Нулевой пациент

НУЛЕВОЙ ПАЦИЕНТ

Кир Неизвестный

Первый рассказ из сборника "Сказки Армагеддона". Серия собой открывает нераскрытые тайны книги "Армагеддон. Коллекция". На Лунной станции случайно открыли могильник с древними инопланетными вирусами. Персоналу станции придется столкнуться с невероятным ужасом и неизвестными науке артефактами внеземной жизни.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Лиза сбежала. Сбежала из города, из страны, с планеты. Хотя ей и казалось вначале это невозможным, но у неё все получилось! Накидав первых попавшихся шмоток под руку в клетчатый чемоданчик, схватив дочку за руку и выбежав во двор, под яркое полуденное солнце, она точно знала, что не вернется сюда. К мужу, в эту убогую, с покрашенными в зеленый цвет стенами, квартиру. Казалось, что эта квартира никогда не мылась, хотя она прибиралась каждый день. Убогости жилищу добавляли шторы на окнах — они выцвели и скорее напоминали половые, истерзанные шваброй и временем, тряпки, с пятнами потертостей. А еще были сами окна — деревянные, расщепленные, отторгнувшие голубую масляную краску, что теперь так небрежно и кудласто махрилась с двух сторон. Кривая входная дверь, не желавшая закрываться с первого раза, изъеденная мебель, пузырь телевизора на треноге, и вездесущая пыль в косых столбах света. Все это так выглядело, словно бы они, жившие в веке современном, зайдя к себе домой, вдруг перемещались в середину девятнадцатого века, в рассвет промышленной эпохи. И все бы ничего, может и привыкли бы они с дочкой, потерпели, как их просил её муж, но…. Стоило им только выйти за дверь, спустится по подъездной лестнице и выйти на тротуар, безвольно довольствующейся той малой частью, что дарила, жирно блестевшая умытым асфальтом, прилагающая дорожная часть, как они сразу понимали в каком времени живут. Проезжающие машины сыто блестели полированными боками, довольные самосознанием своего превосходства шуршали шинами. А внутри этих великолепий, ехали люди, что-то говорили в ладонь, белозубо улыбались или вовсе смеялись, радовались солнечному дню, наслаждались жизнью. Так ехали мимо них, молодой женщины в перестиранном и видавшем виды платье до колен и маленькой, четырехлетней девочки, которой было сложно объяснить, почему они так же не могут жить.

В последнее время Лиза часто плакала, растирала слезы кулаками, пыталась разозлиться и найти в самой себе силы сопротивляться обстоятельствам. Но ей все реже это удавалось и все чаще, натыкаясь на стену неприятия такой жизни, понимала, что не удастся ничего изменить. В этом месте они втроем: Лиза, их маленькая дочурка Алиса и её муж, отец ребенка Орбан, жили последние два года. И хотя, Лиза это точно знала, у Орбана были деньги для безбедного существования, её муж ничего не хотел менять, просил потерпеть, просил подождать. Только она уже не могла больше мириться с такой жизнью! Алиса, уже такая взрослая и интуитивно все понимавшая, чаще стала задавать неудобные вопросы. Но, что еще хуже — уже скоро ей придется идти в школу, где дети, искренне не понимающие тонкости случайной жестокости, будут ненасытными в колкостях и унижениях чудачки из бедного района.

Иногда ей удавалось отвлечься от окружающего их мирка, утянуться вслед сытым и лощеным картинкам, испускаемых пузатым аквариумом на треноге, помечтать о другой своей жизни, неведомой, фантастичной:

"…Абсолютная воля и все время только ваше! Здесь осуществятся все ваши мечты — страстные, тайные, великие! У нас, в городе подлинного счастья, вы не узнаете старости, просто потому, что она не знает сюда дороги. А наша, не побоюсь этого слова, ведь так на самом деле есть, прогрессивная и на десятки лет опережающая земной прогресс, медицина, подарит вечную жизнь. Приезжайте к нам за отдыхом, за восстановлением сил и здоровья. Приезжайте к нам жить. Приезжайте к нам за вечностью! Напомню — мы находимся на темной стороне Луны, в городе под куполом. Сегодня нам уже исполнилось пятнадцать лет, поэтому всех ждут подарки! И с сегодняшнего дня, дня, ознаменовавшего собой новую эру человечества, мы сменили имя города! И дали ему его настоящее, самое достойное и великолепное! ВОСТОРГ!.."

Однажды она решилась, плюнула на все, забежала с дочкой на биржу труда, отстояла короткую душную очередь, благодаря вежливое и молчаливое терпение Алисы. Терпеливо прослушала возмущения безработных, которых не устраивал график, удаленность от мест проживания, маленькая социальная страховка, трудности адаптации, частые командировки или название фирмы. Подошла сама. Оказалось, что никакой биржи не было. Но был стол с белой скатертью, на котором лежали бумажные листки с черными буквами — названиями вакансий, зарплатой и остальным, необходимым. За столом сидела женщина, лет сорока, с копной черных волос и измученными глазами, посмотрела на неё и девочку, кивнула на листки. Лиза не стала выбирать, схватила первый попавшийся листок, сложила в руках и отошла от стола. Не стала смотреть в него, не пошла возвращаться к столу, как просили, чтобы записать её данные. Тихо вышла из пропитанного недовольством помещения, выдохнула из себя воздух биржи, успокаивая бешено колотившееся сердце, посмотрела на ребенка. Алиса держала её за руку и смотрела на неё в ответ, сейчас так похожая на беззащитного котенка, всё понимая. И она не зная, как отблагодарить ребенка, купила ей мороженое. Потом, уже на лавочке, что таилась в сумраке близкого и случайного парка, когда Алиса увлеченно занялась лакомством, она все же решилась. Достала сложенный листок, развернула и торопливо сложила вновь. Она не поверила, в то, что увидела и, решив перепроверить, вновь открыла. Там было следующее:

Оператор манипулятора. Сектор Д. База — 386BIS. Бассейн Эйткен. Луна.

Требуется оператор аппарели фрахтовщика, пикет 3456+08. Обучение. Зарплата 12000 $ за двое звездных суток. Контракт минимум десять суток. Медицинская страховка, жилье, отпуск, график, семейный хостел….

Она перестала читать после того, как поняла, что работать нужно на Луне. Это её полностью устраивало, все же остальное, Лиза воспринимала как приятные бонусы.

Вечером, в присутствии мужа, вела себя, как обычно, интересовалась его делами, рассказывала о своих планах, о тех, что были бы у нее до сегодняшнего дня. Они поужинали и потом, встав из-за стола, Орбан не пошел, как обычно бывало, на диван, к телевизору. Он подозвал дочку, нежно прижал её и пообещал, что он уже близко к какой-то, одной ему ведомой цели, и что она, как героиня старой сказки, откроет ему дверь в волшебную страну. Поцеловав их, он, вопреки сложившейся традиции, пошел спать.

А на утро, они с Алисой, уже ехали в серебряном автобусе, плавно покачивающийся на дорожных волнах. В автобусе работал кондиционер и телевизор, который вещал в пространство над головами пассажиров:

"… — Помните те случаи с бактериофагами? — Говоривший был одет в белый медицинский халат, а на носу блестели стеклами очки. И вообще он сильно смахивал на доктора, поэтому, скорее всего, все, что он говорил, было правдой. Так считала Лиза, не подвергавшая сомнению верховенство высшего образования. — Это так нам говорили, но скорее всего там уже были побочные продукты, что-то типа верионов, со своими белковыми и генными наборами. Да-да. Это тот случай, когда каракатиц и медуз спутника Европы, пытались социально адаптировать к Земным понятиям. Проще говоря, разумную, но не понятую жизнь, стремились цивилизовать под человека. А потом что-то пошло не так в том эксперименте — космическая лаборатория спец карантина потерпела катастрофу, но не такую глобальную и разрушительную, и была впоследствии восстановлена. Но результаты исследований были утрачены. — Телеведущий прохаживался по студии, больше напоминавшую лабораторию. — Грубо говоря, пробирки с верионами пропали. А как выяснилось потом, эти бактериофаги были не совсем обычными, содержали геномный код одной из сотрудниц. Пропажа, конечно, нашлась потом на рейдере „Оби Микел“. Как пробирки там оказались– объяснения не нашли, хотя и предполагали, что это обычная ошибка фрахтовщиков, которые неверно прочитали бортовой номер груза. Но не это самое интересное. — Ведущий резко остановился и сверкнул линзами очков в камеру. — Занятные события начались потом, когда выяснилось, что часть пробирок было разбито, а их содержимое, обнаружилось на мордах карликовых вомбатов, которыми и хотели заселять обжитые участки Марса. Ну, вы же знаете из наших предыдущих передач — недавно выяснилось, что вомбаты оказались неравнодушны к местным паразитам и охотно их поедали. Так вот, после соединения верионов с кровью животных, у последних проявилось человеческое сознание, вплоть до копирования смены настроения. И не важно, что часть из этих животных, была мужского пола — все вели себя в соответствии с канонами женского поведения человеческой особи. Сначала было весело наблюдать, как ранее безмолвные и неуклюжие животные копируют человека. Но, потом, когда они стали между собой общаться и социализироваться, разделяя и делегируя зоны ответственности, и это стало приносить свои, исковерканные представлением животного о социуме, плоды — смех быстро прекратился. С той поры все эксперименты засекретили, а зону отчуждения вынесли на Луну, куда-то на темную сторону. Куда — никто не знает…".

Так они попали в центр подготовки космонавтов южного филиала НАСА. Впрочем, их никто не спешил готовить, ограничившись стандартными процедурами, парами уколов в плечо и пробой на аллергические реакции. Уже через день, они и еще семеро смельчаков, облаченные в противоперегрузочные костюмы, рассаживались в безграничном нутре стратосферного гиперзвукового лайнера, с романтичным названием "Алита". Им предстояло подняться на высоту в почти двадцать пять тысяч метров и там, их капсулу, по шаттловской системе, подберет русский ядерный буксир "Зевс", который обслуживал систему космического лифта. Дальше будет пересадка на международной станции "ЮЛА", рассчитанной на триста тысяч обитателей, и вечно переселенной, а уже с неё, на лихтере "Калипсо", им предстояло добраться в конечную точку путешествия. На темную сторону Луны.

На лайнере всех удобно рассадили по мягким, противоперегрузочным креслам, которые своим объятиями напоминали водяные матрацы, пристегнули трехточечными ремнями, надели высотные маски, на случай внезапного кислородного голодания, и с напутствиями, дали добро на старт. Перегрузка буквально вдавила в кресла и только теперь они поняли всю прелесть в ватном сопротивлении перегрузкам. Только благодаря этим креслам, они смогли пережить чудовищные ускорения.

На высоте около двадцати трех километров, когда на электронном табло их салона, отобразилась высота, забортная и бортовая температуры, скорость полета в четырнадцать скоростей звука, их подобрал "Зевс". Сначала они почувствовали легкую вибрацию, потом толчок и следом плавный подъем. Цилиндрические внутренние бока капсулы стали прозрачными и пассажиры, даже те, для кого этот вылет не был первым, не удержали вздоха восхищения, когда голубая дымка стратосферы медленно растворялась в черном пространстве окружающего космоса. И так стало ей вдруг тоскливо, словно бы она покидала самого родного человека. Так же было, когда она прощалась со своей мамой, уезжая в супружескую выселку, на просторы неизвестного края. Лиза тогда, хоть и пыталась, но не удержалась — разревелась, как маленькая девочка, а её мама, все стояла и стояла на крыльце их фермерского старого домика и махали ей вслед потрепанной соломенной шляпой. Почему-то именно тогда, она поняла, что больше не увидит маму живой.

"Зевс", как и положено ему, доставил капсулу на высокую орбиту и там, она на химической тяге, в автоматическом режиме, в течение четырех часов, пристыковалась к "Юле". На станции всю команду сразу поместили в зону спецкарантина СК-3 и продержали еще пару часов, пока не появился доктор с медсестрой. В ожидании Лиза уставилась в экран телевизора, показывающий невероятные картинки космоса, а голос за кадром вещал:

"…Помните тот разбитый корабль, что мотается в астероидном поясе этаким покинутым „Голландцем“, страшным напоминанием нам, о том, что космос все так же опасен для нас, человечества. Его как-то пытались эвакуировать, дотянуть до ближайшей утиль — фабрики. Но не тут-то было, там такая дьявольщина началась, разное привиделось тем десантникам, которые решились сойти на его борт. Вам любой скажет, что они вовсе не из робкого десятка — все поработали на орбитах внешних планет. Все знают, как не просто бывает в той же Юпитерианской системе…"

Доктора звали Паулюс Генрих Вольфович. Он был не высок ростом, с крючковатым носом и, какими-то не добрыми глазами. Сверху, на плечах с пустыми рукавами, болтался медицинский халат, с голубой вышивкой на правой стороне груди — "Animarum". Что это значило, Лиза не знала, а спросить стеснялась. Медсестра же, напротив, была стройна, с прекрасным телосложением. Волосы убраны под белый чепчик, на ней самой белый халат выше колен, с такой же надписью на груди, что так привлекала и отвлекала внимание присутствующих своим содержанием. Она представилась Ириной Феоктистовой и в отличие от Генриха Вольфовича, её глаза были наполнены добротой.

Вошедшие поздоровались с присутствующими, поинтересовались самочувствием, наличием прививок, соответствующих допусков, квалификацией, целью прибытия. Выслушали каждого, прислушались к ответам, принюхались к словам и, похоже, удовлетворившись проверкой, удалились ставить ревизии в рабочих визах. Через час их всех отпустили, и они недолго колеблясь, без сожаления оставили эту переполненную емкость, болтающеюся в космосе, людьми. Их ждал лихтер.

На корабле встретил не умолкающий ни на секунду капитан. Его звали Натан Войнич, и чувствовалось, что он, соскучившись по живому общению, готов пересказать все новости системы. Лиза обратила внимание на то, что у капитана отсутствовала правая рука до локтя, вместо неё, из рукава полетного пиджака торчал обрубок бионического манипулятора. Она вопросительно посмотрела на капитана, тот в ответ улыбнулся и прокомментировал:

— Это у меня после Юпитера такой "подарочек" остался.

А потом он, никому не отвечая и вроде сам с собой, заговорил, а они, сидевшие рядом, в тесной рубке, вынужденными слушателями внимали:

— Была такая программа "Экстрот". — Он пожал плечами, внутренне соглашаясь с этим фактом. — Предлагала улучшение всех характеристик человека, с помощью инъекции "Экзонит". Все космодесантники, прошедшие отбор на системы внешних планет, были обязаны привиться. Какую конкретную пользу приносила эта инъекция, толком не знал никто, но ходили слухи, что она может спасти жизнь в критической ситуации. Конкретики не было и в слухах, но если ориентироваться на то, что говорили, выходило примерно следующее. Человек приобретал просто поразительные качества такие, как: способность двадцать минут продержаться в открытом космосе без скафандра, ночное зрение, тонкий слух, возможность обновлять кожу, умение распределять сотни градусов жары, при этом, не страдая от ожогов. И как вишенка на торте — больше трех сотен лет жизни.

И мне предлагали. А я что? Каждый раз отказывался. Я же не был космодесантником. Не встречался со всеми ужасами космоса, не смотрел каждый день курносой в глаза. Я был простым капитаном, простого, по меркам современности, кашалота — контейнеровоза и не стремился к подвигам. На собственной шкуре знал, чем заканчиваются подвиги. — Он отвлекся на пилотажные приборы, сверил маршрут, откорректировал авионику. — Моя жизнь состояла не только из образов романтики, но еще и из стабильной, неторопливой старости. А к ней, я уже начал привыкать на этом лихтере. Если повезет и план начальника станции, огромной сферы Бернала, "Фэнган" Кай Йе, удастся, то он еще, лет с пяток помотается вокруг неё фрахтовщиком. А потом и вовсе спишут в номинальный резерв. Хорошо, если на станцию или планетарный институт имени Йохана Тихого, на Марс, или на крайний случай на дно атмосферы Титана, к пионерам азотной жизни. Только бы не на Землю! — Он разочарованно кашлянул в кулак. — Понимаете, я ведь родился в условиях искусственного воздуха и гравитации Герадии, и не привык к тяжести земной атмосферы. Альма-матер мне всегда давалась тяжело. А еще птицы. Когда пролетает надо мной очередная тень — всегда втягивал голову в плечи. Я думаю, что в меня кинули камень, ничего не могу с собой поделать.

ЗЕМНЫЕ ДЕЛА

— В этой стране нет правды! Да и не было её здесь никогда. Кому она тут нужна? И какова была бы её цена, если в ней нуждались? Нет! Тут все по-другому, хотя и говорят, что все по-настоящему. Дома, эти дороги, города — все не правда. Вся Америка сделана так — из картинок и слов. Одним пообещали, другим показали картинки, у третьих под носом пошуршали зеленью. И все. Сила убеждения. Идеология. И больше ничего. — Росс пропустил мужичка, мучительно топтавшегося возле него и по-собачьи услужливо заглядывающего ему в глаза. Росс в нем признал работника кухни, пропустил. Продолжил внутренний диалог.

— Ну, если так все плохо, какого рожна все сюда лезут? И не просто так идут ходоками, а самолетами, поездами, машинами, на кораблях плывут. Что им тут всем — медом намазано? — Возле клуба, вместе с первыми признаками вечерних сумерек, стала накапливаться толпа. Люди переминались, пританцовывали, многие энергично что-то жевали — они все разминались перед приемом брызжущих кварков успешности. И готовились платить за эти призраки. Росс посмотрел поверх голов, и все эти люди показались ему ничтожными. Думают, что город их принял, но нет, как и все другие — занимаются самообманом. И даже, если они строили этот город, он с ними расплатился сполна, и не готов больше принимать их условий. Конечно, это не Вашингтон, не Лас Вегас. Но и захудалым его сложно назвать, особенно если знать о его ночной, тайной жизни. Той жизни, где город забирает время у жителей, освещая им свои артерии, заманивая еще таких, как эти, олухов.

— Эти, — он кинул на очередь презрительный взгляд, — как и те, что прибывают сюда миллионами за фантомами американской мечты. Все они готовы платить цену, и все рассчитывают получить свой кусок. Никто не сомневается. Но Америка, как и этот клуб — словно сука, защищает своих щенков. Просто так не забрать своего счастья, сначала надо стерпеть укусы и злобное рычание. Самому стать зверем, что бы эта волчица поняла, что ты сможешь защитить свою мечту, свое счастье.

В клубе взвизгнули медью трубы, раздалась тяжелая барабанная дробь, а потом без вступления, без паузы, понеслась черная музыка, и хриплый голос негра затянул blue devils штата Луизина. Белые в очереди задрыгали конечностями, застучали подбитыми каблуками, задвигали еще энергичнее челюстями, тщательно стараясь пережевать не пережёвываемое.

— Сначала купили лояльность черных за годы рабства, а потом сами стали рабами. — Сморщившись и не в силах смотреть на корчащиеся тела на брущатке, отвернулся от очереди Росс.

— Ей! — Его позвали из зала. Он обернулся и увидел босса. — Давай! — Замахал он рукой Россу, показывая, что можно начинать вечер. Толпа вздрогнула, зашаталась, словно лес стволами деревьев, двинулась на него многотонной массой. Но все еще была боязливой, недоверчивой — не верила в то, что он получивший свою мечту, может случайно загрызть, неверно растолковав их порыв.

— Этот та еще свинья! — Продолжал он сам с собой разговаривать, одновременно просеивая очередь на тех, кто осчастливленный и улыбающийся, обладающий волшебным картоном приглашения, проникал вовнутрь, сквозь кроличью нору входа, и тех, кто вынужденный своей непричастностью, остался тут на тротуаре, продолжать пантомиму ускользающей надежды. — Как же он похож на моего ублюдочного отца! — Росс задумался, вспоминая.

…Да что ж сказать — такая судьба. Она у каждого своя, кем то выбрана и подарена — на, держи, пользуйся и не обляпайся! А если ты думаешь, по своей наивности или лучше сказать глупости, что это не твое, не твоя судьба — попробуй, исправь. Только все это дудки! Ничего не исправить! И даже, если на секунду тебе показалось, что ты хозяин своей судьбы — тут же опустят на место, да еще наградят увесистой затрещиной. Уж что-что, а это он понял по всем тем тумакам и шишкам, что наградила его эта судьба.

Он стал подозревать об этом еще в детстве, когда его любящий подвыпить отец, приходя с очередного застолья, распускал руки на мать. Ему лет пять, наверное, было, и он еще не знал, насколько тяжелая рука у отца. В этот раз он решился, выскочил наперерез пьяному вдрызг отцу, когда тот уже намахивался на дрожащую от ужаса мать и заорал, что было сил:

— Уйди!

И тут же получил ладонью по уху. Он тогда потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил себя накрытым одеялом на белых больничных простынях, как потом стало ясно, провалявшись тут почти неделю. Рядом сидела мать и виновато, как-то жалостливо, заглядывала в его глаза. Отца не было.

Мать тогда сказала, что они любят с отцом друг друга, а произошедшее стало случайностью, ошибкой. Что отцу очень жалко и что не пришел он по одной простой причине — задержался на работе, но передает ему, Россу, своему сыну, привет. Говоря все это, мама отворачивалась от его взгляда, пряталась в одежду, сутулилась. Он спросил, что случилось, она торопливо ответила, что все хорошо, и что они ждут его скорого возвращения.

Он, конечно, видел её новые синяки, понимал, что побои не закончились, но не понимал, почему она его защищает, почему они не уйдут из этого дома. Он спросил ее об этом. Мама тогда посмотрела на него с упреком и горько сказала, что некуда, что нет такого места, где им будет хорошо вдвоем.

А через две недели, прохладной, освещенной редкими уличными фонарями ночью, отец забил ее до смерти у соседей на глазах. Росс тогда схватил кухонный нож, которым мама разделывала крупные куски мяса, бросился к отцу. Он хотел его смерти. Но не справился, налетев на крупный и жесткий кулак, сломавший ему передние зубы.

Отец был тогда особенно жесток, не жалел в пьяном безумстве его маленькое и бесчувственное тело, бил и бил. Потом приехала полиция, вызванная кем-то из соседей, и отца забрали.

Конечно, его посадили. Надолго. А Росс попал в детский дом, к таким же беспризорникам, что лишались родительских гнезд, разоренных этой сукой — судьбой! Через год, отец покончил счеты с жизнью. Видимо там, за решеткой, освободившись от абстинентного синдрома, он ронял все ужасы им сотворенные.

А он замкнулся в себе. Замкнулся, потому что боялся себя нового, своей агрессии и ненависти к людям. Стал жестоким и нелюдимым. Ему тогда школьный психолог поставила диагноз — детская психопатия, и предложила лечение. А так как за него никто из взрослых не мог поручиться, то лечение проводили в спецлечебнице, от интерната.

Это время он старался не вспоминать. Не вспоминать санитаров в белых халатах, злоупотребляющих своей силой и властью, насилие в среде подростков, ужасы карцера. И как ему казалось, вместо того, что бы уйти, болезнь стала прогрессировать, коверкая до неузнаваемости детскую психику. Понимая последствия такого лечения, и что его могут и вовсе не выпустить из этого ада, Росс загнал внутрь себя все следы болезни, говорил докторам то, что те хотели слышать. И его отпустили…

Ему было двадцать шесть лет. Крупный детина, бритый наголо, с огромными руками и пароходной луженой трубой, вместо глотки. Неудивительно, что его сразу взяли на это место. А ему тут понравилось. Понравилось чувство власти и еще то, что он мог вполне законно бить людей. А вот это он очень любил. Все остальное, в виде бесплатной кормежки, трансфера до работы и обратно, а так же весьма неплохого жалования, он считал приятными бонусами. Но главное — что его боялись. Он это чувствовал от людей в очереди, и еще сильнее он это ощущал, после очередного кровавого мордобития, когда вновь возвращался на свое рабочее место. Только одно его всегда смущало, а иногда даже бесило до такой степени, что он готов был полезть в драку! Так на него влиял босс, своим желанием контролировать все и всех. Пусть лучше девок своих контролирует, чтоб их кто по сральникам бесплатно не растащил и не обрюхатил там! А он тут, перед входом все знает и делает верно! Его не надо учить и особенно указывать, что делать!

На коммерческой стороне высотки зажглась новая реклама, он присмотрелся. Показывали футуристический город под куполом, на безжизненной поверхности планеты, потом камера проникла внутрь, и уже там, осветила вовсе фантастические картинки. Голос за кадром вещал:

— …Абсолютная воля и все время только ваше! Здесь осуществятся все ваши мечты — страстные, тайные, великие! У нас, в городе подлинного счастья, вы не узнаете старости, просто потому, что она не знает сюда дороги. А наша, не побоюсь этого слова, ведь так на самом деле есть, прогрессивная и на десятки лет опережающая земной прогресс, медицина, подарит вечную жизнь. Приезжайте к нам за отдыхом, за восстановлением сил и здоровья. Приезжайте к нам жить. Приезжайте к нам за вечностью! Напомню — мы находимся на темной стороне Луны, в городе под куполом. Сегодня нам уже исполнилось пятнадцать лет, поэтому всех ждут подарки! И с сегодняшнего дня, дня, ознаменовавшего собой новую эру человечества, мы сменили имя города! И дали ему его настоящее, самое достойное и великолепное! ВОСТОРГ!..

— Росс! Мать твою! Рот закрой! Займись делом! — На него, из подсобки орал разъяренный босс, указывая куда-то на проезжую часть. Там сцепились два жигало, усердно пытаясь не запачкать франтовские костюмчики и лакированную обувь, при этом надавать друг другу тумаков.

— Как же ты меня бесишь! — Скрипнув челюстями и поиграв желваками, он разодрал друг от друга, сцепившихся смертельной хваткой двоих мукси, отбросил в стороны, погрозил грозным взглядом. Те, поджав хвосты и виновато поглядывая по сторонам, вернулись на свои места в очереди. — Сегодня последняя ночь, и валю отсюда на все четыре стороны! — Ему, конечно не надо было туда, он уже знал, чего хотел. Поднял взгляд наверх, туда, где блестела и выливалась освежающими соками, реклама:

— … город ВОСТОРГ!

***

— Да простит вас всех Господь! — Каролина заходилась в праведной проповеди! Ведь они заблудшие, потерявшиеся, неверующие, так нуждались в ней. Именно сейчас, когда уже все предсказано! Когда уже нашли тот город, и океан под ним! Скоро все случиться, и если не она им скажет, не предупредит, то все они сгинут грешниками! Она, их Кара!

— Нехристи! Говорю вам, как есть — нехристи! Уже построили тот город! Да, да! Он уже есть! И знаете, что, — Кара присела в ногах, резко развернулась, сверкающими глазами зарыскала по окружившим её людях, по офисным клеркам, — он уже ждет свои первые жертвы. Души! Воткого он ждет! — Она шагнула навстречу одним, те отшатнулись от неё, как от чумной, потом к другим, и эти тоже смалодушничали — отступили. Каролину устраивала такая власть. Так надо было, чтобы её боялись и слушали! Ведь только страх, проникая вглубь души, заставит толпу замерев, слушать и запоминать. А потом, найдя в самих себе оправдание, принять, как веру. — Как бы ни назвали это город отступники, имя его настоящее, выковано в самом аду, самим владыкой ханаанским — Баалом! А потому город этот демонов! — Она снова вошла в центр, образованный кругом слушателей. Сложила молитвенно руки, опустила их ладонями вниз, словно очерчивая — отстраняя от себя испорченное. — Под городом демонов течет пылающий океан Адоржан. — Она заводила ладонями, словно их покачивали волны невидимого океана. — Он подобно порабощенному рабу, — почти шептала Кара, — заключенному в гранитную твердыню, мечется в бесконечной ночи и несет в себе проклятья! Несет в себе угрозу уничтожить в своей кислотной сущности всех ваших сородичей.

— Слышите вы! Всех уничтожить! — Она перевела дух и продолжила.

— Но это не навечно. Не вечно он будет сокрыт в твердях. Так будет, пока не наберется сил, чтобы вырваться наверх, на свободу. — Она закрыла глаза, выдохнула и продолжила, поднимая голос выше.

— Рожденный в бескрайних ужасах царя Малфеаса, в царстве Вирма, Адоржан готовиться выплеснуть все адские кошмары и ужасы, накопленные в Глубокой Умбре. Так океан намерен воплотить все творения своего короля, превратив земных и воздушных существ в колючие массы фирмина и хрисогона, в амфизелию или неому. А некоторых обратить в кристаллизованных демонов.

— Своими разъедающими водами океан наполняет и пропитывает все вокруг, до чего может дотянуться: от смертных и призраков, до вечных демонов. Выжигает им нутро, заполняет пустоту своей сущностью. — И тут она открыла глаза и прокричала громким, низким голосом, очень похожим на мужской, не своим:

— Ясно вам теперь, неверующие, что ждет вас там, — она подняла над головой руку, с распрямленным указательным пальцем, — не твердь небесная, а смерть и муки вечные!

— Хватай её! — Раздалось с боков. Толпу прорезали синие форменные рубахи и черные брюки, с накрахмаленными стрелками. Затрещали электрошокерами блестевшие эбонитовым светом черные дубинки в сильных руках. Бесчувственную женщину, еще не упавшую, но уже теряющую под собой опору, подхватили, потащили по светлой плитке холла. Кто-то подобрал черную изношенную туфлю, донесли до тонированного джипа. Бросили вслед утонувшей в черной бесконечности салона женщины, хлопнули тяжелой дверью. Автомобиль взревел, распугивая сбившихся стайками близких прохожих, рванул с места, вклиниваясь в проезжающий, роящийся разбуженными осами, автомобильный поток.

ЛУНА. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Из листовки тайного общества базы 386BIS.1

Если посмотреть наверх, туда, где по всем канонам должны быть звезды — там не увидишь ничего. Тут на самом дне, в центре преисподни Эйткена, не видно ничего. В этой дыре, кроме дьявольских костров и криков грешников, не может быть ничего!

Какие звезды? Если так подумать, то не мы на глубине в восемь километров, а над нами куполом, высотой в восемь тысяч выстроена башня. Если это принять, то сразу становиться понятным, почему нет звездного света. И все эти рассказы про то, что импактовые стены не такие твердые, подвержены статическим разрущениям, а оттого время от времени, выдавливают из своих пород мелко-дисперсионную пыль, которая и заслоняет звездный свет — бред. Все это научная чушь, вещаемая умными головами только ради одной цели, чтобы мы, простые работники станции, поверили вто, что все у них под контролем. Но если поставить их слова под сомнения — сразу становиться ясно, что на этой станции не все так гладко, как они хотят нам представить! А все потому, что сама база 386BIS вовсе не гражданская! Не породы внутрилунные она добывает и изучает! Все гораздо хуже, и многие на этой станции именно об этом стали перешептываться. Она военная!

Всем давно известно, что Луна полая внутри и еще никто не был внутри этой полости. Как говорят, там, на глубине в несколько десятков километров, находятся инопланетные технологии! Да, да, именно так! Это же ясно, как день, что Луна вовсе не спутник нашей Земли, а инопланетный корабль, который висит тут на орбите этаким сторонним наблюдателем, передающий своим хозяевам все о человечестве. А последнее время есть, что передать — человечество широко шагнуло прогрессом, технологической сингулярностью. Теперь не догнать! Опасно стало человечество для внеземного разума! Так может и выстрелить Луна по нам, по всем и по нашей единственной Земле. Поэтому нужно опередить этого врага — добраться до центра Луны и отключить все её функции!

Теперь вам понятно, почему база 386BIS находиться на такой глубине? Все правильно — отсюда ближе к центру!

П. С. Ввиду сложной гражданско-политической ситуации на пикетах, сегодняшнее собрание не состоится. Об изменениях и следующем собрании, вы узнаете в срочных сообщениях.

— Он уволил меня! Представляешь! Эта свинья меня уволила! — Рик, осоловевшими глазами уставился на своего приятеля. — Сказал, что много пью. — Он икнул, брезгливо сплюнул. — А может, я не могу иначе! Мне это надо, как вот, скажем, — Рик пытался вспомнить имя приятеля, но так и не смог, — тебе воздух. Ага, прямо так. — Ответил он на немой вопрос. — Сказал, что у меня есть две недели, чтобы убраться с Луны.

— Что будешь делать. — Спросил его рядом сидевший человек. Он был опрятно одет, тщательно выбрит и от него веяло тонким ароматом дорогого одеколона.

— А что тут сделаешь? — Рик пожал плечами. — Допью здесь, — он вынул из кармана поношенного пиджака, полупустую фляжку с жидким огнем внутри, — и пойду к себе. — Рик пьяно уставился на собеседника. — Ты со мной?

— Нет. — Мужчина в дорогой одежде поднялся. — Тебе тут, — он указал взглядом на бутылку, — самому мало. Будь здоров! — Попрощался он и ушел, широко шагая и почти не размахивая руками.

— Будь здоров. — Скривил лицо Рик, изображая ушедшего. — Да кто ты такой? — Он икнул, махнул рукой. — Да катитесь вы со своим Восторгом! — И пьяно пошатываясь, поплелся, не разбирая дороги.

***

Он не понял, как оказался тут, в этом, ранее не видимым боковым ответвлением тоннеля. Рик огляделся, все еще не понимая своего нынешнего местоположения. Его окружала белоснежная чистота и холодный свет тюбингов, лившийся спокойными потоками из скрытых светильников. Пахло медицинским спиртом, и этот запах, такой узнаваемый и желаемый, возбудил в нем аппетит. Он свинтил жестяную крышку со стекла бутылки. К спиртовым эфирам, примешался запах дешевого зернового виски. Раскрутил водоворот под темным стеклом и сделал внушительный глоток.

— О! — Вспомнил неожиданно он, отвечая на свои мысли. — Песня!

Весёлый мертвец — пастырь черных овец

Собрал он вольный сброд,

И вдаль погнал их по волнам

Ветер вольных вод.

Йо-хо, черт нас

Ждал у адских врат

Йо-хо, прочь от песни,

Что поет пират.

И тут он оступился. Нога запнулась на излете, и Рик завалился боком на гладкие стены тюбинга. Он встал, осоловевшими глазами попытался найти виновника его падения:

— Ты где? — Крикнул он в пространство. Ему не ответили. — Если не… не… не, — никак не мог продолжить фразу, но собравшись силами на паузе, все же закончил, — не трус,… покажись! — Но и тут ему не ответили. Тогда он махнул рукой на того, кто не желал поддержать с ним беседу, развернулся в том направлении, в котором его несла лихая судьба и, решив шагнуть, снова споткнулся о то же место. Но в этот раз устоял, и потому ему хватило ума посмотреть вниз, под ноги. А там, скрытыми лепестковыми люками, прятался зубчатый механизм гермоворот. Рик, поднял голову вверх, на потолке разглядел ответную часть механизма. И тут до него стало доходить — он попал в ту часть базы, которая была под запретом, и обычно помечалась знаком биологического заражения.

— О, черт! Куда же тебя пират занесло! — Он икнул, отшагнул спиной за механизм, пьяно разворачиваясь в нужном направлении, и отталкиваясь рукой о предательски пошатывающиеся гладкие стены, зашагал в случайном направлении. Загремела истеричная сирена.

Рик враз отрезвел. Он точно знал, что значит этот сигнал в ограниченном пространстве кишки туннеля. Заозирался, в поисках технических помещений, где бы он мог переждать, но ничего рядом не было. И вот же беда — он не знал, каким было расстояние, что он прошел сюда в беспамятстве!

По полу прокатилась вибрация, раздался близкий металлический скрежет — это сдвинулись в стороны лепестковые люки, электромотор опустился звездочками на зубья полозьев и уже первые сантиметры сорока сантиметровой стали ворот показались из стены. А следом, за его спиной, послышался такой же звук. Рик понял, что спасен! Это вторые гермоворота отрезали путь от возможной зоны заражения. Кинулся назад, торопясь изо всех сил и прекрасно понимая, что на всю дорогу есть не больше двадцати пяти секунд, чтобы успеть до полного закрытия, и до того, как этот участок заполнят техническим смертельным газом.

Он мчался, как ему казалось, во весь опор! Но алкогольные пары, словно материализовавшись во что-то существенное, хватали его сзади, за майку и штаны, старались остановить, задержать. Кидали в глаза песка, добавляли мути, путали. И он все никак не мог понять, как такие близкие ворота, оставались такими далекими, несмотря на все его усилия. А в голове по кругу металась мысль, что не успеет, и от этой безысходности, чувствовал, как шевелятся седеющие волосы на затылке.

Но вторые ворота существовали, и Рик уже смог разглядеть их сквозь туман. Он видел, как они медленно, но неумолимо закрывались, отрезая от спасения.

— Нет! — Заорал он в голос. И тут вспомнил свою медкомиссию, где строгая женщина в очках и белом халате спрашивала, за какое время он сможет пробежать пятьдесят метров. Он еще тогда посмеялся над вопросом и ответил ей, что не за рекордами едет, а за баксами. Хотя, если быть справедливым, то вся эта комиссия была одним большим фарсом — кандидатов работать за почти нормальную земную зарплату в опасном и далеком от родины месте, было совсем мало, и поэтому никто особо не придирался к здоровью "чемпионов", как их называл пикетных бригадир, нанявший всех их. — Нет! — Снова крикнул он, и снова ворота, отказавшись подчинятся ему, не остановились, продолжили отрезать от жизни.

Но Рик успел. Успел в самый последний момент запрыгнуть в утекающую светом щель, чуть не лишившись пальцев на правой руке, в изящном жесте отброшенной в балетном полете, словно он исполнял партию лебедя. И тут же его скрутил жгутом спазм, Рик схватился за живот, повалился боком на холодивший металлический пол, задышал часто-часто, проталкивая сквозь железные прутья боли кислород. Вдруг его резануло памятью, болью несделанного, словно он прощался с жизнью, хотя, на самом деле, только начинал жить:

— Верните мое прошлое. Я не смог в нем пожить. — Жарко зашептал он, словно кого-то убеждая. — Не видел, не чувствовал, не ощущал. Время пролетело мимо! Я даже не дышал воздухом…. Воздух. Почему я не помню, какой у него вкус? Он же должен чем-то пахнуть. Весной, цветами, тополиным пухом. Он должен пахнуть океаном! — Рик бессильно всхлипнул.

— Я был на том пляже, где волны прибоя намывали белый песок, перекатывались белыми барашками. Я это помню. Но океан не имел запаха. Почему я не его помню запахов? — Сирена смолкла, и теперь он слышал свое сердце. Рик глубоко вздохнул, в нос ударил резковатый запах медикаментов, спирта. Он вдруг понял, что так и не сможет никогда привыкнуть к этой станции, к этому воздуху, к этой работе. Как вообще его сюда занесло? Хотя, именно это, удивляло меньше всего, зная его вечное переходящее состояние из похмельного в опохмеляющееся, необратимо трансформирующееся в новый запой.

— Я читал книги, в которых было так много о запахах, что обитали в воздухе. Особенно одна мне запомнилась, о солнечной Флориде и её пряном, солоноватом воздухе. А еще вкус уличной еды, раскаленного асфальта с горьковатыми примесями выхлопных газов. Проезжающие мимо машины с полированными солнцем боками, сигналили мне, чтобы потом раствориться в закатном пожаре. — Он попытался встать — боль, до этого сжимавшая солнечное сплетение стальными тисками, отпустила, напоминая о себе лишь редкими покалываниями. Рик попробовал сделать глубокий вздох, и это ему разрешили. Заулыбался, радуясь своим новым ощущениям, радуясь второму шансу на жизнь. Осознавая, что ему разрешили перезапустить жизнь, начать все заново, возможно вернуть семью — радостно и как-то задорно, по-юношески, рассмеялся. Появилось чувство, что теперь он все и даже вернуть дочку!

— Это надо отметить! — Он поискал глазами бутылку. Она никуда не делась, все так же лежала тут, рядом, без крышки, которую он где потерял, впопыхах спасаясь, выдавив несколько капель янтарной густой жидкости. Рик подбежал к ней, торопясь собрал пальцами драгоценную влагу, опасаясь, что жадное железо впитает её в себя, обратит в бесполезную ржавчину. Сунул пальцы в рот. На языке зажглось пламя, которое он тут же проглотил, и оно зажило жидким огнем, тягуче опускаясь вниз, даря приподнятое настроение. Мужчина поднял бутылку, посмотрел её на просвет, оценивая количество счастья. — Мы еще поживем! Поживем еще! — Радостно крикнул он в пустоту освещенного коридора.

Впереди, щелкнул электронным стартером, потух сегмент тоннеля. Звук, разогнавшись по тесной трубе тоннеля и отталкиваясь от гладких стен, напугал его до легкого ступора. Потом щелкнул еще один и еще. Темнота, набирая силу, приближалась к нему. Рик нервно сглотнул, обернулся на тяжелые ворота, понимая всю тщетность попыток прорваться сквозь них. А за воротами, набирая силу, загудел водоворот набираемой атмосферы технического газа — там никто не сможет выжить! Именно так на станции боролись с возможным нашествием вирусов или неожиданным, необузданным, беспощадным человеческим фактором.

Еще один сегмент моргнул иссине-черным, поглощая последние фотоны света. Тьма растворила в себе материю, приблизилась к нему, забившемуся к примыканию створа люков. Он надеялся, он верил, что лепестки вдруг станут мягкими, податливыми, пропустят вовнутрь! И он, вдруг став настолько гибким и худым, сможет поместиться в свободное пространство меж сталью плиты ворот и боковой железобетонной стеной. Но нет! Рик прекрасно знал, что это не возможно по простой причине — этого расстояния не было. Он сам устанавливал этот механизм, сам добивался того, чтобы в примыкание не помещалась стальная плоская линейка. И, конечно, он добился идеального качества, за что был отмечен премией и сразу её лишен за пьянку и дебош.

Потух еще один сегмент, подпуская к нему абсолютную тьму. Тьму, поглощающую пространство и время, проглатывающая жизнь. Его сердце, разогнавшись, запрыгало в груди. Вправо, влево, вниз к пяткам, наверх к горлу. Иногда задерживаясь где-то, и тогда он чувствовал, что еще немного, и оно, сорвавшись, прежде висевшее на трубках вен и артерий, разобьется о ребра. И больше нечем будет закрывать потоки крови, и она заполнит его тело изнутри, закипит на коллапсирующих внутренних органах.

Раздался щелчок, погасивший еще один сегмент. Тьма уже не надвигалась, она прыгала в его сторону хищными скачками, давила монолитной стеной, лишала сил и воли к борьбе, вызывая отчаяние и спазмы ужаса. Он никогда не был героем, и тем более сейчас не был готов им стать! Единственно, что удерживало мужчину от воплей ужаса — еще больший ужас ускорить приближение этой тьмы. Хотя Рик и понимал где-то в подсознании, что в факте отключения света не было ничего сверхъестественного, это был технологический процесс, но никак не мог заставить себя не паниковать. Он словно чувствовал, что в этой темноте сокрыто ужасное. То, что желает ему зла.

Сразу два сегмента потухли, оставив тонкий ручеек света, отделявший его от наступления ночи. Неожиданно, как ему показалось, в глубине темноты, раздался вздох облегчения, и легкое движение воздуха достигло давно не мытой чёлки.

— Кто тут! — Не выдержав и дав петуха, крикнул он в зев черноты. И тут же закричал, больше не сдерживаясь, истерично, по бабьи, обмочив джинсы.

На границе света и тьмы, в линии терминатора, стояла тень, геометрией напоминавшей человека. На этом сходство заканчивалось. Вокруг фигуры зыбились спагеттиобразные отростки! А потом разом, все они, своим множеством, ринулись к нему, протыкая одежду и кожу, неся с собой, словно стрекальца медуз, яд и адскую, парализующую боль. Показалось само существо.

— Это не человек! Ааа! Не человек! Не человек! — Заорал Рик, чувствуя, как плавиться его кожа.

— Живи. Живи. Живи. — Сквозь захлестнувшую сознание боль, прорвался уверенный, громкий голос.

ЛУНА. ДЕНЬ ВТОРОЙ

Её аппарельный пикет находился достаточно далеко от основных шлюзов и служил грузовым портом для выгрузки переработанной породы где-то внизу станции. Она знала, что тут что-то добывают, в каких-то глубинных шахтах, но особо не интересовалась, полностью довольствуясь должностными обязанностями. С утра и до самого вечера, когда её сменял на посту второй оператор, она, управляла механической рукой манипулятора, снабженного автоматической системой 3D нивелирования, и потому не требующей постоянного наблюдения за операциями.

Дни текли за днями, работа, кроме восхитительных переживаний от процесса, дарила солидную прибавку. Быт на станции был обустроен, и даже присутствовали детский сад с начальной школой. Смены длились по десять часов и почти не утомляли Лизу, а потому она подумывала о продлении контракта.

Как-то вечером, под конец ее смены, она собиралась отпроситься у бригадира пораньше, чтобы успеть забрать Алису из садика, и уже вместе с ней сходить на премьеру нового фильма модного режиссера, появившегося неожиданно, враз, из ниоткуда. Поговаривали, что он из России.

Лиза мало что знала об этой стране, но и того, что было известно, хватало для составления некой фантазийной картинки. А содержала она огромное количество мистики и не меньшее число сказок, и как водиться во всем таинственном — покрыта туманом неизвестности. Конечно, ей стало интересно узнать как можно больше об этой сказочной стране, хоть просто из фильмов.

Она вышла из операторской кабины, помахала проходящим рядом пикетным разнорабочим, они замахали ей в ответ, узнавая. Лизу тут любили, знали её непростую историю, и поэтому каждый хотел поучаствовать в её и Алисы, судьбе. Таскали мягкие игрушки, сладости, детские, в потрепанных обложках, книги. Бывало, что она, чувствуя перед ними признательность, и не в силах как-то иначе отблагодарить, кухарила для них, прямо тут, на пикетном вылете.

Лиза схватилась за блестевшие поручни, закинула на них же ноги и по военному ловко съехала по лестнице робота-фрахтовщика вниз. Заулыбалась, предвкушая вечер, проведенный с любимой дочкой. Развернулась на каблуках и чуть не столкнулась нос к носу с начальником пикетного рукава, Джоном Гарсией. Тот стоял со старшим геодезистом буровых работ Ллойдом, фамилию которого она не знала. Они громко разговаривали, думая, что остаются тут, под сенью многотонной опоры манипуляторы, незамеченными. Лиза невольно прислушалась.

— Вчера снова сектор "Д" лихорадило. Тревога гудела с час. — Говорил геодезист.

— Выход был?

— Конечно! В этот раз особенно обильный. Пришлось электричество на время устранения отключать. Ну, и как всегда, травили газом.

— А я ведь им говорил! Еще тогда говорил, что нельзя было так строить! — Побагровев и запыхтев, надувал щеки словами начальник. — Да, бог бы с ним, со строительством и тем, что меня не слушали. Бог бы с ним, что проложили бетонные тюбинги над лавовыми трубками, не законсервировали их прежде. Так они же тот плюм разрушили! Тот, в котором была атмосфера! Теперь вся эта гадость сюда стала лезть! Хорошо, что только в одном месте. — Возмущался Гарсия.

— Не уверен, что в одном. — Как-то нехорошо проговорил Ллойд. — Мы просто знаем об одном. И знаем, в каких количествах это обычно бывает. А если есть проявления и других секторах, в меньших количествах, обнаружить которые затруднительно? Что если биомасса появляется там? Что тогда?

— Да черт его знает! Я не знаю, как влияет это хрень на человека.

— Да, что тут знать! — Геодезист резко заткнулся, опасаясь, что на его возглас обратят внимание. Через секунду поняв, что на них никто не смотрит, продолжил. — Да, что тут знать. Ничего хорошего от неё точно нет! Зря, что ли наша лаборатория каждый раз травит её газом? Я думаю, что они уже все про неё знают, или догадываются, а нам про это ни гу-гу. И вообще, что ты знаешь о секторе "Д", кроме того, что он секретный?

— Да вроде ничего особенного. — Стараясь припомнить, ответил Гарсия.

— Вот именно! А все потому, что секретным он стал совсем недавно. Вероятно, не больше четырех звездных суток. А все почему? Да потому, говорю я тебе, что полезла эта дрянь!

— Сука! — Воскликнул начальник. — До чего же чертовски страшно быть правым! — Он внимательно посмотрел на Ллойда. — А что наше руководство говорит на эту тему?

— А что они могут сказать? Все нормально. Сектор "Д", вследствие правительственных исследований, проводит ряд работ, имеющих специфический функционал, не подлежащий разглашению. Это и есть государственная тайна. Вот их ответ.

— Слушай. — Заговорщически начал Гарсия. — Ты же знаешь о новой нашей "тайной" организации, что с недавних пор, как привезли ту сумасшедшую тетку, появилась на базе? От них слышно что-то? У этих ребят на каждое событие есть свой взгляд, и порой, он, черт возьми, бывает не так далек от истины.

— Я вроде слышал кое-что. — Геодезист стрельнул глазами в проходящих мимо работников, а потом продолжил, как только те отошли на достаточное расстояние. — У них работник в секторе "Д", они его зовут Виктором. Скорее всего, имя выдуманное, но не важно. Так вот, они утверждают, что он был свидетелем заражения руководителя лаборатории прикрепленной к эскалаторной ленте, ведущей, в свою очередь, к сепаратору минералов и грунтов. Вот, на, — Ллойд протянул начальнику несколько бланков отчета, исписанные мелким убористым подчерком, — тут все есть об этом случае. Читай тут, я потом заберу.

Начальник уткнулся в текст и зачитал вслух, показавшийся вначале не разборчивым подчерк. Но потом, обвыкшись со стилем изложения, дело у него пошло быстрее, а история, из сухого доклада, превратилась в художественное повествование:

"…" — Виктор, тупая твоя башка, — к нему кто-то не лестно обращался, — ты, куда сунул последние контейнеры? Я тебе, куда говорил их класть? — Грузный мужчина, с яростно блестевшими очками на носу, одутловатым красным лицом, обильно потеющий и в белом медицинском халате, орал на него. Мужчина вынул сальный платок, оттер пот с лица. — Виктор, ты тут вторую неделю, а все никак не поймешь, что контейнеры с литерой "D" особые, и их нужно аккумулировать в специальном сейфе. — Он ткнул жирным указательным пальцем, на котором врос в кожу золотой перстень нелепой формы. — Видишь знак биоугрозы? Это значит сюда! — Распыхтелся мужчина. — Понял? — Виктор кивнул головой. Начальник лаборатории тяжело выдохнул, снял очки с носа, отчего сразу стал похож на безобидного хомячка, поводил стеклами по халату, нацепил обратно, снова превращаясь в "доктора Зло". — Ну, хорошо. — Уже спокойно продолжил он. — Если все понял, тогда заканчивай и пойдем за новыми, в сортировочную. — Начальник развернулся на маленьких ножках и, переваливаясь с одной толстой и короткой ноги, на другую, неуклюже поковылял сквозь раскрытые двери помещения.

Виктор поставил оба контейнера в сейф, но дверь не закрыл. Выглянул за колонну, за которой стоял, поискал глазами жирного мужика и, не обнаружив, вернулся обратно. Вынул один контейнер, сунул во внутренний карман пиджака, под белым халатом, хлопнул дверью сейфа, запер на кодовый замок.

Он вышел из укрытия, посмотрел на дверной проем, отметив толстую металлическую дверь, с герметичным замком-вертушкой, надпись сверху, горящей зеленым — "Аккумуляторная". У двери болтались двое охранников с кобурами на поясах, стоящими на выходе и терпеливо его ждущих. Виктор шагнул им навстречу, они кивнули ему, вдвоем толкнули тяжеленную дверь, а она не хлопнула, закрылась, притянутая магнитами. Теперь все, он поспешил вслед толстяку.

Они вдвоем прошагали по спиральной кишке круглого коридора, освещенного полосами света и собранного из бетонных тюбингов. Бывая тут впервые, Виктор удивлялся, почему они не пользовались лифтом, но потом, увидев отсечки гермозатворов, понял, что лаборатория была готова ко всему.

По ощущениям спустились на два яруса вниз. Следующим помещением стало "Сортировочная". Так об этом гласила, светясь зелеными буквами, надпись над входом. Они вошли, и тут же по ушам ударил глухое разъяренное гудение механизмов. Некоторые из них были видны: вакуумные насосы, пульты управления, многочисленные экраны тачпадов. Толстый ткнул пальцем-сосиской, показывая в сторону. Там крутилась эскалаторная лента, поднимая полупрозрачные контейнеры с породой и написанной литерой на крышке. Чаще всего встречались "A", "B", совсем редкие "C", и никогда "D". Или почти никогда. Немудрено, что он мог забыть о её сложных или часто опасных свойствах. Да и как в них верить, в эти мифические свойства, когда за все время работы тут, Виктор первый раз встретил эту свинцовую запаянную коробку.

— И что с этой литерой "D" не так? — Подумал он про себя. — Неудивительно, что проглядел.

Виктор туда, куда ему указали, принялся сортировать неторопливые в движении контейнеры. А, В и С. Занятие было монотонным, снова А, В и С, скучным, и чтобы как-то себя развлечь, сунул руку в карман, вынул свинцовый контейнер. Снова А, В и С, повертел контейнер перед глазами. Это был прямоугольник из тусклого металла, запаянный поперечным швом вокруг и выделенный от других литерой "D". Буква была простой, напечатанной на белой бумаге и просто приклеенной прозрачной лентой — ничего необычного. Снова А, В и С. В металле контейнера не было ничего опасного, и ничего не указывало на содержащееся внутри. Он встряхнул предмет, в нем что-то сотрясалось дробно, ударялось о стенки, перекатывалось. Снова А, В и редкое С.

— Виктор! — Резко, неожиданно, окликнули его сзади. От неожиданности выронил контейнер! Тот упал вниз, туда, где механизмы вращались, перемалывая километры оборотов. Снизу раздался сильный хруст, словно дробились кости живого существа! Словно раздавливаемый шестернями предмет, молил быстрее закончить с этим! И тут лента встала.

— Виктор, тебя босс вызывает! — Повторил голос. Он обернулся — в дверях стоял крепкого вида охранник, как мог помнить Виктор, того звали Россом, и говорил не терпящим отлагательств голосом. — Давай бегом, там что-то срочное для тебя!

Он выскочил в дверь, довольный тем обстоятельством, что его теперь никто не заподозрит, и чуть не бегом бросился к обратному туннелю, ведущему на верхние ярусы. Но не успел пройти половину пути, взвыла тревожная сирена, а светлые потолочные полосы сменились на пульсирующий красный свет. По бетонному полу прошла вибрация, и сверху, там, где был спасительный выход, раздался железный скрип и почти сразу последовал удар. Виктор понял, что это сработали гермоворота. Теперь у него оставался один путь — вниз, и надо было торопиться, потому что нижняя створка, следуя инструкции безопасности, закрывалась через девяносто секунд, а потом переходные туннели заполнялись техническим газом.

Виктор бросился обратно, радуясь тому обстоятельству, что не так далеко успел отойти. Он вбежал в огромное вахтенное помещение и сразу, вслед за ним, заскрипели давно не смазанными роликами, съехали, закрываясь, стальные толстостенные ворота. Ударились о противоположную стену, щелкнули стальным пауком — замком. И все. Больше не было ни звука. Он огляделся. Возле входа в лабораторию, стоял тот самый охранник, который так бесцеремонно и грубо передал вызов к руководству. На его лице отражались негодование и гнев.

— Что… что, сука такое происходит? — Сквозь зубы спросил тот. Виктор пожал плечами, давая понять, что и сам не знает. Поинтересовался о своем руководителе, о том самом толстяке, с которым они пришли сюда. — Этот гнус остался внутри, в лаборатории. В своем кабинете закрылся. Снова жрёт. Или спит. Или еще чем-то занят, пока не жрет и не спит. А то ты его дел не знаешь.– С ненавистью в голосе проговорил Росс. — И что теперь будет? Что делать будем? Ааа? — Словно прикидывая в уме все варианты, спросил сам себя Росс. — Может, запрем этого упыря тут, а сами того? — Он хлопнул себя ладонью по горлу, повернулся лицом к Виктору, издевательски улыбаясь.

Виктор, в ответ отрицательно замотал головой, однако, отмечая про себя приятную мысль о совпадающих чувствах с охранником к своему начальнику. Видимо тот тоже успел насолить этому здоровяку. Он посмотрел на Росса и прикидывал, что могло его привести в такую даль? Очень возможно, что он преступник и в розыске за убийство. Это очень могло быть, если принять во внимание его манеру общаться. Или, все же он как все, поверил в россказни про волшебный город? А, впрочем, с сегодняшнего дня всем станет похер, что и кто привел их сюда! Все начнется завтра, когда придут дознаватели. Если будет кому приходить и с кого спрашивать.

Хлопнула дверь за стеклом. В лабораторию ввалился толстяк, за воротником белой рубашки торчал платок, усыпанный крошками. Схватившись толстыми пальцами за обрюзгшую шею, душил себя. Пошатываясь, ударился об одну стену, отшатнулся, столкнулся с рабочим столом, стулом, перевернул его, но потом, заметив их, стоящих за спасительным стеклом, с разбега врезался в него, разбивая в кровь усеянный складками лысый череп.

— Виктор. — Задыхаясь, прохрипел тот. — Сука!".

На этом месте запись обрывалась.

— И что думаешь? — Спросил геодезист, когда начальник закончил читать. — Что на самом деле происходит на базе?

— Я вот что думаю. — Неожиданно, словно внутренне решившись, ответил тот. — Я не знаю, что тут случилось и мне не интересно, что будет дальше! Но точно знаю, что нужно валить отсюда и как можно быстрее! К черту все их обещания и вечную жизнь! Их сраные фантомные обязательства, премии, карьерный рост — к дьяволу! Будь проклят их хваленый Восторг! Я умываю руки!

— Ты это всерьез? — Неожиданно резко произнес Ллойд. — Ты же не знаешь, что происходит на самом деле. Никто не знает! Это, — геодезист потряс бумагами, — чертова фантазия тех ублюдков — коммуняк! Эта та стерва, русская сучка их подначивает! Я тебе говорю, опоооомнись! — Протянул геодезист. — Их скоро соберут всех вместе, и газом! Ты думаешь, что руководство допустит распространения этой заразы?

— Так для чего ты мне это тогда дал прочитать? — Вдруг со страхом Гарсия неожиданно для себя осознал, что так и не знает фамилию Ллойда. Но, что еще хуже, агенты центрального разведывательного управления часто выбирают себе подобные имена. Ллойд.

— А для того, дорогой ты мой, чтобы понять, на чьей ты стороне. Ну, теперь-то понятно, — успокаивающе проговорил тот, — что ты идеологически правильный, и не будешь распространять этот революционный огонь. — Он огляделся, в поисках подслушивающих и не найдя никого, тихо продолжил. — Это, — он снова потряс бумагами, — манифест бунтовщиков. Это русские во главе с их натурализованным министерством. Тут они образовали свое коммунистическое болото с этой их Каролиной! — Он внимательно заглянул в глаза и, убедившись в правильной реакции, продолжил. — Они планируют захватить власть на базе, и дальше перекинуть бунт на город. Если его не остановить тут, то скоро вся Луна сгорит в хаосе мятежа. — Он снова внимательно посмотрел на Гарсию. — Ты мне вот, что скажи. Так ты с нами?

— Да. — Коротко ответил он, опустив голову и стараясь не трястись от внезапного ужаса. — Я с вами.

Лиза сидела у себя в укрытии, зажав рот, боясь себя выдать. Её пошатывало от услышанного — такого резкого поворота она не ожидала. Они с дочкой бежали сюда за мечтой, за стабильностью, за благополучием! В город, опять-таки хотелось попасть, просто для того, что бы посмотреть, хоть одним глазком на его чудеса. Но теперь все рушилось! Как им быть? Что делать? Ясно одно — нужно бежать! Её накоплений хватит почти на год, для безбедного существования там, внизу, на Земле. Но как сбежать с этой проклятой базы, ведь у неё контракт, и до полного его выполнения, её, с дочкой, даже близко не подпустят к гражданскому причалу!

Она запаниковала, ища выхода, которого, как ей поначалу показалось, не было. Но потом решение возникло само по себе:

— Нужно звонить Орбану! У него связи! У него влияние! Хоть он и мудак, но это единственное спасение! Нужно звонить Орбану!

ЛУНА. ДЕНЬ ТРЕТИЙ

— Рик! Ах ты мелкий сучонок! Ты какого хрена делаешь на кухне! Да ты еще и заболел? Да куда ты суешься со своими соплями! Вот я сейчас тебе покажу! — Одутловатый, с красным лицом повар, в белом колпаке, потряс поварешкой, угрожая. Он пошел Рику наперерез, обходя справа поваренный стол. — А ну, пшёл от моих кастрюль!

Но мужчине ничего не удалось показать Рику. То, что вылезло у того изо рта, отделило верх головы несчастного работника кухни, прочертив четкую грань возле надбровной дуги, и дальше, к затылку. Мужчина в белом халате, удивленно раскрыв глаза, и все еще пытающийся что-то беззвучно открывая рот говорить, завалился боком. Съехал по плите, не замечая её раскаленных краев, и рухнул на серый искусственный пол. Повар был мертв.

Рика он больше не интересовал. Его занимало другое — теперь казалось, что убийцу повара стало тошнить. Спазмы прокатывались от низа живота и, поднимаясь выше, переходили на горло, которое уже перекатывалось желваками рвотных масс. И больше не сдерживаясь его вырвало зеленым. Получилось так, что Рику удалось попасть в каждую кастрюлю, выблевать из себя невероятное, шевелящееся содержимое. Зловонное, тягучее, киселеобразное. И оно, растворяясь в бурлящих массах обедов, больше ничем о себе не напоминало.

Он оттер тыльной стороной ладони рот, избавляясь от остатков исторгнутого, и прилипшая густая одинокая капля на руке, поползла вверх, пока не испарилась, проникнув под кожу. Рик посмотрел вниз, на мертвое тело, перевел взгляд на шкаф измельчителя, тусклым никелированным истуканом, ютившимся в углу. Решение пришло само.

Через пятнадцать минут, после того, как он покинул кухню, прибрав за собой, был объявлен полутора часовой обеденный перерыв, и собирающиеся пикетные работники шли дегустировать сегодняшнее варево, с особой приправой.

ЛУНА. ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. ВОСЕМЬ ЧАСОВ УТРА

Росс, сидел на бетонной уступке вентиляционной шахты, скрываясь от взоров случайных прохожих, и должен был заставить себя работать, должен был что-то делать. Но не мог. Он не мог в себе побудить какое-либо желание. После того случая, в сортировочной. И хотя он тоже был причастен к гибели начальника лаборатории, во всем обвинили Виктора, и дознаватели почти сразу закрыли дело в связи с его раскрытием. С Росса взяли расписку о неразглашении.

Впрочем, совесть быстро заткнулась, когда он представлял себя на месте того толстяка и ухмыляющегося Виктора, наблюдающего за его мучительной смертью. Но могло случиться и невероятное, такое, что толстяк тот мог и не умереть. Он же не видел его смерти. А что видел? Видел, как тот пророс щупальцами, как его прорвало изнутри, как из живота, словно их кто-то выдернул, появились чудовищные жгуты, вроде стрекалец медузы. Видел, как потом пустили газ, заслонивший своей непрозрачной желтоватой субстанцией, весь объем лаборатории. И как только газ, словно желе нанизанный на деревянную палочку, всосался куда-то наверх, после дезинфекции помещения, под вентиляционную решетку, толстяка, или того, что с ним стало, не было. Лаборатория была пуста. Когда створы гермоворот открылись, в их вахтенный коридор, одетые в скафандры биозащиты, ворвалась группа зачистки, скрутили его и Виктора.

А потом передали врачам. Те, особо не церемонились, истыкали иглами, просветили рентгенами и ультразвуками, кололи антибиотики и еще черт знает что. А потом Виктор сорвался. Сорвался на очередном допросе. Доподлинно неизвестно, как это произошло, но судя по обрывистым фразам, слышанным им из разговоров охранников, Виктор кого-то убил, а сам мутировал в какое-то чудовище. В разговоре снова проскользнул город Восторг и что-то связанное с его населением — он не разобрал. Но это было и не важно.

А вчера, неожиданно к нему пришла красивая девушка, представилась старшим научным сотрудником какого-то центра, имени очень известного и важного человека, и предложила ему сотрудничество. Как он понял, это стало бы для него не затруднительно. Предполагалось, что он, имея большой опыт "коммуникации" с людьми, станет кем-то вроде рупора базы 386BIS. В связи с тем, что последнее время активизировалась работа подпольной организации, готовящей, по предположению это красивой девушки, захват власти, то он, со своими способностями, должен будет вести среди предполагаемых зачинщиков разъяснительные беседы. Выглядело, с её слов, все безобидно — подозреваемых собирали в одном изолированном помещение и он, строго по инструкции, зачитывал тест с телесуфлера. Конечно, гарантии по соцнайму увеличивали вдвое. Его все устраивало. Он подписал новый контракт, даже не читая. Ему всегда нравилась работа с людьми.

Но вот одно его начинало настораживать — уже с неделю у него чесалась макушка. Не просто так — взял и почесал, а вот прямо зудела так, что хотелось расчесать до крови. И бывало, он так и расчесывал. Не удивительно, что через дней пять, на зудящем месте выросла набухшая кровавой гематомой шишка, обнаженная ранней плешью. Пряча её от любопытствующих глаз, Росс стал носить бейсболку, и даже надевая в очередной раз неудобный скафандр для совершения обязательной для всех еженедельной вылазки на поверхность, не спешил её снимать, чем вызывал гневные матерные выражения скаф-мастера. Но он не желал, чтобы новообразование рассматривал какой-нибудь вшивый лунный докторишка, по наветам испуганных работников базы. Чтобы тот, "абы какой мануальных дел мастер", руководствуясь не профессиональным субъективным мнением, списал его на поверхность. Лишил работы.

Нет уж. Он потерпит эти жалкие полторы недели, оставшиеся до конца его вахты, а потом явиться к земному врачу, и тот, за его честно заработанную зелень, к черту вырежет эту хрень! А еще лучше, он никуда не поедет с Луны, оплатит билет в один конец, в город под куполом! Как его там — чертов Восторг!

Он часто видел его, расположенный в тридцати километрах от базы 386BIS и призывно сверкающего неоновыми вывесками и переливами огней. Росс знал, что заслужил для себя, если не вечную жизнь, то пару недель безделья, это точно. Но еще ему могут предложить остаться тут. Та красивая девушка, как-то дала понять, что они, но вернее она, так ему показалось в её улыбке, нуждались в его услугах.

И так бы ничего, дотерпел бы. Вот только в этот раз, после химобработки и дезинфекции в стеллаторе, уже в душе, когда он размыливал душистый шампунь, под руками, на голове, на темечке, где обычно чесалось, неожиданно зашевелилось и забугрилось. Зашуршало и заворочалось. Кожа на затылке, под его руками раскрылась, словно лепестки просыпающегося бутона цветка и оттуда вытолкнулось, словно птенец сквозь скорлупу, мерзко щетинистое! Вцепилось ему, похожими на жвала, челюстями в палец. Росс заорал в голос, упал на скользкую плитку душа, пытался сбросить тварь с пальца, уже прогрызшую насквозь кожу и пустившую кровь. Ему прибежали на помощь из соседних кабинок мывшиеся там случайные мужики, но никак не могли понять, что с ним происходит. А он все орал и орал от дикой боли и ужаса, кувыркаясь под струями горячей воды.

Он никак не мог взять в толк, когда рассматривал не поврежденную руку — было ли это с ним взаправду, или же привиделось? Возможно, что это была лишь галлюцинация. Говорят, на каких-то уровнях, появились выходы биоматериалов, каким-то образом, связанным с подземным морем, которые могли вызвать эти видения. Но это были лишь слухи, рожденные не самыми надежными источниками — алкоголиками-чистильщиками уборных на нижнем ярусе.

И сказать, что такое с ним впервые — солгать. А еще было то, что он стал замечать, но сначала не придавал этому значения, боясь своих догадок, что приходя на разъяснительные работы, он видел одно количество людей, а по окончании "мероприятия" осталось совсем другое, меньшее число. И даже те, что оставались, выглядели весьма удручающе, с разодранными телами, кровоточащими ранами и безумно вытаращенными глазами, вылезающими из орбит. Они что-то нечленораздельное бубнили, отстранялись от его порывов помочь. А иногда проявляли даже агрессию. Но это продолжалось недолго, в помещение проникали люди в биозащитных костюмах и силой уводили оставшихся. Что происходило на самом деле, Росс не мог понять. Для него все происходило обыкновенно — собирались, рассаживались, он здоровался с людьми, они, обычно мало реагировали на него, озлобленно, либо напротив, испуганные, враждебно воспринимая все вокруг. Он включал телетекст и начинал зачитывать. Текст был простым, смысл его вещал о справедливости законов, о последствиях правонарушений, о законности исполнения решения власти. Он попытался вспомнить весь текст, но не смог, хотя читал его уже с десяток раз. Росс помнил до определенного момента, а потом, словно его отключали от памяти, и вновь включали, когда занятие было окончено. Вроде и все. Хотя нет, перед самым угасанием сознания, в том момент, когда он не мог ничего уже вспомнить, начиналась какая-то странная мелодия.

Он встал и вышел из своего укрытия. Проходившие мимо люди, уткнувшиеся в свои матричные устройства, почти натыкались на него, извинялись, но потом, будто бы что-то зная о нем, встревожившись, отскакивали, как от прокаженного, меняя маршрут. Но, впрочем, его нелюдимого, это вполне устраивало.

Россу нужно было попасть в лабораторный комплекс, его сегодня ждала новая группа слушателей. Тут было не далеко, буквально минут пятнадцать пешком. На базе поговаривали, что когда строили 386BIS, использовали секретные технологии искусственной гравитации. Это, как ему стало понятно из пространственных разъяснений лабораторного умника в очках и с зализанной челкой, на Луне локально была воплощена давняя идея раскаленного металлического ядра вращающего в электромагнитном поле. Энергии, тут, на глубине Эйткена, было предостаточно, вот и использовали ее по прямому назначению. Плюс к тому, при строительстве использовали естественные полости планетоида, в которых организовали главные залы и помещения, и потому в тех, так иногда казалось из-за нескончаемой высоты, не имели потолка. В этих залах никогда не было тихо: или людской деловитый гомон наполнял помещения признакам и жизни, либо мерное биение механических сердец, передавалось курантами сквозь гранитные стены.

— На, ублюдок! — Росс почувствовал укол на шее, а потом мозг пронзила электричеством нестерпимая боль. — Это тебе, сука, за братьев! — Он упал на колени и уже не чувствовал больше ничего, кроме мертвецкого онемения и оглушительной боли.

— Валил, валим отсюда! — Раздался за спиной второй голос.

— Сдохни, тварь! — Крикнул первый голос.

В этот раз ему дали запомнить все! Двое, укрытые капюшонами, бежали за его спиной, но резко встали, трясясь от напряжения под воздействием неведомой силы. И было видно, что они, понимая сверхъестественность происходящего, запаниковали. И вдруг Росс ясно осознал, что с ним не так! Это была его новая сила, сверхъспособность — управлять людьми. Права была та молодая девушка, говоря о его умении! Осталось это теперь доказать этим жалким недоумкам!

Эти глупые, наивные, безмозглые существа, не понимали значимость момента! Значимость этой новой жизни, что была в нем и уже есть в них! Но именно сейчас до них все дойдет, сейчас они все поймут!

А эти двое уже лопались кожей, выворачивая раны омерзительными мордами червей, шевелящимися кровоточащими жвалами. Эта жизнь уже была в них, как и в нем, и только ждала момента появления. Они не знали, никто не знал. Но теперь так будет со всеми!

— Ахах! — Росс рассмеялся, чувствуя свою безграничную силу. Он встал на ноги, а вокруг уже родилась паника, передаваемая по воздуху инициацией превращения. Это было начало внутренней жизни, жизни, что когда-то была дарована на кухне!

Некоторые люди падали на пол, бились в конвульсиях, поедаемые живьем изнутри!

— И здравствуй новый мир! — Крикнул он в зал, наполненный кошмаром. Вокруг сотрясались гранитные стены от воплей и ужасных стонов от адской боли. А он все смеялся и смеялся. Как же эти жалкие людишки похожи на его выродка отца! Были еще и другие, в белых халатах, очень похожие на тех санитаров из спецкарантина! Этих он ненавидел не меньше первых.

Зарокотала тревожная сирена. Пустили газ, и жертвы, ставшие пищей, притихли, как и то, что появилось из их тел.

Для них было слишком рано, это понимал Росс. Но им не дали времени на созревание! Его вынудили к действию, а теперь, в бессмысленных попытках убить его, пожертвовали людьми. И хорошо, что им невдомек — теперь он другой, и это уже не остановить! Теперь он, Росс, хозяин этой станции на Луне!

ЛУНА. ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. ВЕЧЕР

Сектор Д. База — 386BIS. Бассейн Эйткен. Луна. Аппарели фрахтовщика, пикет 3456+08.

— Верю в то, что мы тут делаем — весьма опасно! — Механик по имени Йозеф дернул её за руку, вынуждая остановиться, слушать его. — Я думаю, что наши руководители, сами того не ведая, пытаются высвободить древний океан, который всех убьет. Вот, — он протянул явно вырванный из какой-то книжки, желтый потрепанный листок, с рваными краями, протянул ей, — на, читай. Только тут читай, при мне. — Он опасливо заозирался. Лиза уткнулась в листок, там был выделен красным маркером следующий текст:

"Под городом демонов течет пылающий океан Адоржан. Он словно порабощенный раб, заключенный в гранитную твердыню мечется в бесконечной ночи и несет в себе проклятья уничтожить в своей кислотной сущности всех ваших сородичей. Но это не навечно, не вечно он будет сокрыт в твердях, пока не наберется сил, чтобы вырваться наверх, на свободу.

Рожденный в бескрайних ужасах царя Малфеаса, в царстве Вирма, Адоржан готовиться выплеснуть все адские кошмары и ужасы накопленные в Глубокой Умбре. Так океан намерен воплотить все творения своего короля, превратив земных и воздушных существ в колючие массы фирмина и хрисогона, в амфизелию или неому. А некоторых обратить в кристаллизованных демонов.

Своими разъедающими водами океан наполняет и пропитывает все вокруг, до чего может дотянуться: от смертных и призраков, до вечных демонов. Выжигает им нутро, заполняет пустоту своей сущностью."

— Ну? — Нетерпеливо поднял он брови, требуя ответа.

— Это чушь. Какая-то мифология. Убери немедленно, иначе тебя спишут на поверхность, если найдут. — Она закатила глаза, отвечая на его немой вопрос. — Нет, я никому не скажу.

Она отошла от странного человечка, наслушавшегося сказок, справедливо предполагая, что за ними уже наблюдают. Последнее время, все чаще стали пропадать люди в неизвестности, и их уже никто больше не видел. Скорее всего, это было как-то связано с появившимися слухами об обрушении внутреннего купола подземного хранилища, который, в свою очередь, разрушил некий пузырь, освободивший древнюю атмосферу. Служащие еще разносили слухи о той атмосфере, что содержала споры древней жизни, вызывающие мутации. Оттого, многие опасаясь за свою жизнь, стали сбегать с базы 386BIS. Впрочем, руководство вскоре прониклось проблемой и на базе ввели карантинные меры, категорически запрещающие вылеты с поверхности Луны. Теперь никто не мог прилететь на базу и никто не мог ее покинуть. Впрочем, вариант у Лизы все же был. Она смогла связаться с Орбаном, и тот уже мчался "разобраться с мудаками". И она знала, что так и будет. Лиза давно подозревала, что её муж был весьма могущественным человеком, хоть и старательно прятался за различными масками бессилия. Она начинала осознавать, что только так он мог достичь своих тайных целей.

В громкоговорителях случился сбой и на перехваченной неизвестными информационной волне внутреннего вещания, сквозь треск помех, прорвался уже знакомый голос женщины и раньше вклинивавшийся в информационное поле базы:

— Там, за краем диска Луны, где виден предел лимба, всех нас ждут предки. И не говорите мне про ад и рай! Это всего лишь мнение, возведенное в степень невежеством! — Долгая пауза. — Но там, где ночная пустота сталкивается с солнечным днем, в этой черте и происходит переход живых к мертвым. Так заканчивается очеловеченное естество, если хотите — сущность, и так личность обретает истину. — Снова долгая пауза. — Нам все время врали. Нам говорили и нами управляли. Как животными.

— Но знайте! К каждому приходит время, когда эта намывная пена сходит, когда время расставляет все по своим местам. Когда диск превращается в колесо, которое проворачивается и дарует новое время. — Снова пауза. — Я не прошу в это верить, как вы верите в то, что для вас удобно. Колесо крутится, отсчитывая спицы времен, и к каждому приходит свой ход!

Треск пропал, и в эфире снова полилась тихая спокойная мелодия, ранее, из-за своей постоянности, ею не замечавшейся. И тут, она проходящая мимо очередного гранитного выступа, увидела, прежде не видимый темный зев брошенного шурфа. Лиза огляделась в поисках подозрительных людей и, поняв, что тут находиться, вошла внутрь. Её почти сразу, словно она утонула в темной и плотной воде неземного водоема, окружила вязкая материя темноты. Девушка включила светодиод, на устройстве, разбивший световым жалом жидкую амальгаму искусственной ночи. Поводила тонким лучом света вокруг, и на одной из стен нашла буквы, растворяющиеся словами в темноте. Заинтересованная, стала читать.

— Неужели так все должно кончиться — вот тут, в месте, никому не известном, в пыли и грязи чужой планеты? Ведь у меня были планы, я мечтал! Я же знал, что способен на большее, чем просто работать тут! Умереть тут! — Надпись обрывалась. Лиза пошарила лучом света по стенам и нашла новые угольные строчки.

— О, боже! Почему же все так плохо и так, как не в моих планах! Где моя часть американской мечты? Вы же им дали, чем я хуже? Отдайте мне столько же, сколь я отдал вам! — Ниже было еще написано.

— Ну чего вам стоит? Я же не прошу миллион! Мне нужна малость — вернутся на Землю, домой! К детям. Отпустите меня к детям! Ну что же вы все молчите? Ааа? Вам нечего мне предложить? Чего же вы, сука, молчите! — Фраза, к концу предложения, металась буквами, то размашисто вытягивалась вверх черточками и цепочкой пунктиров, словно кусок уголька, споткнувшись и подпрыгнув несколько раз, оставил после себя такой неказистый рисунок. То сжималась до еле различимых символов, заканчиваясь сплошной чертой.

— Это так для вас просто. Просто стать хорошими оттого, что дали кому-то работу, пообещали исполнения желаний и кинули сюда, подыхать! Все просто — вы капиталисты, а мы, словно рабы сказочной лампы — за надежду стать свободными и не нуждающимися, исполняем ваши мечты! Оленька, Сашенька… как вы без меня доченьки. Все ли есть у вас, хватит ли денег, которые я последний раз послал…. Как ваша мама? Как же я вас давно не видел. — Справа, намного ниже, словно бы сил уже не хватало пишущему, продолжалась надпись. Мысли прыгали, но человек все старательно записывал. Он надеялся, что его предсмертную записку найдут и передадут его родным. Если останется, кому передать.

— Да, для вас человеки ничто, пыль под вашими ногами! И сколько нас таких пропадет, исчезнет в очереди к призрачной свободе — вас не касается! Иногда я вас так понимаю, понимаю, что спрос важнее предложения. Что спрос это и есть главный товар, даже главнее денег! И что, как и все остальное — спрос тоже ваш продукт. — Буквы плавали размерами, продолжались ниже, почти у самого пола.

— О, боже! Как же тут душно! Нечем дышать. Уже нечем дышать. Да дайте же хоть воздуха! Обменяйте все то, что я сделал для вас на баллон кислорода. Мрази! — Лиза поискала фонарем продолжение, но никак не могла найти, пока, наконец, в противоположном и самом темном углу, а потому не замеченный ею, нашла труп мужчины с черным куском истлевшего дерева, неизвестно как попавшего сюда. А возле трупа последние слова.

— …черт с вами… вы снова победили….я думал, будет не так… так не хочу умирать… как же дети… Настюша, Настенька, моя красавица, жена моя. Хотя бы похороните по-человечески.

Лиза покрылась мурашками. Она и не знала, что тут, пусть даже и в отдаленном секторе, но все же наполненным людьми, могут обесточить подачу кислорода. Могут кого-то убить. Она уже собралась выходить, что бы найти кого-то, привести его сюда и показать страшную находку, как снаружи загремела сирена и страшный холодный голос диктора объявил:

— Опасность биологического заражения! Это не учебная тревога! Всем проследовать в пункты эвакуации! Остальным воспользоваться средствами индивидуального спасения! Через тридцать секунд в атмосферу будет добавлен технический газ! Повторяю…

Дальше она не слушала, протянула руку за противогазом и не нашла его на месте. Заметалась лучом фонаря по граниту пола, но ничего не нашла. Потом вспомнила, что отлучаясь на "недолго" из кабины манипулятора, она оставила противогаз на панели приборов.

— Черт! — В сердцах чертыхнулась она. — Хорошо Алиса в безопасности, в деском саду и с ней взрослые, которые знают, что делать.

Снаружи зашипело, на просвет белый проем выхода, стал закрашиваться желтым — администрация в своем человеколюбии пустила газ. Лиза уже хотела использовать майку в качестве простого противогаза и стала рассматривать помещение в поиске скопившегося конденсата. Как она помнила из курсов выживания, ткань нужно было смочить в жидкости, для этих целей подходила даже моча, и плотно прижать к органам дыхания. Но, неожиданно для себя, не ясно кем и с какой целью, в углу, возле трупа, сначала ею не замеченную, нашла походную сумку нового, не пользованного противогаза. Не стала задумываться над его таинственным появлением, распаковала, как смогла быстро, нацепила спасительное устройство на лицо, и чуть не задохнулась! Она забыла сорвать предохранительную мембрану! Сделав необходимое действие, задышала ровно и глубоко, радуясь своевременному спасению. А газ, тем временем, уже первыми, робкими клубами, заполз сюда, в её спасительную пещерку.

А тем временем снаружи раздались выстрелы и вопли отчаяния. Потом звонкие шлепки босых ног по гранитному полу и громогласный мужской голос, вещавший:

— Спаси нас от дьявола. Убереги от царей и провидцев. Дай нам спасения, а им справедливости.- Голос набирал силу. Но также было слышно, как со стороны аварийных выходов, бряцая оружием, бежали бойцы внутренней службы безопасности. Эти звуки она не могла ни с чем другим спутать — довольно часто их слышала на центральных площадях Лунной базы.- Ибо нескончаема воля твоя, а гнев своевременен. Дай им тряси и смерчей огненных. Забери их силу. И тогда они поверят. Пусть так будет. Пусть все так случиться, как задумано. Пусть наша вера укрепится и будет нашим оружием.

— Мордой в пол! — Заорал грубый голос, приглушенный маской противогаза. — Рик, сволочь! — Пришедшего человека с босыми ногами признали. — Так это ты! Ах, же ты сука! Стрелять на поражение! Убейте эту тварь!

Зал наполнили звуки сухие автоматные выстрелы. Стреляли долго, потом перезаряжались и стреляли снова. Но чувствовалось, что что-то шло не по плану. И когда грохот выстрелов немного затихал, раздавалась отборная брань и матерщина, со временем напитываемая прибывающей паникой. А вскоре и вовсе заполнившая собой огромное помещение. Люди уже не пытались стрелять, кричали, бегали, топая тяжелой армейской обувью, пытались найти укрытие спастись. В дальнем углу замолотили кулаками по стальным плитам двухстворчатого гермозатвора, но это было бесполезно. Сквозь сорокасантиметровую сталь невозможно простучатся, невозможно их быстро открыть, чтобы спасти несколько людей и рискнуть тысячами жизней.

Вопли усиливались, а к ним все чаще подмешивались хрипы и стоны умирающих людей. И над всем этим ужасом разбивающейся звонкой капелью, шлепали босыми ногами.

— Где же ты, Орбан! Где же ты, Орбан! Где же ты! — Запричитала Лиза. Как же она хотела снова очутиться в их чудесной маленькой квартирке, где единственным страшным местом, как она теперь считала, это был выход из самой квартиры.

ЛУНА. ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

Вторые сутки на базе завывала тревожная сирена и ровно столько же, они невольные пленники обстоятельств, прятались тут, в боковом ходе тупика, стометровой длинны, извивающийся изгибами, ломающийся локтями. Он был создан специально, с одной целью — стать идеальным естественным гидрозамком, предвидя наступления таких ситуаций. И это работало — газ, запутавшись во всех этих ходах, своей плотной массой, образовал области повышенного воздушного давления, предотвратив попадание ядовитых испарений в самый конец хода, туда, где по расчетам, могли спастись до сотни жизней.

Но им не повезло. Четыре человека оказались запертыми в середине хода, отрезанными от выхода и спасительного кармана утрамбованными облаками газа. И спасительного воздуха, в который они все время выдыхали ядовитый углекислый газ, становилось с каждым часом меньше. Вскоре и вовсе пришлось надеть кислородные маски, использовать шанс "последней надежды", дарящий еще шесть часов жизни.

Их было четверо. Молодая девушка, воспитательница старшей группы детского сада "Мики", Бритни. На вид ей было около двадцати пяти, двадцати семи лет. Миловидная, прежде улыбчивая, а сейчас бледная, перепуганная, зябко кутающаяся в свои оголенные до плеч руки. Вторая была пятилетней девочкой по имени Алиса, воспитанница Бритни. Она удивительная, тонко все чувствующая и понимающая, с грустными глазами, смотрела на свою воспитательницу и не находила в себе уверенности и правильных слов, чтобы подбодрить испуганную девушку. Третья — женщина лет пятидесяти, Каролина, строгая, прямая, как палка, с суровым лицом. Требовательная, судя по её манере держаться и истово верующая, неустанно читающая молитвы о спасении. Четвертым стал мужчина, механик Йозеф, что предлагал Лизе свою теорию существования Луны. Он не молился, ни с кем не разговаривал, ни к кому не обращался за помощью. Казалось, что он уже смирился со своей судьбой и готов был принять её любое решение. Сидел, отстранившись ото всех, в дальнем углу и не произносил ни звука.

Тусклая лампа электрического светильника, закрепленного за стальную ручку к потолку, почти в самом центре их места пребывания, не пробивался лучом или гало. Его силы хватало лишь осветить себя самого. Но и этого людям хватало для ниточек жизни, для веры в то, что их спасут, что про них помнят.

— Прошу… прошу. — Снова начала шептать Каролина молитву. Она тяжело и сипло вздыхала, чередуя вздохи всхлипами. — Прошу тебя, услышь меня. — Она помолчала с минуту, потом продолжила. — Я много не прошу. Не для себя. — Она снова всхлипнула. — Не для живота. Для всех нас. — Голос растворился в темноте, изредка разбиваемой звонкими набатами разбивающихся капель о лужи. Влага, накапливаемая людским теплом на гранитном потолке, на невидимом верху, собиралась в тяжелые пятна и привлеченная гравитацией, отклеивалась основанием, разогнавшись, летела вниз. Чтобы тут, пожертвовав собой целой и разбившись, родить колокольный звон, звуком отразится от близких каменных стен. Разрушить холодный покой мертвого лона природного пузыря. — Спаси нас от дьявола. Убереги от царей и провидцев. Дай нам спасения, а им справедливости.- Было слышно, как тяжело даются женщине эти слова. — Ибо нескончаема воля твоя, а гнев своевременен. Дай им тряси и смерчей огненных. Забери их силу. И тогда они поверят. Пусть так будет. Пусть все так случиться, как задумано. Пусть наша вера укрепится и будет нашим оружием.

Казалось, что молодая женщина узнала слова, отстранилась от странной женщины, распахнула руки объятиями, пряча в них ребенка.

— Мама. — В свете тусклого света появилась худая детская ручонка. Было понятно, что от нехватки воздуха, Алиса начала бредить.– Мамочка. Мамочка! — Ребенок плакал. — Я не могу дышать. Мама. Помоги мне, пожалуйста.

— Потерпи немножко. — Бритни, вдруг понимая родственную связь, возникшую на самом пороге, еле сдерживала слезы. — Скоро все кончится. Уже скоро.

— Мама. Мама.

Сбоку протянули кислородную маску. Бритни благодарно посмотрела на спасителя, который уже забугрился пятнами, задыхался ядовитым газом. Йозеф оттолкнулся пятками от пола, уполз в угол и там закашлялся. Он пытался пропихнуть в себя кислород, хоть чуть, которого уже не было. А потом выплюнул сгусток и затих.

— Господи, спаси нас. Услышь нашу молитву. Поведи за собой в царствие твое. — Женщина закашлялась от недостатка кислорода и, озираясь по сторонам, опустилась на четвереньки, поползла к женщине с ребенком. Она точно знала, что у них еще оставался кислород.

— Нет. Нет. — Запричитала Бритни, когда поняла, что у Алисы хотят отнять единственный шанс на спасение. — Прошу вас, нет!

— Заткнись, тварь! — Женщина наотмашь ударила женщину ладонью по лицу, выхватила у той съехавшую в сторону маску, нацепила на себя, выдохнула в неё, задышала ровнее.

— Мама! Мама! — Девочка кинулась к девушке, бьющейся в судороге на полу, задыхавшейся.

Кара не читала молитв, безучастно смотрела на конвульсии умирающего человека. И ребенка, истерично зовущего и хватающего за побелевшие руки последнего знакомого ей человека. Каролина знала, что у неё есть еще одна маска с живительным кислородом.

ЛУНА. ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. ОРБАН

Как же ему нравилась эта новая жизнь! И как он ненавидел людей! Этих мелких тварей, недоразвитых гоминидов, ублюдков, возомнивших себя царями всего! Всех убить! Пусть все сдохнут!

Росс радовался своей новой профессии. И пусть теперь некому будет оплатить его труды, он завершит дело! Наконец-то! Настоящее его призвание!

Вокруг визжали, раздираемые адскими червями люди, горело оборудования, пощелкивая электрическими разрядами, плавились горящими каплями изоляция кабелей. Росс ликовал.

Впереди, распахивая тяжеленные гидрозатворы, в огромный зал, ворвался бронетранспортер, созданный специально для лунных условий. Восемь колес на электротяге, бронированный корпус, башня наверху, на башне пушка. Ствол опустился, Росс разглядел черный зев калибра, его брови поползли вверх.

— Танк? Тут, на Луне?

Ответом ему стал тяжелый выстрел.

И все. Сразу после этого наступила тишина. Люди, мучимые чудовищными червями, вставали на ноги, словно с ними ничего ужасного не происходило, удивленно крутили головами, ощупывали свои тела. Жизнь, возвращаясь, дарила людям еще один шанс.

На башне бронетехники щелкнул затвор замка, со скрежетом открылся люк, ударил обратной стороной по броне. Показался человек в акустическом шлеме, ткнул в единственно, что осталось от Росса, в ноги пальцем, показывая кому-то. На потолке заворочались объективы камер, уставились туда, куда указывал танкист. Удовлетворенно вернулись в свои зоны.

Человек в люке кому-то скомандовал внутри, бронетранспортер развернулся на месте и покатил обратно, исполняя чью-то волю. У самого потолочного перекрытия, разбуженные динамики, зло и хрипло прокашлявшись, начали:

— Уважаемые работники базы 386BIS, жители сектора "F" и просто пребывающие! — Эхо многократно отраженное, разбивалось звуками, и людям, бывшим в зале, казалось, что тут, на Луне, внезапно и самым непостижимым образом, появилась земная птица! Села где-то наверху и зло на всех каркала. — Администрация еще раз напоминает вам об ответственности перед законом за сопротивление осуществления законных действий при устранении угрозы существования жителей и самой базы! Ни при каких обстоятельствах гражданским лицам, не имеющих соответствующих допусков и разрешений, не осуществлять контролирующие и исполнительные функции!

Голос продолжал что-то еще вещать громогласно, когда с противоположной стороны, в огромное помещение вошел голый мужчина, шлепая босыми ногами по граниту пола.

Динамики продолжали зло надрываться, птица каркала у самого верха, яркий свет светильников резал жесткими лучами глаза. Голый человек шел всех им навстречу.

И вид у человека был удручающий, словно его изнутри выедала неизвестная смертельная болезнь. Это был Виктор. Вслед за ним, в одном полосатом халате, так же с босыми ногами и обнаженный, прошлепал Рик. Он выглядел гораздо хуже, словно находился на гране жизни и смерти — глаза ввалились, образовав черные круги, ребра выступали под тканью распахнутого халата.

— Уважаемые работники базы 386BIS, жители сектора "F" и просто пребывающие! Администрация…. — Продолжал вещать голос автоматического оповещателя. Птица с потолка не унималась. Люди, все те, что еще находились в зале, обернулись к вновь прибывшим, и еще не до конца опомнившись, удивленно разглядывали их, некоторые тыкали в их сторону пальцами, узнавая.

— … не имеющих соответствующих допусков и разрешений, не осуществлять контролирующие и исполнительные функции!

Двое с босыми ногами, словно не видели всех этих людей, шли и шли к своей неведомой цели, вперед. И только дойдя до центра зала встали, одновременно задрав головы вверх, к потолку. Внезапно, словно испугавшись, заткнулась злая птица. Люди, удивленные и словно завороженные происходящим, стали подтягиваться к ним ближе, и ближе, пока не образовали плотное, сжимающееся многослойное кольцо.

— ЖиииииВииии! — В один голос крикнули — простонали Виктор и Рик. А из них уже извивались сотнями игл — жал нитей, таких, как у морских медуз. Они протыкали ткань одежды, кожу людей, сжигали их болью, переплавляли в новых существ. Снова пустили газ, но в этот раз это уже не могло помочь. Ничего уже не могло причинить этим существам вреда и обращаемым людям.

Или почти ничего.

— Выпускай! — Используя громкоговоритель, крикнул появившийся в помещении новый человек. Точнее их было трое. Все закованные в броню экзоскафандров. За их спинами, в клетке из арматурных штырей металось существо. Страшное, черное, с вывернутыми конечностями и щупальцами в пасти, наподобие тех, что были у спрутов. Железный засов клетки со скрежетом поднялся, чудовище больше ничего не сдерживало, и оно тенью метнулось к преображенным тварям, раскидывая тех в стороны. И казалось, что ранее такие могучие существа уже не могли сопротивляться безмерной силе этого существа.

Закончив тут, черное существо, огляделось в поисках выживших и не найдя новых жертв, метнулось в проем, вычищая базу 386BIS.

— Найдите её! — Скомандовал человек в центре.

— Орбан, Лизу тоже искать? — Спросили его наполненным чеканной энергией басом.

— Не обязательно. — Он махнул рукой. — Если только жива.

В это время, видимо администрация все же следила за происходящим, отключили газ, проветрили помещение, наполняя его кислородом, и постепенно, желтый окрас сменился на абсолютно прозрачный фон, говорящий о безопасности атмосферы. Человек в скафандре посмотрел на газоанализатор на предплечье, тот утвердил его в догадках — можно было дышать без шлема.

***

Лиза очнулась на плече какого-то гиганта закованного в белый скафандр. Он двигался быстро и плавно, поэтому ему удалось не растрясти бессознательную девушку. Она посмотрела через его плечо, в том направлении, куда ее несли и ахнула! В огромном зале стояли трое человек, все в скафандрах, но без шлемов на головах, а рядом с одним из них, вставшим на одно колено, стояла маленькая хрупкая девочка, в которой она узнала Алису.

— Алиса! Алиса! — Заметалась она на плече гиганта. Но чувствовалось, что тому не доставляет особого труда удерживать бьющеюся девушку.

— Гена, отпусти её. — Скомандовал тот, что общался с ее дочкой. Стальной зажим руки мгновенно ослаб, подчиняясь чужой воле, и ее мягко опустили на пол. Гигант выпрямился, и она удивилась его росту, смотря на него снизу вверх, с уровня его живота. Гигант ей мягко улыбался.

Лиза обернулась и бросилась к Алисе, обнимая её и целуя везде, где только могла. Она была безумно счастлива её видеть снова живой и здоровой.

— С мужем так же можно поздороваться? — Спросил её мужчина, до этого общавшийся с дочкой. Лиза сразу в нем узнала Орбана. Её переполняли чувства благодарности, вины и злости на него.

— Привет. — Как можно холоднее поздоровалась она. Но ее глаза говорили об обратном, выдавали Лизу с головой, и Орбан это видел, чувствовал её настоящие эмоции.

Ну ладно. — Отмахнулся он от неё. — Не хочешь и не надо. — Он подмигнул Алисе, развернул её, и мягко подталкивая в спину, направил к рядом стоящему мужчине. Лиза посмотрела на него и узнала Паулюса Генриха Вольфовича, доктора со станции, представителя медицинской фирмы "Animarum". В стоящем по другую сторону человеке, она распознала Натана Войнича, командира лихтера. — Иди детка. — Ласково проводил он дочь. — Нам, с твоей мамой есть о чем поговорить. — Алиса послушалась, хоть и хотела остаться.

— Ну, как дела? — Начал Орбан. Лиза фыркнула в ответ. — Я так и знал. — Заулыбался тот. — Впрочем, мне нет дел до твоих дел. Ахах! Как тебе игра слов? — Он развеселился. — Впрочем, — видя, что она не приняла его игру, продолжил, — к делам. А дела теперь такие. — Орбан хлопнул в ладоши, предварительно сняв с них перчатки. — Ты и Алиса вернетесь на Землю. Но теперь только по моим правилам. — Он гадливо заулыбался, скафандр в тон его настроения резко и больно ударил по глазам отраженными зайчиками. — Алиса со мной, ты со Столяровым. Это тот, что принес тебя. — Ответил на немой вопрос. — И конечно я сделаю тебе подарок по случаю счастливого спасения. — Он сделал вид, что сует руку в карман, и потом, словно опомнившись, развел ладони в стороны. — Извини, не те брюки надел. — Снова заулыбался, призывая её в свою омерзительную игру. — Все же подарок у тебя будет. Помню, как ты хотела свободы, и я тебе её подарю! Ты больше меня никогда не увидишь, и я, надеюсь, что не увижу тебя. У нас, с Алисой, большие планы, в которых для тебя, уж извини, нет места совсем. Столяров, давай!

Лиза вскрикнула о неожиданности, почувствовав укол в шее.

— А это тебе еще один подарок. Так сказать на будущее. Ты это поймешь, когда придет время. — Он снова заулыбался, но на этот раз ей показалось, что как-то сочувственно. — Гена, забирай её в Россию.

— Алиса. — Слабым голосом протянула она.

— Ах, да. — Вернулся к ней Орбан, уже собравшийся уйти. — У нашей дочки теперь взрослая миссия. Она и есть тот самый ключик, что откроет волшебную дверь. Ахах! — Он рассмеялся. — Ты же знала, что она не мой ребенок? Нет? А я знал!

— Шлюха! Или ты думала, что я не узнаю про твои вылазки в город? — Он посмотрел на неё, готовую расплакаться. — Неееет! — Зло протянул Орбан, и скафандр, поймав свет сразу нескольких источников, агрессивно заблестел на всех гранях, слепя её. — За твои грешки расплатится она. Сполна. — Он встал, метнулся было к ней обратно, видимо хотел ударить, но сдержался. — А знаешь, что! Ты должна это знать! — Он схватил Лизу за лицо, сжал до боли, до слез, и удовлетворенный увиденным, отпустил. — Паулюс сделает ей угол из того самого мутагена, что здесь навел всю эту панику, да сдобрит его еще одним, секретным ингредиентом. И тогда, после того, как вся эта зараза распространиться по Земле, только избранные и праведники спасутся. А такие, как ты и подобные тебе, сдохнут! Слышишь меня — сдохнут! Столяров, тащи же уже её отсюда! Да и не забудь лекарство! Оно ей скоро обязательно понадобится! Доктор, у тебя все готово?

Конец.