Самый человечный нечеловеческий монстр. Анализ образа Тима Карри

Экранизация литературного произведения - работа, не просто сложная, а практически невозможная. Но не своей принципиально разрушающей творческое начало концепцией, ведь, не в пример Клайву Баркеру, Роману Полански и Линн Рэмси, все уже давно отмахнулись от банальной срисовки и перевоплощения текста на раскадровку, прикрываясь знакомым “принципиально новым, авторским видением” или же “раскрытием подсознательной мотивации”, над экранной формулировкой которой мрачно улыбается даже оригинальный писатель. Данная работа сложна по той причине, что темы и рассуждения, данные книжной версией, читатель должен самостоятельно разобрать, осмыслить, согласиться с ними или нет, а главное : по ходу чтения создаётся целый пласт воображаемого измерения, творимый исключительно неповторимыми человеческими извилинами. Мы озвучиваем персонажей, даём им голос, чувствуем *их эмоции, смотрим в буквальном смысле *их глазами. Становление частицы новой личности, многократные возвращения к чужим воспоминаниям, возникновение в голове музыки во время чтения, держащейся на исключительной фантазии - не один кинофильм не заменит нам той палитры, которой мы Лично Оживляем происходящее в, казалось бы, банальной книжке. Кино даёт нам готовый продукт, а книга - позволяет делать нам наше личное кино в голове, будучи и режиссером, и оператором, и иногда - героем повествования.

Всё вышеперечисленное - также и то, за что мы читаем Стивена Кинга. По-настоящему “перенесенных на экран” его произведений - очень немного. Странным во всех смыслах исключением являются телевизионные Лангольеры.

Первая же попытка экранизации известной повести “Оно”, как мы знаем, относится еще к 1990-му году. Получившийся кино-опыт - результат по большому счету, будем честны, не назовёшь удачей по причине желания сценаристов сохранить ход повествования, вместив при этом всю книгу, неизбежно её порезав. Нельзя также отрицать тот факт, что роман “Оно” не подходит до полномасштабного кино-пересказа, ведь рассчитано оно на человеческую психику, а не на сценарную геометрию. Но, тем не менее, этот фильм приобрёл статус, близкий к культовому - и не на пустом месте. Актеры, подобранные на роль неудачников, больших и малых, выглядели очень хорошо, и моменты, которые должны отвечать за жанровую принадлежность, также есть - и многие из них реально страшны. И тут мы с вами переходим к человеку, отвечающим за как минимум 70% ужасного - к первому, и, как оказалось, по крайней мере для меня - лучшему воплощению танцующего Клоуна Пеннивайза - великолепному Тиму Карри.

Белое лицо, яркий красный нос-помпон, мешковатый цветастый костюм, надутые ботинки и жилет сиреневого цвета, алые пучки волос по бокам головы - совсем не похоже на гротескного бледного арлекина викторианской эпохи, которого изобразили Энди Мусчетти и Гэри Доберман, смешав персонажей из арт-скетчей Тима Бёртона и Гильермо Дель Торо. Не буду говорить (и это действительно не так), что созданный ими образ не страшен - он очень жуток. Жуток и тем, как его изобразили, и тем, как он сыгран.

Билл Скарсгард выполнил замечательную работу - ему в этом помогла не только первоклассная актёрская игра, но и собственная физиология. Детали вроде косоглазия и отвисшей нижней губы - этому парню на роду было написано сыграть подобное существо. У Карри таких бонусов не было. Но сама типология страха, проводимая новым Пенни, разительно отличается от той, что выдаётся Кингом в своём романе. Здесь больше имеет место страх перед древним, перед неизвестностью, непознаваемостью, Лавкравтовщиной в чистой форме, которой мистер Ричард Бахман предпочитал тот фейерверк жестокости, похоти, безумия и кровожадности, замаскированной за дружелюбной маской, казалось бы, безобидного, бескорыстного, целомудренного, мягкого, а главное - реального во всех отношениях существа, будь то добрая соседка, пастор в церкви, сосед через дорогу, член твоей собственной семьи. Пеннивайз Скарсгарда страшен - но страшен совсем не в том плане, в каком его хотел изобразить сам Кинг.

Тим Карри оказался здесь намного ближе к первоисточнику - а местами и превзошёл его.

Это проявляется уже в первой полноценной его сцене - тот метод ведения диалога, “от взрослого - к ребёнку”, которого клоун придерживается с ребёнком в жёлтом дождевике даёт понять реалистичность угрозы, исходящей от антагониста. Серийные убийцы, садисты и похитители детей действуют именно таким образом - разыгрывают перед жертвами не образ, свойственный их сверстникам, а моделируют роль тех людей, которым дети привыкли доверять и слушаться в повседневной жизни - их родителей. Нагнетание тревоги происходит более постепенно, перед обнаружением враждебности, ярости и жестокости зрителям предстаёт типичный “добрый дядя-клоун” с искренне добрым, задорным, и дурашливым говором, в котором превалируют отческие интонации. Дядя клоун, которому вы бы сами могли довериться, будучи ребёнком. Совершенно не походит на игру Скарсгарда, чей Пеннивайз уже с самого начала, для придачи напряжения, с первого слова демонстрирует явные мотивы истеричности и с трудом скрываемого безумия. Нам даже без книги, и знания, о чем фильм, с самого начала становится ясно, что ничем хорошим эта сцена не закончится - это не умаляет её эффектности, но постепенное раскрытие карт саспенса работает намного лучше, чем “лобовая атака” злобными взглядами, с трудом скрываемыми зубами и едва сдерживаемым намерением наброситься.

Заслуживает внимания и другой аспект игры Тима - его версия клоуна-оборотня выглядит… Искренней, чистой, что ли. Чистой в плане того удовольствия, которое внеземная сущность испытывает от творимого ею зла. Когда Пеннивайз Карри смеётся над жертвой, кривляется, и просто саркастически опирается на локоть, слушая из свежевыкопанной могилы диафрамбы Билла Денбро о том, что он со своими друзьями одержит верх, его ничто не сдерживает и не ограничивает - ни психическая ненормальность, ни природа зверя. Он естественен, человечен, насколько это возможно, и, как не странно, адекватен. Он выпускает когти, зубы исключительно когда пожелает, и делает это рационально, не бросается на жертв из тени, и не делает этого даже тогда, когда они в его полной власти. Он искренне и легкомысленно забавляется с ними, подчёркивая - для того, кто пожирал целые миры и знает все тайны вселенной, даже самый бесстрашный и изобретательный противник страшнее не более, чем самый бесстрашный и изобретательный червь. Именно это - то, что делает его таким страшным.

Страшен он тем, что его природа зла как сверхъестественной сущности - вторична перед типично человеческой натурой.

У Тима Карри не было сильных спецэффектов, косящих глаз или отвисшей нижней губы - но этого и не потребовалось. Никакие психические или физические аномалии не заменят того ужаса, который являет нормальное, банальное, и, тем не менее, получающее больное наслаждение от убийства человеческое существо - в противовес версии 2017-го года, для которой убийство, подобно для плотоядной дикой твари - лишь средство к утолению голода.

А в ситуации выбора между клеткой с бешеной собакой и комнатой, где ненормальный, но прекрасно себя контролирующий себя монстр с лицом, ранее улыбчивым и приятным, но теперь разъедаемым алчностью до чужой боли и страданий вперемешку с садистским экстазом, медленно и, смакуя каждую минуту, тебя растерзает - можете не сомневаться, многие предпочтут первый вариант.