Заброшенная святыня

Никогда еще до этого дня Татьяна не была за городом. Это благодаря Максу, ее недавнему жениху, который одним теплым майским деньком повез ее на своей "Волге" посмотреть, как он выразился, как расцветает природа. Сам-то он уже много раз выезжал за город, даже некоторое время жил там, и знал все окрестности, или, по крайней мере, те, в которых побывал.

Они ехали по удаляющейся от городских окраин дороге; слева раскинулось непаханное поле, а за ним - поселок, справа - густой, непроходимый лес за пологим оврагом. По мере того, как они ехали, картина природы менялась: то пашни, луга с пасущимися миролюбиво овцами-козами, коровами; но справа от дороги подолжал бесконечно тянется смешанный лес. Но вот на его фоне Татьяна увидела крепостную постройку, а вернее - церковь с темнеющей пустой глазницей колокольней, накренившимся набок медным, но уже поблекшим от времени крестом на вершине ее. Эту стародавнюю постройку огораживала местами порушившаяся каменная стена, но ворот не было видно с дороги, так как они, вполне возможно, выходили на север.

- Дорогой, - не отрывая лица от стекла в машине, произнесла Татьяна, - смотри, эта церковь, должно быть, очень древняя...

Макс повернул немного голову от дороги в ее сторону и сказал:

- Да, это очень древняя церковь. В ней когда-то служили монахи. Хочешь посмотреть ее вблизи?

Татьяна согласилась.

Они съехали с дороги и поехали по заросшей тропке, змейкой вьющейся в направлении церкви.

Вблизи, как оказалось, церковь возвышалась на пологом холме, вот почему каменная ограда в одном месте опасно накренилась наружу.

Татьяна и Макс, обойдя ограждение, без труда нашли ворота, оказавшиеся в том же состоянии, что и сама постройка. Они сильно проржавели от снега и дождя, местами даже поросли мхом, и одна створка накренилась, и ее, казалось, достаточно было качнуть, и она бы упала на низкорослую траву перед входом. Татьяна осторожно подошла к ржавым прутьям и не без какой-то суеверной опаски посмотрела, что творится на самой территории, за воротами. Сорная трава охватила всю территорию, кроме небольшой, поросшей желтоватой и сухой травой, площадки, из которой тут и там торчали обшарпанные и покосившиеся прямоугольники камней, некогда светлые, а теперь посеревшие от времени. За площадкой высоко возвышался древний кирпичный фасад самой церкви с темнеющим высоким и сверху округленным и полуобвалившимся арочным входом.

"Наверное, там тоже беспорядок", - в уме правильно предположила Татьяна, медленно отстраняясь от ворот. Посмотрев поближе на это место, ей почему-то больше не хотелось заходить на лежащую перед ними территорию.

И вдруг она заметила полусогнутую фигуру в черном балахоне до пят и с капюшоном, двигающуюся в сторону прицерковного погоста и вот уже проходящую меж серых надгробий и смахивающую с них усохшую листву.

- Смотри, там кто-то есть, - немного растерянно повернулась к Максу Татьяна, - вон там.

- Это монах. - Макс произнес это слово с такой беспечностью, будто было совсем нормально, что по территории много лет назад заброшенной церкви медленно бродит монах. Татьяна справедливо заметила, что таких ряс не носят сегодня священники, а монахов в последнее время она вовсе не встречала. Возможно, после тех времен, когда совершались несусветные гонения на церковь, когда их рушили, а монахов изгоняли или расстреливали. Тут Татьяна поняла, что видит, возможно, последнего монаха этих мест.

- Эй! - сама не зная, зачем, окликнула она фигуру. Ей стало немного страшно и в то же время любопытно. - Извините, можно вас спросить?

Фигура продолжала каким-то веничком из перьев смахивать веточки и листья с надгробий и словно не услышала ее голоса. Монах даже не повернулся к ней, продолжая стоять спиной к Татьяне. Стая воронов с карканьем поднялась с колокольни и принялась кружить над церковью, и фигура замерла.

- Извините, - осмелела девушка, - вы из этой церкви, да?

Монах не спешил поворачивался к ней лицом, которое скрывал под глубоким капюшоном. Его голос звучал старчески-надтреснуто и глухо:

- Зачем вы пришли? Да, это моя церковь, и я не хочу видеть здесь никого. Уходите.

Однако девушка осмелилась снова задать ему вопрос:

- А вы - монах, правда?

- Я - монах, - сдержанно ответила фигура. - И хранитель этого священного места. Уходите вон.

Татьяна была даже немного напугана. Голос монаха звучал так, будто скрипела несмазанная дверь. Они вместе с Максом вошли на территорию церкви. В лицо пахнуло скошенной травой, древностью и чем-то еще.

- Простите, - вмешался Макс, - но нам хочется походить в этой церкви. Ведь теперь в нее никто не ходит. Мы скоро уйдем.

Фигура монаха ничего не ответила и продолжала свою печальную уборку каменных надгробий.

- Давно здесь никто не ходил, - с глубоким вздохом сказал монах, не оборачиваясь. - Но поскольку вы уже здесь, можно и рассказать вам кое-что, потом - немедленно покиньте.

- Да, конечно, - кивнула Татьяна. Ее что-то пугало в этом странном монахе, но что именно - было трудно сказать.

- Эта обитель была построена в 1503-м году, - начал монах. - Она была основана на рубли князя Дмитрия. Здесь, в соседнем помещении, была монашеская. Но настали жуткие антихристианские времена, и нечестивцы разрушили нашу обитель, монахов отослали в ссылку, а кого-то - убили. Все эти могилы - места упокоения всех священнослужителей, погибших здесь за все время до этого ужаса. Я остался один в этом забытом людьми месте и слежу за порядком здесь. Вы услышали все. Теперь - уходите.

Когда монах полуразвернулся в их сторону, девушка заметила, что его большой палец руки, держащий веничек, был словно облит чернилами - черными, блестящими.

- Что у вас с рукой? - невольно похолодев от увиденного, произнесла Татьяна, не спуская взгляда со странного запястья монаха. На миг ей показалось, будто то же самое и со второй его рукой, что она такая же черная, как и другая. Дальше, что она услышала, привело ее в какой-то беспредельный внутренний шок.

- В те годы была чума, - заговорил вдруг монах. - Этот погост древнее, чем могила французского полководца, и вы решили, что ничего внутри земли крещеной не становится частью ее... Уходите!

С этим приказующим выкриком монах повернулся, и Татьяна потеряла дар речи от страха: из-под черноты стародавнего балахона на нее глядело черное, как уголь, лицо, местами поеденное могильными червями, и обтекающее какой-то черной жижей.

Девушка в ужасе закричала и прикрыла руками лицо, бросившись к воротам. Обернувшись на полпути от машины, она увидела отпрянувшего от протянутой к нему неживой руки Макса, и раздался его крик. Макс выбежал с территории церкви, вопя от ужаса и спотыкаясь.

- Он дотронулся дом меня! - с перекошенным от отвращения от ужаса лицом прокричал он, подбегая к машине. Чуть ниже правой кисти кожа была черной, как рука у монаха, и ее била дрожь.

Макс ухватился за дверцу машины, чтобы открыть ее, но тут его скрутила судорожная боль, и он, цепляясь за насмерть перепуганную Татьяну, опустился на траву.

...Луна взошла над гнутым шпилем церковных развалин, когда нечеловек в монашеском одеянии уже выкопал за церковью две аккуратные могилы и погрузил на их холодное дно тела людей и стал медленно засыпать их землей. Он не жалел их, так как в этом теле не осталось никаких человеческих чувств. А Макс и Татьяна волей-неволей присоеденились к земле и их бренные останки теперь никто не найдет, за исключением только лишь могильных червей. И ведь они были последними, кто умер на этой земле от чумы...