Ужас на складе

Порой, по вечерам, когда солнце уже зашло за горизонт, а луна еще не успела взойти настолько, чтобы полностью залить мостовую лунным светом, я стою у окна своей комнаты, выходящего на неухоженный и густо заросший деревьями сквер, более напоминающий миниатюрный парк. Стою я там, обыденно, с крайне туманной и в то же время довольно очевидной целью, которую мне, пока что, просто не хватает мужества полностью понять. Я вслушиваюсь в звуки, абсолютно любые, и никогда не слышу того, что ожидаю, но оно, вероятно, и к лучшему. Темнота вызывают у меня смутный страх и давящее ощущение небезопасности, а слабые отголоски звуков, что иногда доносятся до моих ушей в ночное время, не дают после заснуть. Моя голова буквально кипит и вздувается от всего этого.

Пожалуй, стоит представиться. Мое имя не имеет какого-либо значения в данной истории, но имеет смысл рассказать о должности, занимаемой мной в то время, ибо во многом именно благодаря ей случилось то, что случилось. С самого детства питая огромнейший интерес к разного рода антропологии, криптографии и нумерологии, я впитал в себя множество знаний в этих областях, что в будущем и помогло мне удачно трудоустроиться. А устроился я не кем иным, как сортировщиком склада в Британском музее - музее, что хранит в себе величайшую из всех ныне существующих коллекцию материалов по теме, что меня так занимала, и боюсь, что занимает до сих пор.

В мои обязанности входило немного работы, да и даже она была мне в радость, ибо состояла она исключительно из рассмотрения и классификации различного рода артефактов и реликвий, собранных по всему необъятному земному шару и привезенных сюда, в Британский музей. Воистину занимательное дело, учитывая, сколько различного рода фолиантов мне пришлось прочесть и сколько нетленных преданий, что старше самой нашей планеты пришлось невольно узнать. Но, увы, вещи, представляющие особенную ценность, мне пока что не попадались. И не удивительно, ведь их отвозили на несколько иной склад, где находились объекты, реликвии и артефакты, требующие более детального изучения, чем просто поверхностный взгляд - сколь бы точен он на самом деле не был.

Но, тем не менее, именно через мои руки прошли такие опусы как “Мистерии Червя” Принна, “Безымянные Культы” Фон Юнтца, “Культы Гулей” графа Д”Эрлетта и даже Хтаат Аквадинген и сам Некрономикон безумного араба - Абудла Аль-Хазреда. Во многом, именно мои глубокие познания в оккультизме, пришедшие из этих книг и привели к тому событию, которое и повлекло за собой ужасную катастрофу, результатами которой до сих пор являются мои ночные кошмары и редкие слуховые галлюцинации. Или же это не просто галлюцинации?

В любом случае, событием этим был перевод меня из сотрудников основного склада в сотрудники склада особенного, так называемого “отдела по изучении наиболее исключительных объектов”. Это и был тот самый склад, куда свозились самые прецедентные или значимые реликвии древности, которым в будущем предстояло стать экспонатами самой великой в мире коллекции диковинных артефактов - коллекции самого Британского музея.

Дела на этом складе обстояли довольно просто - работал он исключительно ночью, чтобы работники основного склада и прочих зданий, прилегающих к музею, ненароком не заметили чего-либо, чего им видеть не стоит. А на этом складе подобного было не мало. Огромное количество полок, забитых артефактами, чучелами, древними письменами и бесценными фолиантам наиболее тревожного характера. С подобной атмосферой свыкнуться оказалось вовсе не простым делом, но мое пристрастие к разного рода оккультным науком помогло мне увидеть в этом положении довольно очевидный, но тем не менее довольно большой шанс серьезно увеличить свои познания в областях, столь меня увлекающих.

Но, увы, не все было так просто - у меня практически не было времени на изучение объектов, здесь хранящихся, ибо его полностью занимала работа. Кто бы мог подумать, но подобного рода “аномалии” в нашем мире встречаются до того часто, что на склад ежедневно поступали все новые и новые образцы. И хотя сортировка была делом нехитрым, иногда габариты или отдельные свойства объектов довольно сильно мешали быстрому осуществлению моих рабочих обязанностей. Многие буквально притягивали взгляд к себе и оторваться от их изучения было непосильной задачей.

Когда-же мне все-таки удавалось уделить время настоящему изучению предмета, результаты меня всегда радовали. Я смог прочесть “Пнакотические рукописи”, ”Книгу Дагона” и ”Текст Р’льеха”, которые очень тяжело найти в любом другом месте. Но книги лишь малая часть того, что мне приходилось видеть - пожалуй, и правда, коллекция Британского музея является наиболее разнообразной и полной в плане экземпляров мистического толка.

Таким образом, работа стала еще и основным моим увлечением, ибо невозможно было угадать, что же поступит на сортировку в следующую ночь, и хотя мой режим сна был полностью уничтожен, я ни разу не пожалел о том, что склад открыт лишь в ночное время. То, что находилось в нем, действительно не предназначено для глаз простых обывателей. Но, в одну ночь, все пошло несколько не по плану.

Тогда ничего не предвещало беды, как, впрочем, и всегда, когда происходит нечто мистического характера. Я делал свою обыденную работу, когда ко мне подошел один из ответственных за склад людей и доложил, что этой ночью я работаю один, так как мой коллега заболел. Пожалуй, я не был сильно разочарован, ибо не так уж и часто разговаривал с ним и для моей работы было вовсе не необходимо его присутствие. По большей части, мы работали порознь, лишь изредка пересекаясь для выяснения важных рабочих вопросов, коих, к счастью, обыденно возникало немного или же не возникало вовсе. Закончив, он добавил, что сегодня на склад прибудет максимально интересный объект и что мне стоит тщательно изучить документацию, что прибудет вместе с ним, перед тем, как приступать к определению того, в какой раздел он направится.

И вправду, уже к часу ночи на склад прибыл массивный ящик и приложенная к нему кипа бумаг, как раз и являющая собой документацию. Я, не теряя времени, приступил к ее изучению и вовсе не заметил, как быстро пролетело время, пока я читал. Документация и впрямь был из ряда вон выходящей - такое не часто встретишь даже в Британском музее. Прилагаю пересказ того, что было там начертано:

“Объект 346

Был найден в Пиренеях по наводке одного из экспертов в оккультных науках. Экспедиция довольно быстро разыскало убежище, где находился объект, коим являлась обычная, на первый взгляд, пещера естественного происхождения на горном плато. Совсем недавно, как было позже установлено спелеологами, высланными на место, она был недоступной, но, обвал освободил вход в нее. По входу в пещеру, группа исследователей тотчас уловила крайне неприятный запах - им буквально была пропитана вся пещера. Также в пещере было крайне темно, а так называемый потолок был столь низок, что иногда приходилось нагибаться. Тем не менее, через несколько метров на стенах пещеры начали появляться странного вида иероглифы (зарисовки прилагаются). Ныне они отправлены на расшифровку, но видимых результатов пока что не наблюдается. Позже, после двадцати минут хождения, члены экспедиции вышли в просторный зал, явно естественного происхождения, но явно эксплуатирующийся кем-то, или даже чем-то, как место поклонения. Стены буквально пестрили выщербленными на них иероглифами, столь же туманного назначения, как и сам пещерный зал. Посреди него находился трон или постамент, на котором восседало это. Доподлинно определить материал из которого это изготовлено невозможно, химия сейчас не знает и половины тех веществ, что составляют лишь наружную часть оболочки изваяния. Надпись на постаменте гласит “Чагнар-Фагн” - иероглифы, коими эти слова начертаны легко перевелись, ибо их перевод был дан еще в Некрономиконе. Природу изваяния определить не удалось, но надеемся, что в ближайшее время это перестанет быть загадкой.

Ниже прикреплено фото объекта.”

Фото и правда было прикреплено. На нем был прекрасно виден тот самый зал, что был описан в отчете - его было тяжело не узнать. Иероглифы, постамент, сама статуя - все было там, абсолютно все, что было описано в самой рукописи. Что же касается самого изваяния - тут все было довольно сложно. Этот ужас невозможно описать человеческими словами, ибо те бездны вселенной, что его породили определенно не имеют абсолютно ничего общество с человеком. Великий хаос, чужеземный ужас, неудачная пародия на нечто земное. Изображаемое существо будто пыталось мимикрировать, походить на нечто, что, наверное, могло иметь место на нашей планете, но у него явно не получалось. Это было видно сразу и именно это вызывало животный ужас. Даже я, имеющий увлечение оккультизмом и колоссальный опыт работы с вещами, которые обычному человеку покажутся одновременно и вздором и настоящим ужасом, не смог сдержать порыв безумного ужаса, что окатил меня сначала жаром, а позже и холодом и издал столь безудержный вопль бесконечного ужаса, что не будь я один на складе, определенно бы вызвал подозрения даже здешнего контингента. При взгляде на фотографию в моем разуме всплыло одновременно 4 образа - человек, слон, осьминог и дракон. Нечто подобное я испытывал, когда впервые столкнулся с идолом Великого Ктулху, тот тоже походил на три из четырех вышеупомянутых существ. Но то было другое, идол Ктулху не был исполнен столь виртуозно, столь реалистично и в то же время чужеродно. А ведь именно эти две черты и посеяли в моей душе смутную тревогу и бескрайний ужас. Но позже меня ждало еще одно потрясение - когда я встал, чтобы налить себе чашку бодрящего кофе, чтобы успокоить нервы, я обнаружил, что двери склада закрыты, а ключей я при себе не имею. Это ознаменовало собой начало новой задачи - найти другие ключи. Не было и малейшего сомнения, что руководство склада продумало возможность таких случаев, а значит, где-то должны находиться запасные ключи.

Налив кофе, я принялся искать информацию о Чагнаре-Фагне (именно так, вероятно, называют этого чудовищного бога) в библиотеке склада. И вскоре меня ожидала удача - в одном из трактатов, чей автор был неизвестен, я смог найти его упоминание:

‘Чагнара Фагн, Великий Слоновий Бог, прибыл на Землю в ту пору, когда многие другие Великие Древние уже были навеки заточены в своих темницах. Не имея в то время облика как такового, Слоновий Бог позаимствовал черты своей внешности у слонов и морских обитателей Азии, где он позже и поселился. Чагнар Фагн восседает на своем троне, опекаемый собственными слугами, в полном спокойствии, но горе тому, кто потревожит его вековое спокойствие. Чагнар Фагн страшен в гневе, ибо его хобот способен не только лишь пить пещерную влагу, но и высасывать жизнь! Остерегайся зова его!’

Но после этого удача от меня отвернулась, и ,потратив на штудирование фолиантов около двух часов, я не смог найти более ничего. Даже в Некрономиконе он упоминался мельком, так, что никакой информации из его упоминания получить было невозможно. Что явно не сказать о вышеприкрепленном куске безымянного трактата. Сказать, что отрывок меня взбудоражил, означало бы промолчать, ибо я не до конца понял такие формулировки как “высасывать жизнь” и “Остерегайся зова его”. Даже невооруженным глазом было заметно, что автор манускрипта явно питал тягость к подражанию великому безумному арабу Абудулу Аль-Хазреду, что в свое время написал богопротивный, но крайне значимый в оккультизме Некрономикон. Араб тоже любил говорить загадками, во многом, благодаря этому, Некрономикон так сложно воспринять с первого прочтения.

Хотя встревожил меня даже не столько не отрывок, сколько некоторый другой фактор, куда более странный и неясный, и оттого еще более будоражащий. Это были звуки. Не простые и обыденные звуки, а самые странные из всех возможных. Звук напоминал редкий и гулкий замогильный рев, что не мог быть издан человеческим существом. Безумная какофония хаоса, что напоминала более слуховую галлюцинацию, чем реальные звуки. На это я и списал мною услышанное - в конце концов, мои нервы и без того были расшатаны и я решил прекратить изучение объекта, пока слуховые галлюцинации не переросли в нечто большее, после чего я уже физически не смогу продолжать работу.

Поэтому я сосредоточился на другой своей задаче, не менее важной, а именно, на поиске ключей. Первым делом я направился в небольшой кабинет, выделенный нам с коллегой для личных записей и хранения необходимых личных вещей. Он представлял собой маленькую комнату, в которой был расположен письменный стол со множеством полок, шкаф, стул и небольшая керосиновая лампа, явно старомодная. Для начала я обрыскал шкаф, но не найдя там ровным счетом ничего, принялся искать ключи в полках стола. Едва я закончил, как снова послышался треклятый звук.

На этот раз я решил проверить - откуда же он идет, что за источник у него, что способно издавать столь ужасный и чужеродный рев? Я направился к центру склада, где стоял ящик и ненароком заметил, что звук усиливается, но когда от меня до ящика было не более трех метров, звук резко оборвался и воцарилась мертвая тишина. Тишина, что пугала даже больше этого звука. Не желая стоять рядом со столь странным и ужасающим объектом, я направился далее на поиски заветных ключей, которые я уже рассматривал как ключ к спасению, ибо тогда уже считал, что если я останусь на складе еще на час три в уединении со столь мерзким, хоть и заточенным в массивный деревянный ящик объектом, непременно свихнусь.

Но куда же направиться на поиски? Склад был довольно ограничен в размерах и помимо кабинета, уборной, основного помещения и библиотеки в нем ничего не было. Следовательно, стоит осмотреть именно основное помещение, то есть, то место, где я ныне и находился. Казалось бы, ничего проще и быть не могло, но обилие полок и шкафов настолько дезориентировало меня, что около десяти минут я просто не решался начать поиски, но снова услышав богомерзкий гул и точно установив, что его вероятным источником является ничто иное, как ящик за моей спиной, меня прошиб такой ужас, что я больше не мог медлить и начал наобум искать везде, где это только было возможно. Так я провозился около часа, после чего установил точно, что здесь ключей мне не найти. Увы, но это было так. Я находил в процессе абсолютно все, что угодно. Я в очередной раз убедился в огромном объеме и неоспоримой уникальности коллекции музея, но это ровным счетом не дало мне абсолютно ничего, но забрало немалое количество времени.

Поняв, что, вероятно, я обречен, я решил успокоить нервы, сварив еще некоторое количество кофе и засев за чтение еще раз. На этот раз я искал информацию о Великом Слоновьем Боге не чтобы найти ее, а чтобы удостовериться, что более ее не имеется. И я и правда ничего не находил. Это и успокаивало, и одновременно пугало. Незнание страшит, но многим ли оно хуже знания того, что страшит поболее? Сомневаюсь. В моей голове постоянно вертелась цитата из безымянного трактата, что был мной прочитан некоторое время назад. Что же такое “зов”? Как он звучит? Ответ на этот вопрос мне, с одной сторону, ужасно хотелось знать, но с другой, мой разум понимал, что того, кто узнает об этом, ничего хорошего в будущем ждать не будет. Тот человек обречен, это было очевидно из трактата.

И тут меня переклинило. Я буквально впал в сильнейший ступор и чуть было не потерял сознания и не погрузился в забвение, ибо мой мозг сопоставил факты и получил далеко не утешительный итог. Что, если этот пробирающий до костей гул и есть некий зов? Что же делать в таком случае, не попал ли и я сам под его влияние? Об этом было лучше просто забыть и более не думать. Тогда я впервые осознал, что отношусь к изваянию не как к куску некого неопознанного материала, а как к живому существу. Существу, столь чуждому человеческой природе. что одна мысль о нем способна лишить человека рассудка навсегда, благо мне это не грозило, опыт сыграл свою роль. Но, тем не менее, я находился в одной комнате с его статуей или, возможно, с ним самим. А что, если он знает, что я здесь? Что, если он думает, что я нарушил его покой, что если…

Мои мысли прервало событие, от которого мое сердце на секунду перестало биться, а дыхание на некоторое время прекратилось. Это явление опять было звуковым, но его, после всех моих мыслей, списать на галлюцинации было тяжело. Я услышал стук. Стук по дереву. Стук, который невозможно было назвать сильным, скорее одновременно и аккуратным, и ленивым. Как-будто несколько пальцев едва слышно коснулись дерева с целью издать звук, но не слишком громкий. Легкое постукивание, но такого ужасного и замогильного свойства, что я буквально обмяк, услышав его. Именно так стучит в крышку своей деревянной темницы заживо похороненный человек. Именно так в дверь стучит неведомое. Абсолютно не напористо, тихо, едва заметно. Но даже этого тогда хватило, чтобы вывести меня из равновесия.

Я забыл про все, кроме своей единственной цели - поиска ключей. Но что, если я их так и не найду, или не успею найти? Об этом и вправду было лучше не думать, но я не мог. Я судорожно искал по всем местам, даже тем, где ранее уже пытался найти так нужный мне сейчас предмет. Я даже залез в вентиляцию, что было максимально глупой и бесполезной затеей. Но разве-же я об этом тогда думал?

Так прошел час, но никаких плодов моей усердной работы видно не было. Я уже потерял всякую надежду на то, что когда-либо найду ключи. Мне оставалось лишь ждать, и я принялся уже за это занятие. Никогда еще час не длился так долго, но когда он все-же прошел, мне показалось, что целая бесконечность, мириады лет пронеслись мимо меня. До сих пор изредка были слышны легкие постукивания, но гул более не появлялся. Но в один момент я прислушался и понял, что источником стука было не что иное, как ящик! В тот вечер я не уставал ужасаться своему положению, и в тот момент оно стало совсем безнадежным. Вскоре дал о себе знать и кофе, мне сильнейшим образом захотелось посетить уборную, что я и сделал. А по выходе кое-что заметил.

Стоит внести некоторую ясность, вход на склад расположен рядом с уборной таким образом, что по выходу оттуда, вход, он же выход, находиться справа от тебя, рядом с ним висит небольшой ящик. До этого момента я вовсе не обращал на него внимания, ибо он висел максимально незаметно, грубо говоря, сливался со стеной. Но сейчас, скорее из любопытства, чем из надежды что-либо там найти, я его открыл. И радости моей небыло предела, ибо узрел я там ни что иное, как ключи. Я уже подумал, что спасен, когда сзади послышался звук, который вогнал меня в ужасный ступор. Я в очередной раз застыл, держа ключи в руках. Это был звук ломания досок - они буквально крошились под чьим-то дьявольским напором, гнулись, трещали и в конце концов с хлопками и ударами падали на пол. Звук доносился из-за моей спины и когда он окончательно затих и последняя доска приземлилась на грязный, бетонный пол, послышалась новая звуковая гамма. Это был гул, тот самый ужасающий гул бесконечного вселенского ужаса, но в этот раз он был слышен куда более отчетливо, звучал куда более громко и куда более зло, если к нему в принципе применимы слова, что обозначают человеческие эмоции, ибо ему не было присуще абсолютно ничего из того, что имеет хоть какое-то отношение к человеку. Вся комната буквально дрожала от гула, неведомые вибрации иного мира водрузили ее в бесконечный хаос иноземного происхождения. Комната практически вибрировала в чужеродном, агоническом ритме, подобных которому нет и не должно быть на нашей планете.

Выйдя из оцепенения, я вогнал ключ в замочную скважину и буквально вышиб поддающуюся дверь, которая ныне уже была отперта. Я чуть не потерял равновесие, когда пулей вылетел со склада, но никогда еще я не был так напряжен, из-за чего довольно легко смог устоять на ногах. Я несся мимо здания музея, мимо ночных улиц спящего Лондона, мимо знакомых мне с детства мест, но я не замечал их, я просто бежал, не обращая внимания ни на что, ибо мои мысли были сейчас очень далеко отсюда, очень далеко от этих улиц, этого города, этой планеты и даже этого мира. Я добежал до своего дома довольно быстро, хотя мне и пришлось пересечь около пяти кварталов, что вовсе не является небольшим расстоянием.

Придя домой, я лег спать, а на следующее утро уволился из музея и сжег все, что связывало меня с оккультными науками - фолианты и многое другое. То, что было жалко сжигать, я безвозмездно пожертвовал коллекции Британского музея - самой великой коллекции артефактов мистического толка в мире. Когда я подписывал соглашение о том, что никому не расскажу о событиях той ночи и своей работы на складе в целом, я услышал от одного из хозяев склада, который через несколько часов после моего бегства пришел проведать склад и нашел его открытым тот факт, что он увидел странную картину - ящик был и вправду разнесен в щепки, на его развалинах виднелся трон, все вокруг было пропитано ужасно странным и неприятным, едким запахом, но помимо трона, на прежнем месте, где стоял объект, не было ничего. Абсолютно ничего, само изваяние исчезло.

И именно поэтому порой, по вечерам, когда солнце уже зашло за горизонт, а луна еще не успела взойти настолько, чтобы полностью залить мостовую лунным светом, я стою у окна своей комнаты, выходящего на неухоженный и густо заросший деревьями сквер, более напоминающий миниатюрный парк. Стою я там, обыденно, с крайне туманной и в то же время довольно очевидной целью, которую мне, пока что, просто не хватает мужества полностью понять. Я вслушиваюсь в звуки, абсолютно любые, и никогда не слышу того, что ожидаю, но оно, вероятно, и к лучшему. Темнота вызывают у меня смутный страх и давящее ощущение небезопасности, а слабые отголоски звуков, что иногда доносятся до моих ушей в ночное время, не дают после заснуть. Моя голова буквально кипит и вздувается от всего этого. Но не по причине исчезновения чудовищного, инородного изваяния я это делаю, вернее сказать, не только поэтому. Не только это застолбило в моей памяти слова, что я более никогда не забуду - “Чагнар Фагн восседает на своем троне, опекаемый собственными слугами, в полном спокойствии, но горе тому, кто потревожит его вековое спокойствие. Чагнар Фагн страшен в гневе, ибо его хобот способен не только лишь пить пещерную влагу, но и высасывать жизнь! Остерегайся зова его!” - последние слова страшат меня поболее всего остального, и на то имеются веские причины. Ибо когда я, одержимый паникой и дьявольским гулом, вращал спасительный ключ в замочной скважине, среди этого ужасающего гула я услышал ни что иное, как набор полностью членораздельных слов, которые я так привык слышать в своей довольно продолжительной жизни, слова, которые были мне столь знакомы, и не удивительно, ведь они вместе образовывали мое собственное полное имя!