькой и светлолицей младшей. Но теперь-то уж Василиса покажет ей!

Котомка уже забита доверху. Девочка села, прислонившись к стволу разлапистой высокой сосны. Надо бы передохнуть перед тем, как вернется к остальным.

— Василиса! — донесся откуда-то из леса тихий мужской голос.

Девочка обернулась. Это не был голос отца или брата. Совсем чужой голос. Но он не пугал, а завлекал: вдруг всё вокруг поплыло, захотелось прилечь на поляну, в мягкую молодую траву, и уснуть.

Из объятий сладкой дремы Василису вырвал надоедливый и визгливый голос старшей сестры.

— Гляяя... Спит она тут! А грибов, грибов-то откуда столько?! — спросила Меланья, завистливо поглядывая то на котомку, то на зевающую Васёну.

— Не твоё дело! — огрызнулась девочка.

— Я отцу расскажу, что ты ведьма! Тут колдовала и наколдовала вот! — Меланья злобно уставилась на младшую

— Замолкните обе, дуры! — влез в их перебранку подоспевший Савелий. — Тут вона сколько грибов, на всех хватит.

Василиса поправила задранную юбку, не замечая пятнышки крови по краю подола, взяла свою котомку и, задрав нос (вот-вот достал бы до верхушки сосны!), ушла прочь с поляны.

— Иди, иди! Хвастаться будет отцу, — не отрывая взгляд от уходящей девочки, прошипела Меланья.

— Знаешь, ты старше её, а порой так всыпать тебе хочется! — Савелий поморщился.

— Чего это?

— Да ничего! Она же младшая! Вспомни себя три года назад - все с тебя пылинки сдували, а ты…. Глупей её тогда была, и сейчас ничего не изменилось.

— Да ну тебя! Чего это ты за нее заступаешься?! Она вообще нам не родная, так что отстань от меня.

— И отстану! Вот и собирай тут одна свои грибы, — парень плюнул и ушел вслед за Василисой.

Меланья ухмыльнулась, как будто только этого и дожидалась. Смахнув черную прядь вьющихся волос с загорелого лица, она подобрала котомку и принялась собирать грибы.

До слуха девушки донесся приглушенный зов. Миланья вскочила, оглядываясь. Меж исполинских сосен виднелась расплывчатая нечеловеческая фигура. Девушка, на удивление, не испугалась. В карих глазах ее блеснуло любопытство, и она шагнула в сторону силуэта. Словно под мороком Меланья приблизилась к неведомому существу. Тихий полушепот убаюкивал, ноги становились ватными, и девушка, придерживаясь рукой за шершавый ствол, осела на землю.

В полуобморочном состоянии Меланья ощущала, как что-то влажное, похожее на коровий язык, исследует её тело, замирая и тяжело дыша. Ей не было страшно или противно, она не пыталась вырываться или кричать. Веки Меланьи налились свинцом, и юная девушка поддалась ощущениям, всё глубже погружаясь в приятные волнующие прикосновения.

— Милаааааша…. Доченька, где ты?

Услышав родной голос, девушка с трудом разлепила тяжелые веки и вздрогнула от ночной прохлады.

— Батюшка! — пыталась закричать она. Но из горла вырвался хрип, тихий и пугающий.

Меланья потянула руки к горлу, но ничего не вышло. Отлежала, видно, подумалось ей. Она с трудом повернула голову. Раздался скрип, словно раскачивался на ветру древний дуб. Этот звук насторожил ее, и в то же мгновение ужас накрыл неподвижное тело. От плеч вместо рук прорастали сосновые ветви, густо усеянные иголками. Там, где ветви входили в плоть, розовели ошметки мяса, покрытые молодой корой.

— Ба-атюшка-а-а! — всем нутром своим взвыла девушка, попытавшись встать. И тут же ясно стало, что тело ей больше не принадлежит. Голос отца отдалялся, а она всё пыталась кричать и, с трудом поворачивая задубевшей шеей, оглядывала, что случилось с её телом. Ноги почти невозможно было различить. Два бугра, поросшие мхом и молодыми грибами, покрывали их, словно она лежала там больше месяца. Девушка почувствовала, что упирается спиной в дерево. Она попыталась оторваться от него. Послышался треск коры, тело пронзила резкая боль, и Меланья беззвучно зарыдала. Откуда - то сверху проскрипело:

— Засыпай! Теперь ты принадлежишь лесу. Ты порченая, только для кормления подойдешь. — трубный хохот раздался эхом в лесной глуши.

Иван бродил в непроглядных сумерках, освещая себе путь факелом и окликая заплутавшую дочь. Как так вышло, он не понимал. С детства, как только дети учились ходить, он брал их с собой по грибы да ягоды. А тут такое!

— Меланья! Доченька!

В ответ Иван слышал лишь рычание. Испуганно думал, что волки. Да волки в их лесах были редкостью.

— Неужто задрали мою девочку?

Словно в подтверждение тревожных мыслей до слуха Ивана донеслось надтреснутое карканье одинокой вороны, а за ним протяжный вой. Иван бросился наутек.

Дома тем временем Василиса перебирала грибы и радовалась, что вредная и докучливая сестра потерялась.

— Ничто ей! Поблуждает, испужается да присмиреет! — думалось счастливой Василисе.

Савелий просился с отцом на поиски сестры, но Иван строго - настрого запретил оставлять мать и младшую одних. Парень бродил по двору, то и дело всматриваясь в сторону леса: не идет ли батя с пропажей.

Когда размытый силуэт показался вдалеке, Савелий бросился навстречу. Завидев побледневшее лицо отца, парень понял, что случилась беда.

— Бать, ну чего?

— Не нашел. Завтра с утра, мужиков соберу, да посветлу отыщем! — с этими словами Иван побрел в дом, оставив погрустневшего сына одного.

Ночью Василисе снились красивые сны. Она бежала меж величавых сосен, стволы которых тянулись высоко в облака, а кроны скрывали девочку от солнечных лучей. У кристально чистого озера она увидела юношу. Спрятавшись за сосной, тайно наблюдала, как парень раздевается перед тем, как окунуться в лазурные воды. Юноша не был ей знаком. Видно, что не из деревенских! Кудрявые светлые волосы, бледная, почти белая кожа со странным светло-зеленым оттенком - все это казалось необычным, словно лесной царевич принял облик красивого юноши. Сердце Василисы трепетало.

Девочку разбудили жалобные всхлипы. В избе было темно. Она встала с лавки и распахнула окно. Свет луны проник внутрь. Василиса прислушалась: звук шел снаружи. Прокравшись мимо занавески, за которой спали отец и мать, она вышла во двор.

На улице было влажно и тепло. Близилась заря. Влажная хмарь оседала на разгоряченную со сна кожу, оставляя испарину. Василиса пожалела, что не накинула платок на плечи, выбежала в одной рубахе. Плач стих. Василиса постояла еще с минуту и уже собралась зайти обратно. Но вдруг отчетливо услышала тоскливый голос Меланьи.

— Васёна, спаси меня… Сестричка, помоги!

Девочка побледнела и с визгом забежала обратно в избу. Не помня себя, забилась на лавку под одеяло. Сердито забормотал разбуженный отец, запричитала мать, Савелий тоже свесился с печи, вырванный из сна сестринскими криками.

— Чего случилось, Васёна? — спросил Иван, вглядываясь в сумрак.

— Батюшка, там…там… Меланья меня зовет! — Василиса указывала дрожащей тонкой ручонкой в сторону леса.

Евдокия всхлипнула, прижавшись щекой к плечу Савелия, затем громко разрыдалась. Накануне женщина весь вечер простояла на коленях пред иконой Богородицы, чтобы Та вернула её Меланью живой и невредимой. Материнское сердце не обманешь. Евдокия еще днем почувствовала неладное. Когда Иван вернулся из леса без старшей дочери, она всё поняла.

— Дочка, тебе почудилось.Завтра мы найдем твою сестру, всё будет хорошо, — отец присел на край лавки, поправляя сбитое в ком одеяло. — Ты спи, дочка, а …

Он прервался на полуслове, заметив шевеление под подушкой дочери.

— Это еще чего тут? — мужчина поднял подушку и оторопел. Из - под нее выползло и разбежалось во все стороны с десяток жуков-короедов. Василиса закричала, испуганно вскочила с кровати и спряталась за отца.

Евдокия обмякла и повалилась на пол.

— Батюшка! Убей! Ой! — завизжала девочка, дергая отца за рубаху.

— Савелий, чего встал как вкопанный? Дави их, пока они во все щели не забились! И матери помоги, дурная твоя голова!

Парень не шелохнулся. Он вдруг вспомнил слова Меланьи: та, завидев грибницу, обвинила Васёну в колдовстве. Да и сплетни, ходившие о настоящей семье Василисы, наводили на мысль, что дочка пошла по стопам покойной матери. Неужто сестра права была? Васёна — ведьма, не иначе! Так думалось Савелию, но говорить это парень не стал. И без того родители с ума сходят.

Пока Савелий приводил мать в чувство и отлавливал разбежавшихся по углам жуков, Иван успокаивал Василису. Девочку они взяли в свою семью, когда той было меньше годика. Егор, сосед Ивана, пропал в лесу. Люба же, родная мать Василисы, не выдержала потери мужа, да и повесилась в том лесу, бросив новорожденную Василису умирать одну в доме. Иван пошел проведать соседку, помощь свою предложить. Услыхав жалобный не то плач, не то писк, он не раздумывал. Вошел в дом и увидел уже посиневшую от мокрых холодных тряпок, умирающую от голода малютку. Так Василиса и стала приемышем в их семье. Меланье и Савелию всё объяснили, строго-настрого запретив рассказывать Василисе, что она не родная. Василиса была нелюдимой, как дикий зверек. Со двора не выходила, везде хвостом за Савелием и Иваном. Одна не оставалась. Это сыграло на руку семье, не было у злых языков возможности наплести Василисе о её настоящем происхождении.

На заре Иван собрал деревенских мужиков и отправился на поиски Меланьи. Савелия он с собой не взял: сослался, что сейчас помощь сына дома нужнее. Но парень помялся у двора, дождался, пока батя с десятком мужиков скроется за косыми заборами, да бегом побежал другим путем в сторону леса.

Василиса проснулась к обеду. Огляделась и поняла, что спит на лавке Меланьи. Поморщилась, вспоминая жуков, которые невесть как оказались в её постели. Потянувшись, ощутила острую боль внизу живота. Василиса подняла одеяло. Живот её заметно округлился, будто она только что очень плотно, поела, как после праздника. Девочка с трудом поднялась, продолжая разглядывать и ощупывать раздутый живот.

— Что же это со мной такое? Может, захворала чем? — Она торопливо вышла из избы в сени, решив поискать мать. Только матушка может объяснить, что с ней такое.

Евдокия стирала в корыте на крыльце. Завидев девочку, она ахнула и, подскочив как квочка, осмотрела дочку с ног до головы. Взгляд впился в округлый живот.

— Да что же это, как это…

— Маменька, ты не пужай меня …

— Васенька, как это вышло? Кто это был?

— О чем ты, матушка? Я не знаю… Вчера из леса вернулись, и всё, вот! — девочка показала на живот.

— Из лесу, значит, — женщина присела на ступеньку, — говорили мне люди, а я не верила.

— О чем ты, маменька? — Василиса испуганно смотрела на сгорбившуюся на крыльце мать.

— Не твоя я мать! Твоя была невестой лешака. Вот так же, как и ты сейчас!

Женщина заплакала. Шутка ли: только что выдала тайну, от которой они с Иваном оберегали девочку тринадцать лет. Следом разрыдалась Василиса. Забежала в избу, спряталась за печку.

Иван с мужиками прочесывали лес недалеко от того места, где дети вчера собирали грибы. Что-то не давало ему покоя, что-то неправильное притягивало взор. Дерево! Странность какая-то была в нем, чего и быть не должно. Иван внимательно оглядел его и понял, что было не так. Сбоку дерево было похоже на сидящую женщину. Он подошел ближе и дотронулся рукой до слегка теплой коры. Вдруг раздался тяжелый стон и еле различимое:

— Ба-а-атю-юшка!

Дерево потянулось к нему. Ветви шевелились, будто дева руки протягивала. Иван вскрикнул, перекрестился и побежал от проклятого места. Выбежав из лесу, он остановился, отплевываясь и тяжело, надрывно дыша. То, что сейчас он увидел, не могло быть правдой. Разом вспомнились все деревенские байки и сплетни о Любке - родной матери Василисы.

Любка однажды в лесу заблудилась. Нашли ее спустя сутки, живую и здоровую. А потом замечать стали, что часто она наведываться в чащобу начала, пряча украдкой куриные тушки да подкармливая кого-то в дремучем лесу. После, через девять месяцев, родила Василису. И не успокоилась, продолжала ходить. А когда муж её Егор пошел проверить, куда жена бегает, то пропал там. Ну а Любка - то ли с горя, то ли от страха перед сельскими - ушла в чащу да повесилась.

Вернувшись домой, подавленный Иван позвал Василису. Но той нигде не было. Евдокии и Савелия он тоже в доме не нашел. Лишь выйдя из дому, Иван столкнулся в дверях с женой. Глаза её покраснели от слёз. Что-то случилось, видать, пока его не было.

— Где дети? — как можно спокойнее спросил Иван у жены.

— Василиса в сарае. А Савелий, неслух, сбежал за тобой. Ослушался.

— Да что ж с вами не так?! — яростно прорычал Иван, опалив грозным взглядом присмиревшую жену. — Васёну позови, что она там в сарае делает?

— Она..., — женщина присела на лавку, прижимая платок к глазам. — Она как Любка, она…

Евдокия разрыдалась. Крупные градины слез бежали по лицу и падали под ноги.

— Да быть того не может! — Иван громко выругался, озабоченно расхаживая по комнате.

— Ты Меланью нашел? — продолжая плакать, спросила женщина, с трудом выговаривая каждое слово.

— Нашел…Кажется…

Иван присел рядом с женой, не понимая, что делать дальше.

— Где она?! — сквозь слезы застонала женщина.

— Лес прибрал! – сам не веря в свои слова, тихо произнес Иван.

Василиса, всхлипывая, сидела в темном затхлом сарае. Низ живота терзала острая боль. Эта боль напоминала ту, что случилась год назад. Проснувшись тогда, она обнаружила на постели и ночной рубахе небольшие кровяные разводы. Но матушка объяснила, что теперь Василиса не ребенок, а становится женщиной, и теперь это будет происходить с ней раз в три - четыре недели. Девочка не испугалась и не заплакала. Хоть и была она нелюдимой, но силу и смелость свою показывала с малолетства. Иной раз колун схватит да давай поленья рубать! И курицу забьет, и по два ведра полных молока несет. Сильной росла, даже посильнее некоторых мальчишек.

Запах гнилого болота проникал в ноздри, оседал в гортани, душил, отчего хотелось исторгнуть из нутра содержимое, хотя там со вчерашнего вечера и росинки маковой не было. В тревоге Василиса задрала рубашку. Мерзкая вонь и смрад ударили в лицо. Что-то скрипнуло в тишине. Снаружи завозились, лязгнул железный засов, и дверь приоткрылась. Василиса торопливо поправила рубашку. На пороге стоял отец. Густая с проседью борода скрывала гримасу отвращения на его лице. Глаза метались: взгляд Ивана падал то на живот, то на заплаканное лицо девочки.

— Всё - таки правда… — выдавил Иван и, морщась от смрада, вошел в сарай.

— Батюшка! — Василиса бросилась к отцу. Тот отстранил ее рукой: не приближайся, мол.

— Стой, где стоишь, Васёна!

— Что со мной? Почему маменька говорит, что я не родная вам?! — из зеленых глаз катились крупные слезы.

— Правду она сказала. Ты не родная нам, но любили мы тебя как родную! — мужчина вздохнул, усевшись на деревянную перегородку. — Расскажи мне, что случилось в лесу?

Василиса утерла слезы рукавом, всхлипывая и держась за круглый живот, который рос час от часу, и принялась вспоминать произошедшее.

— Я наткнулась на поляну. Там было очень много грибов…

— Грибница, — поправил девочку Иван.

— Ага! Я там собирала грибы. Потом пришли Савелий и Миланья. Сестра начала дразнить меня, и я ушла.

— И всё?

— Ну нет… когда они пришли, я спала. Они меня разбудили.

— Спала?

— Да, я устала собирать грибы, присела под дерево и задремала. Мне приснилось, что кто-то звал меня. А потом я не помню! — Василиса виновато уставилась в дощатый пол сарая.

— Понятно… — Иван покачал головой.

— Почему матушка заперла меня тут? — не поднимая глаз, спросила Василиса.

— Сложно мне всё это тебе объяснить.

— Пожалуйста, батюшка, выпусти меня отсюда!!!

— Нельзя милая, нельзя... Люди говорили, что матушка твоя родная была невестой лешего. Как и ты, видимо, теперь...

Василиса обмякла, сев на пол.

— Что же это выходит: во мне дитятко лесное?

— Да какое же это дитятко?! Выродок нечистый!!! — Иван застонал в отчаянье. — И нужно избавиться от него! Сиди тут и жди, когда мы с матушкой и братом твоим придумаем, что делать! Меланью я в лесу нашел. Прибрал её леший. Но тебя с братом уберегу, обещаю.

— Так выходит, я тоже дитё лесное? – всхлипнула Василиса.

— Выходит, что так...

— А зачем губить моё дитё, раз оно будет такое же, как я?! Я ведь нормальная…

Иван ничего не ответил на это.

— Сиди тут. Я Савелия пойду искать. Потом решим, как избавиться от этого! — он презрительно посмотрел на округлый живот Василисы, сплюнул и вышел прочь, снова заперев девочку.

— Не позволю! — прошипела Василиса в закрывающуюся дверь сарая. Всё враз стало яснее ясного. И она решила бежать отсюда - подальше, в лес. Там её защитят. Там её не дадут в обиду.

Иван встретил Савелия на краю леса. Парень нес корягу в рваных тряпках. По краям стекали капли мутной жижи, правую сторону коряги усеивали молодые вешенки. Приглядевшись, Иван увидел черный колтун волос в разорванной коре.

— Зачем, сын? – горько, со всхлипами, спросил он у парня, дотрагиваясь до того, что раньше было его кровинкой.

— Её нужно похоронить по-людски! – Савелий посмотрел на Ивана с презрением.

— Чего это ты так смотришь, сын? Не считаешь ли ты.. — он не успел договорить.

— Это ты виноват, во всем, что случилось! — злобно прорычал Савелий. — Если бы не притащил тогда выродка лесного к нам в дом, лес бы не потребовал плату от нашей семьи!

— Ты как со мной разговариваешь, сопляк! — Иван замахнулся.

— Давай, бей, у тебя же еще куча отпрысков по деревне! Ты и Васёну притащил, думал, твоя? Чего молчишь?

— Да ты совсем страх потерял! — Иван оскалился, поглядел внимательно на сына.

— Это матушка молчит и не ведает, что ты бегаешь по бабам! А я всс-ё-ёё видел, вс-ёё-ёё помню. И как к Любке огородами бегал по ночам, пока Егор в городе был. Мать глаза закрывала, а мы с Меланьей никогда тебе этого не простим! — парнишка плюнул в сторону отца.

— Не смей! — Иван хлестнул Савелия по лицу. И тут произошло неожиданное. Одинокая ветка оплела запястье Ивана и рванула с такой силой, что вырвала плечо. Он взвыл, падая на колени.

Савелий выронил корягу и закричал:

— Меланья, сестрица, не надо, пожалуйста! Это же отец наш… Пусти его! — парень протянул руки к коряге и принялся успокаивающе её поглаживать.

Иван выл от боли и от бессилия что-то изменить. Цепкая хватка ослабела было, и на мгновение он ощутил облегчение. Но в ту же секунду ветвь оплела его шею и сжала так, что кожа под ней треснула. По шее побежали алые струйки, и Иван обмер, кулем падая на землю.

Савелий орал, пытаясь оттянуть корягу от отца и только сильнее сжимая ветку на шее уже бездыханного тела. Волосы, почти скрытые под корой, выползли словно змеи, окутывая ноги юноши, пробираясь под штаны, сжимая кожу до хруста костей. Неимоверная сила сжала всё тело. Волосы скользнули в рот и долго, с чавкающим звуком, разрывали внутренности, корнями прорастая в мертвом теле парня. Глаза полопались, из ушей, носа и рта вытекала черная кровь. Спустя несколько минут Савелий уже невозможно было узнать. На земле лежала куча плоти с торчащими из нее белыми костями, ошметками кожи. Бурая жижа сочилась из всех отверстий.

Из леса, грузно ступая, вышло существо, отдаленно напоминающее долговязого человека. Туловище его покрывали гнилые листья, большие тяжелые ноги походили на стволы деревьев. Мелкие грибы прорастали из потрескавшейся замшелой коры, обломанные острые ветки частоколом топорщились вдоль спины, образуя хребет. Грубая замшелая кора обрамляла морду. Глубоко вдавленные мутно-зеленые глаза не имели зрачков, нос замещал обломанный сук, а из-под густых зарослей травы виднелась прореха, служившая ртом.

— Умница, Меланья! — медленно проскрипел леший. — Отец ваш, и мать ваша слухам веруют, глупые люди… Василиса нам не дочь, и матка, её родившая, нам не была невестой. А вот дочь свою нам пообещала, еще до рожденья ее. В лесу заплутала, побоялась сгинуть, глупая, да первенькую свою нам и отдала! Василиса чистая, выносит наше дитя. А ты, Меланья, дело своё сделала. Устранила преграду на пути матери наследника нашего к нам. Люди - странные существа. Видят то чего нет, и не видят того что у них под носом…

Лешак, шаркая, подошел к лежащим останкам. Из-под коры с треском выползли сотни молодых корней. Покрывая тела отца и сына, они жадно впились в их останки, с легкостью перемалывая кости, которые в тот же миг исчезали под корой существа. Оставив лишь влажные кровавые следы на земле, лешак подхватил корягу и, тяжело переваливаясь, пошагал обратно в сторону леса.

Евдокия беспрестанно выглядывала в окно в ожидании мужа и сына. Сердце ее заходилось тревожным стуком. Она то и дело крестилась и повторяла одними губами молитву, поглядывая в красный угол, на икону Богородицы. Вспомнив о том, что в сарае заперта Василиса, женщина застонала. Девочка ничего не ела с самого утра, а уже смеркалось. Собрав в тряпицу горбушку хлеба, несколько печеных картофелин и пару кусков сала, Евдокия пошла в сарай. Отпирая заслон, женщина замялась и тихонько позвала, не открывая двери.

— Васёна, я тут покушать тебе принесла. Подойди к двери, возьми. Сейчас коровку подою и занесу тебе парного молочка, — она прислушалась. За дверями стояла мертвая тишина. Может, уснула девочка, подумалось Евдокии. Или, того хуже, умерла от своей неправильной беременности? Распахнув дверь, она вошла внутрь.

Что-то тяжелое обрушилось на голову несчастной, и та ничком повалилась на дощатый пол сарая. Василиса, спрыгнула с лавки, и не помня себя, раз за разом опускала полено на голову лежащей матери. Когда голова уже мертвой Евдокии превратилась в кровавое месиво, девочка остановилась. Полено выпало из её рук в растекающуюся черную лужу крови. Переступив через неё, Василиса закрыла за собой дверь сарая, и, не оглядываясь, побежала в сторону леса.

Всю ночь скиталась испуганная девочка в лесных зарослях. Живот округлился еще больше, как у соседки Матрены, которая спустя пару дней родила Андрюшку - пухлощекого розового младенца. Девочка остановилась, мысленно разговаривая с ребенком и ласково поглаживая живот. Словно убаюкивала его внутри себя.

— Спи, маленький, спи… Скоро всё будет хорошо! — почему-то Василиса свято верила, что она найдет в этих зарослях отца своего ребенка - того светловолосого юношу из сна. Он обрадуется её приходу, и все станет лучше, чем могло когда-либо быть. Словно в подтверждение из ниоткуда перед девочкой возник куст, густо усеянный малиной. Девочка обрадовалась. Голод и скитания измотали её, и она с жадностью начала обрывать сочные ягоды. Наевшись, Василиса прилегла под куст и задремала. Во сне она слышала, как лес с ней разговаривает, как зовет её, как ждет рождения наследника.

Проснулась Василиса на рассвете. Ребенок больно пинался, словно заставляя мать встать и идти дальше. Василиса погладила живот, пытаясь успокоить малыша. И направилась дальше.

Спустя какое-то время Василиса вышла из лесу на обширную поляну, заметив сидящих в траве пастухов. Чуть дальше паслось стадо коров - десятка три голов. Младшую дочку Ивана мужики сразу узнали. Встрепенувшись, подскочили к ней, недоуменно оглядывая грязную, босую, в окровавленной ночной рубашке Василису, да к тому же с раздутым животом. В деревне разное поговаривали про Василису и её настоящих родителей, но Иван, после того, как забрал девочку себе, наказал соседям молчать. А те уже, перешептываясь, пустили слухи. Но в глаза Василисе никто никогда не сказал, что она не родная. Да и девочку почти не было видно, да и одну её никуда не пускали. Хотя теперь для нее это уже не было тайной.

— Васёнка, ты чего тут одна, да еще в таком виде? – оглядывая её с ног до головы, спросил дядька Василий.

— Заплутала, дяденька! — соврала Василиса. — Папенька ушел с братом искать Меланью, а я за ними в лес сбёгла, пока матушка с коровками занималась, и вот…

Василиса опустила голову, чтобы глаза не выдали ложь.

— Так мы с Иваном были в лесу, не нашли Меланью. Он, видать, домой ушел. Савелия при нем не было! — сказал Василий озадаченно. – Так давай мы тебя отведем домой, там, наверное, батя с матерью с ума сходють, — мужик, помоложе, сын Василия, недобро поглядывал на девочку и буравил недовольным взглядом её живот.

— А это чего с тобой? Неужто беремешна? — вдруг спросил Алексей.

— Да, дядечка, беремешна я… Скоро уже дитёнка рожу.

— От кого это такой подарочек тебе? — мужики переглянулись.

— Секрет это. Батюшка и матушка не велели говорить! — девочка сложила руки на животе и как-то недобро улыбнулась.

— Тьфу ты, Господи, срамота какая, — не выдержал Василий, — неужто брат твой? или, не дай Господь, сам Иван непотребство такое сотворил?! – он впился в Василису глазами. Девочка молчала, как каменная, боясь выдать тайну. Мужик отстал от нее. Переведя тяжелый взгляд на сына, он произнес низким, но уверенным голосом:

— Вот что, Алешка! Спросить надобно с Ивана, что такое происходит, авось, спасем девчонку из лап ирода.

Вдруг Василиса взвыла. Вытянувшись струной, она повалилась на спину, завывая от боли, и раскинула ноги. Подол ночной рубахи задрался, и мужчины растерянно отвели взгляд. По детским бедрам побежали багровые воды. Запах стоял отвратительный, гнилостный, словно рядом прикопали мертвое животное. Василиса кричала непрерывно. Руки её рыли землю, выдирали траву, лицо покрылось испариной. Девочка рожала. Коровы словно с ума по сходили, страшно мычали в один голос, разбегались в разные стороны.

Первым пришел в себя Василий. Понимая, что нужно как-то помочь, он снял с себя грязную, потную рубаху и постелил под ноги девочке.

— Чё сидишь, дурень, беги скорей в деревню, зови подмогу! Баб зови! — проорал Василий так, будто сам вот-вот родит.

— Ага... Побёг! — Алексей сорвался с места и, по-заячьи задирая ноги, побежал в сторону деревни.

— Давай, малая! Раз Бог дал тебе ребятёнка выносить, то и сил даст разродиться! Давай, дуйся как-то там. Дуйся, милая! — мужик коршуном ходил вокруг девочки, не зная, с какой стороны к ней подойти.

Сквозь болезненные стоны Василисы прорвался плач, сдавленный, нечеловеческий. Девочка, откинувшись полностью на спину, шумно выдохнула, разродившись. Мужчина, стоящий у головы Василисы, обошел её, чтобы подобрать ребенка и замер. В глазах Василия отразился ужас. Он перекрестился и тут же, едва успев отбежать в сторону, исторг из себя содержимое желудка. Василиса привстала, мелко подрагивая, и укутала орущее нечто в рубаху мужчины, а затем прижала сверток к груди. Через миг девочку скрутило новой судорогой. Она осторожно отложила ребенка, схватилась дрожащими руками за скользкую пуповину и что есть сил развела руки. Пуповина не поддавалась. Тогда Василиса огляделась, взяла небольшой камень, ткнула пуповину в землю и несколько раз обрушила на нее камень, раздробив пополам. Дело оставалось за малым. Посильней сжавшись, Василиса вытолкнула из себя “место”. Ведомая какими-то дикими инстинктами, она, шатаясь, поспешила скрыться с глаз обезумевшего мужика, пока тот, громко матерясь, опустошал нутро и взывал при этом к Богу. Ноги вели Василису прочь. Младенец утробно орал на разные голоса, требуя еды или чего-то еще. Девочка не понимала его плача, только баюкала и похлопывала легонько, торопясь уйти подальше в лес.

— Тише, сыночек! Тише, маленький… Сейчас-сейчас, мы с тобой что-нибудь найдем.

Спустя несколько часов бесполезных шатаний по лесу Василиса вышла к мшистому невысокому холму, похожему на берлогу медведя. Хотя Василиса и не знала, как выглядит эта самая берлога, да и медведи отродясь не водились в их лесах. Как их, так и волков что-то отпугивало из этих мест.

Василиса присела у холма, все так же покачивая маленькое создание.

То, что было завернуто в грязную рубашку, не походило даже отдаленно на тех младенцев, которых приходилось видеть Василисе. Этот был зеленовато - серый, кожа местами прозрачная, а под ней виднелись синюшнее прожилки и белёсые кости, словно девочка смотрела сквозь мутное стекло. Аспидно-черные, без единого намека на белый просвет, глаза беспрестанно бегали в провалах шишковатого черепа, покрытого густым мехом вместо привычных человеческих волос. От младенца смердело болотом. Огромный безгубый рот с мелкими игольчатыми зубками утробно орал, не унимаясь и требуя чего-то, чего не могла понять новоиспеченная мать.

Василиса прижала младенца к груди. Страшным он ей не казался. Наоборот, она ощущала теплоту к этому созданию. Материнский инстинкт уже пустил в ней корни. Ощущая, как небольшие груди наполнились горячим, а сквозь рубашку проступило теплое и влажное, девочка поняла, что нужно сделать. Сунув орущий комок под измазанную холстину и прижав к себе, она ощутила жгучую и острую боль. Младенец затих, жадно присосавшись к материнской груди. Отфыркиваясь, словно теленок, он ел и довольно поскуливал. Василиса уперлась спиной в замшелый, сырой от росы холм. Усталость нахлынула волной, растекаясь во всем теле. Измученная родами, истощенная длительными скитаниями, Василиса не заметила, как провалилась в сон. Во сне к ней снова пришел он, светловолосый юноша. Только теперь Василиса не пряталась от него. Он подошел к Василисе, в руках которой спал их сын. Василиса была уверена в том, что отец её ребенка - этот юноша. Он погладил спящего младенца по зеленой щечке и прошептал:

— Скоро ты будешь с нами…

Василису разбудили приближающиеся голоса, и она открыла глаза. Уже наступила ночь, сквозь деревья мелькали огни. Факелы! Видно, Алексей нашел мертвую Евдокию в сарае. А Василий поведал мужикам о том, что увидел, принимая роды у дочери всем хорошо известной Любки, невесты лешака. Но отчего тогда она, Василиса, не такая, как её ребенок? Хотя этот вопрос волновал её сейчас меньше всего. Она оглядела младенца. Тот сладко спал - странно так, дышал быстро-быстро, как дышат больные в горячке. Ну и ладно. Нужно попытаться скрыться от деревенских, а дальше, может, и жених Василисы их найдет!

Несколько часов шла погоня за измученной Василисой и её ребенком. Она уже и не хотела бежать, взывала к лесу, умоляла о помощи духов и Богу молилась. Но почему-то никто ей не ответил.

Ноги вдруг ступили на влажное. Девочка подняла мутный взор и увидела перед собой болото. Младенец не спал и пристально смотрел на мать. Василиса подошла ближе к смрадной топи, и младенец тут же забеспокоился. Сзади уже слышались людские голоса. Бежать больше некуда!

Василиса сделала еще шаг, и босых ног коснулась холодная влажная трава. Младенец взвыл.

— Не бойся, сыночек! Мама не бросит тебя, будет всегда рядом. Не нужны мы в этом мире никому, так Боженька примет.

Не подумала только Василиса, что Боженька нечисть и самоубийц не принимает…

Показались первые рассветные лучи. Мазнули брезгливо по уродливому личику младенца. Василиса прижалась сухими губами ко лбу сына и шагнула в топь смердящего болота. Она еще была в сознании, когда в глотку набился болотный торф, а младенец с нечеловеческой силой дернулся и выскользнул из её рук. Теряя сознание, Василиса увидела, как две коряги, отдаленно напоминавшие руки, вытягивают её сына из топи. Девочка отчетливо поняла, что к Боженьке направится в одиночестве.

Мужики, преследовавшие беглянку, вышли из леса к болоту и увидали с берега, как трясина сомкнулась, поглотив тела девочки и выродка. Но, не увидели они того, что стояло скрываясь за пышной ивой. Долговязое нечто с уродливым младенцем на руках, который, посасывая палец, со звериной злобой буравил их аспидно-черными глазами.[i][/i]