Великан

Можно сказать, что перед вами - зарисовка одной вещички, которую запланировал уже довольно давно, и вот, чтобы не забыть всей соли, излил ее вот в таком небольшом отрывке, который позднее будет переделан минимум в повесть. На самом деле, мне нужен был только один персонаж - этот самый бугай с телегой - но решил добавить в историю немного мистицизма, чтобы отсрочить истинное знакомство с заглавным персонажем.

К.Р.В.

Ветер колыхал верхушки сосен, заставляя натужно скрипеть устремляю-щиеся в затяну¬тое грозовыми тучами небо. Стон вот-вот готовых сломаться деревьев не находил от¬клика в грозно завывающем ветре. Луна не имела воз-можности бросить даже слабый призрачный луч сквозь непробиваемый заслон туч, замерших над самым горизонтом словно бесформенная масса сотканных из темного свинца ваты. Любое зверье, от ма¬ленького до самого крупного, ус-пешно попряталось куда ни попадя, в страхе забившись в ожидании финала этого грозного буйства природы, которая, казалось, вознамерилась раздавить, смять, разрушить все вокруг в неоправданном, но праведном гневе.

Молодой человек замер, прижавшись спиной к щербатой коже сосны, уже не пытаясь бо¬роться с ветром, не позволяющим ему и шага сделать в сторону, а только вдавливаю¬щим его в равнодушную кору. Он не помнил, когда и за чем точно застал его ветер, пре¬вративший все вокруг в чудовищную вакханалию. Кажется, он проверял очередной кап¬кан, как это часто случалось в последнее время, почему-то захлопнувшийся сам по себе. Или же это просто ка¬кой-то хитрый зверь взял да и провел его, уйдя в неизвестность и оставив после себя этот на¬смешливый след своего пребывания. Однако мгновенно срабо¬тал охот-ничий инстинкт чело¬века, прожившего всю сознательную жизнь плечом к плечу с дикой природой, однако луч¬шего убежища, чем заслон из и без того натужно скрипя¬щей под ветром сосны, в пару мгно¬вений, которые ему потре-бовались на все и про все, ему не пришлось найти.

Ветер дул, не переставая, все время меняя свое направление и то заставляя его закрывать глаза во внутреннем страхе ощутить их давление у себя на мозге, то вы-нуждая до боли скрю¬чиваться пальцы, круша кончиками ребристую кору. Не-сколько раз ему казалось, что дерево вот-вот сломается, и тогда его придавит к прошлогодней хвое, как раз в непосредственной близости от пустующего капкана; поймал себя на мысли, что это очень хорошо, что капкан оказался захлопнутым, а то ведь нацеливался черным металлом прямо в лицо, насмешливо стиснув сталь¬ные зубья. Ружье приходилось прижимать одиноким мизинцем, напрягая фа¬ланги до треска в суставах, от души надеясь, что очередной порыв не вырвет оружие и не унесет его в неизвестном направлении, по ходу наверняка ни единственный раз разломав о столь близко стоящие друг к другу стволы во всех направлениях раска-чивающихся сосен.

В голове промелькнула единственная мысль – молиться. Даже губы успели за-шептать пер¬вые слова, однако жуткий треск, раздавшийся где-то справа, заставил воздух сжаться где-то между легкими и трахеей в ком. Он уже давно приучился прекрасно видеть в темноте, а по¬этому осторожный поворот головы в том направ-лении заставил выхватить взглядом мед¬ленно оседающий ствол, попутно безжало-стно ломающий маленький веточки на стволах-со¬седях. Всего в чуть меньше де¬сяти шагов от того места, где стоял молодой человек.

Иван – так звали незадачливого охотника, не слишком удачно выбравшегося в лес – закрыл глаза и попытался убедить себя в том, что следующее падение очередного дерева не придется непосредственно на него самого. Он даже не заметил того, как мизинец от долгого нахождения в напряжении внезапно утратил чувствительность, и едва различимый в грохоте ветра звук па¬дения ружья кольнул по ушам. Не было ни-какого смысла пытаться отыскать упавшее ружье. Не имелось совершенно никакой возможности утратить целостность с деревом и сделать хотя бы шаг в любую сто-рону. Ветер все время норовил воспользоваться выставленных из-за сосны плечом, чтобы ударить, перевернуть, отнести на много метров вперед и закрутить в бесконеч-ном предсмертном танце.

Как в оправдание самых плохих ожиданий знакомый треск раздался уже за спиной. Практиче¬ски сразу же вслед за этим последовал звук падения, едва ли не сотрясший все вокруг.

Но не это было самое страшное, вовсе не это заставило прокатиться по телу моло-дого чело¬века холодную, покалывающую мышцы, волну ни с чем не сравнимого страха. Всей причиной тому был рев, полный негодования и ярости, глухо разнес-шийся бушующей стихией между со¬сновыми свечками. Этот звук легко можно было отнести к производному человеческой речи, если бы не то обстоятельство, что Иван никогда не слышал, чтобы подобный мог издать кто-ни¬будь из рода людского. Рев со-тряс его от костей до последнего нерва, невольно заставив колени подогнуться, но ос-тававшаяся распрямленной спина кое-как удержала тело на щербатой поверх¬ности коры.

И шаги. Тяжелые, грузные шаги, раздавшиеся сзади. Будто кто-то уже давно стоял за спиной молодого человека, однако только теперь сделал единственный шаг, прак-тически поравнявший его с тем силуэтом из чистейшего страха, коий являл из себя замерший и старающийся даже не дышать молодой человек. Ивану даже показалось, что сквозь атакующий барабанные перепонки ветер он чувствует тяжелое дыхание того, кто, вне всякого сомнения, теперь уже полностью со¬ставлял ему компанию в этой лесной вакханалии самой природы.

"Отче н…"

Сильнейший удар откуда-то сбоку превратил в труху правую сторону сосны, кото-рая разлете¬лась влажным фонтаном и тут же, подхваченная шквальным порывом по-путного ветра, сгинула в бешеном танце окружающего воздуха. Иван машинально втянул голову в плечи, его тело со¬гнулось в поясе и словно снаряд ринулось сквозь ветер. В голове уже не было немного осозна¬ния того, что шквал запросто снесет его и даже, быть может, собьет с ног. Инстинкты выжива¬ния вопили в голове, перекликая ветер, только одно: спасаться.

Ветер ударил в плечо подло и сильно, мигом сшибив с ног и даже заставив почувст-вовать, как проносит его над землей еще до того, как тело коснулось земли. Борясь с ветром, норовящим ки¬нуть его в разные стороны сразу, Иван попытался бежать. Он точно не знал направления, един¬ственной мыслью для него сейчас было вырваться, скрываться, сбежать от той немыслимой уг¬розы, что надвигалась на него сзади. Мышцы упорно противились нападкам природы, натянув¬шись словно струны, гото-вые вот-вот лопнуть, не желая совершать что-то из того, что не было задумано в их естественных функциях, поскольку сейчас – именно сейчас, в эту минуту между жиз-нью и смертью – вся их работа была устремлена на попирание собственных возмож-ностей.

Иван не сумел пройти и нескольких шагов – точнее, пробиться сквозь нескончае¬мый поток ветра, который словно бы специально испытывал возможности его орга¬низма на прочность – как в очередной попытке противостоять порыву расслабился, позволив телу использовать собственный вес для противостояния стихии. Но эта по-пытка отдохнуть продлилась ровно столько, сколько ветер нескончаемо дул, удержи-вая его в полунаклоненном к земле положением – порыв внезапно изменился, выну¬див молодого человека в бессилии упасть и зарыться лицом в обильно обсыпанную прошлогодней хвоей землю.

Сквозь вой ветра он не услышал, как нечто надвинулось на него – он, скорее, ощу-тил чье-то присутствие над собой. Пальцы скрючились, вонзившись было в землю, го-товые принять на себя вес всего его тела, намеривающегося в последней попытке бо-роться с ветром и ползти. И как раз в этот самый момент нечто со страшной силой об-рушилось на него, врезалось в середину спины, то ли дерево, то ли что-то внутри вдруг хрустнуло, и несчастный Иван изогнулся всем телом, издав крик, исполненный безнадежности и боли. Что-то с невероятной силой сжало плечо, подхватило, швыр-нуло навстречу ветру, и когда тот не справился с направленным против него снаря-дом, тело молодого человека врезалось в сосну и упало возле нее, оставшись лежать под ней без движений.

  Ветер не утихал. Он гнул деревья с нарочитым вызовом, будто бросая его всей лес-ной чаще, раз и навсегда вознамерившись превратить сосновые насаждения в кучу сваленных друг на друга деревьев. И только молодой охотник лежал неподвижно, а тяжелые и неторопливые шаги удалялись. Тот, кто неспеша уходил прочь, казалось, не был подвластен ветру, который, едва налетая на него, тут же в ужасе сворачивал в сторону и устремлялся дальше в бешеном темпе своей дикой и необузданной пляски.

Глава 1

Если и есть места столь же мрачные и темные – так это было одним из таковых уголков земного шара. Небо встречало мрачным течением облаков, казавшихся на-столько тяжелыми, что ветер с трудом справлялся с тем, чтобы тащить их по небу. О солнечных лучах и слова быть не могло – им просто не было смысла пробиваться сквозь этот небесный заслон, да и само светило, скорее всего, оставило все эти бес-плотные попытки и перешло на более радужную сторону планеты.

  Автобусная остановка оказалась примерно на границе между миром тоски и уныния и обителью светлого человеческого проживания. В том плане, что дальше автобус не шел. Позади осталось светлое небо и облака, веселые зеленые насаждения и тихий пригород. Даже дорога, идущая дальше, казалась выщербленным серым рукавом давно не меняемого асфальта. Взглянешь и волей-неволей поймешь, что там, дальше этого рубежа, выполненного в виде обшарпанной, с облупившейся краской, автобус-ной остановки, жестяная крыша которой носила такую вмятину, словно по ней с дурру саданули тяжеленным молотом, который даже с производства вряд ли когда поступал, существует другая жизнь, мрачная и явно лишенная даже намека на цивилизацию. Даже деревья на той стороне, что кустились вдоль дороги, казались безжизненными и пожухлыми, будто вот-вот перейдут на ту стадию невозврата, когда даже по весне на них не распустятся свеженькие листочки.

Когда водитель автобуса неспеша развернул автобус и повел его в обратном направ-лении, Дмитрий осознал, что только ему одному понадобилось ехать так далеко, и эта остановка для общественного транспортного средства, судя по всему, являлась конеч-ной. Он невольно застыл на месте, недоверчиво глядя на уходящее в бесконечность бытия выщербленное полотно, из которого уже выступали разнокалиберные вкрапле-ния щебенки. Спортивная сумка вытянутого типа через плечо на область между шеей и ключицей не так уж и давила, но вскоре он ощутил вес собранных в дорогу пожиток с большей ясностью, и уже тогда поймал себя на том, что стоит вот так, как дорожное изваяние, уже порядке минут десяти.

Тряхнув головой, сбрасывая с себя внезапное наваждение, он пошел вперед. Тро-туара здесь не было, движением на дороге даже и не пахло, поэтому молодой мужчина не стал заморачиваться с тем, чтобы держаться в стороне от дороги и просто двигался непосредственно по самой середине. По ходу он пытался убедить себя в том, что не ошибся и выбрал верное направление, а точнее будет – точку отсчета, в которую при¬был с одной ему известной целью.

Вскоре впереди показалась деревня. Точнее, это было несколько домиков вдалеке, даже с такого расстояния выглядящих не менее негативно, чем местность в общем, хоть и утопали в густо растущих деревьях, заполняющих возвышенность. Через не-сколько минут кроссовки донесли Дмитрия до утлого мостика, перекинутого через живенько так журчащую на высоте двух-трех метров речушку, скорее напоминающую несколько разросшуюся за обычные пределы ручей. Шагнув на кое где не плотно по-догнанные друг к другу доски, мужчина приостановился – одна скрипнула и непри-гласительно прогнулась под ногой. Дорогу в обход искать не хотелось, и путешест-венник, на всякий случай сгруппировавшись в готовности низринуться сквозь доски моста, осторожно двинулся через него.

Хруст и впечатление, словно кто-то ухватил за щиколотку и дернул вниз, произошел неожиданно; но Дмитрий все таки успел ухватиться за перила, благо что расстояние от одной стороны моста до другой позволило ему машинально раскинуть руки и сомкнуть пальца на округлых деревянных планках. За это время нога успела погру-зиться в подмостовое пространство чуть выше щиколотки; Дмитрий машинально по-пытался выдернуть ногу, однако тут его ждала маленькая неприятность виде того, что оторочка кроссовки зацепилась за край пролома и, благополучно слетев с ноги, под-ленько хлюпнулась в воду.

Дмитрий вытащил ногу, уже ощутив звук рвущейся ткани – это носок умудрился зацепиться за обломанную доску, в результате чего кожу словно бы ужалило. Упе-ревшись одной рукой в перилину моста, Дмитрий машинально спустил носок; так и есть – занозу можно было вовсе не заметить, если бы не одно маленькое, но крайне неприятное обстоятельство: прежде чем нахально углубиться под кожу, деревяшка содрала кожу, и теперь розоватый участок тела на этом месте стремительно запол-нялся кровью.

В попытке извлечь нежелательное ноге инородное тело, Дмитрий невольно помор-щился: создалось впечатление не только того, что миниатюрный кусочек мертвого де-рева цепанул его за какой-то нерв, да еще и заставил выступить внушительную каплю крови на этом месте. Кое-как захватив занозу кончиками ногтей, молодой человек рывком извлек оную из-под кожи; куда она потом делась – неизвестно, но на поду-шечках принимающих участие в извлечении оной пальцев таковой не оказалось. На-тянув носок и постаравшись завернуть рваный край так, чтобы ранка не оставалась открытой, Дмитрий уперся руками в перила моста и глянул на быстро проносящуюся под низом воду. Подался даже чуть вперед, стараясь заглянуть и под мост тоже, но кроссовку, похоже, уже унесло настолько далеко, что найти ее в ближайшие года не предоставится возможности.

  Склонившись над пробоиной, оставленной его ногой в досках мостка, Дмитрий не разглядел ничего кроме покрытой слизкой влагой коряги, столь стремительно омы-ваемой водой на протяжении не одного года, что отчасти выглядела так, будто ее кто-то и непонятно зачем покрыл лаком.

Послышались голоса. Группка подростков размашистой походкой направлялась к мосту, о чем-то между собой бурно ведя беседу. Двигались они со стороны поселка, а судя по некоторым фразам, время от времени проскакивающим в их речи, это была типичная речь неблагополучных, как их принято называть, молодых людей – мат как присказка, и они это обстоятельство явно зазорным не считали. Нахождения Дмитрия на мосту они не видели вплоть до того момента, пока практически не приблизились к этой с виду прочной, но на поверку оказавшейся хлипкой переправе.

 - Э, это кто это у нас еще здесь?! – Худой как вобла парень с лицом, покрытом щед-рой россыпью подростковых угрей, увидел его первым. Остальные тоже остановились и с какой-то ироничной усмешкой смотрели теперь на Дмитрия. – Мужик, э, ты чо здесь забыл-то, а?!

Дмитрий проигнорировал бы столь фривольное обращение к себе в том случае, если бы не выглядел так глупо, стоя рваным носком на досках оказавшегося столь некреп-ким мостка. Конечно, можно бы было просто пройти мимо этой партии с достоинст-вом путешественника и не обратить на них никакого внимания, вот только стояли они так, что перегораживали собой едва ли не весь проход с моста. Их было пятеро, все, как один, наглые до мозга костей, а на лице того, что стоял чуть сзади от остальных, читался истинный пофигизм даунического склада.

- Ты чо здесь делаешь? – повторил Прыщавый. – Ты на нашу территорию лыжи наво-стрил, чо ли? – короткий и совсем не добрый смешок. – Так придется платить.

Дмитрий слегка отступил, когда вся эта ватага неторопливо начала на него надви-гаться, держась полукругом ровно настолько, насколько позволяла ширина моста. У одного нога едва не провалилась в пробоину, он выматерился и зло зыркнул на Дмит-рия, характерно сплюнув через перила. Противостоять даже этим сусликам не было возможности хотя бы потому, что их было больше; когда же в тонкой руке Прыща-вого щелкнула пружинка, выкидывая наружу тоненькое лезвие, ситуация для Дмитрия накалилась несколько больше.

- Ты не на свою территорию забрел, парень, - скаля ряд кривых и давно не видящих зубной щетки зубов сообщил ему Прыщавый таким безапелляционным тоном, что все сомнения на счет обратного для Дмитрия упали в одночасье. Он понял, что отступать дальше мостка – а он был уже пройден – было бы делом  бесконечности, а судя по тому, в каком направлении, причем весьма слаженно, двинулись приятели прыщавого типа, его вот-вот должны были взять в окружение. Он напряженно прикидывал, что же такое может быть у него в спортивной сумки из того, что можно было резко из-влечь – хотя на то, чтобы распаковать сумку, у него бы потребовалось большое коли-чество времени, слишком большое, чтобы надеяться за это время не получить удар выкидным ножиком под ребро. Отбиваться сумкой тоже не было возможным.

Один из малолетних хулиганов, садистски усмехнувшись, сбежал с тропки куда-то в кусты и уже вернулся обратно, выпростав откуда-то покрытую обшелушенной корой палку средних размеров; крепкости она особой не внушала своим видом, однако сучки на ее конце выглядели более чем угрожающе.

  Другие, кажется, решили просто обойтись кулаками. И хотя худоба местных товари-щей не внушала особой настороженности, их было, все же, несколько больше, чем один, а посему численный перевес в данном случае был не на стороне путешествен¬ника.

Спасение пришло с той стороны, куда Дмитрий так и не дошел:

- Едва-едва уследишь за ними, а!

Молодчики вздрогнули и испуганно обернулись. Со стороны моста к ним спешил пу-затенький мужичок, отчего-то очень сильно напомнивший Дмитрию сошедшего с эк-рана Пуаро Агаты Кристи: невысокого роста, одетый в серенький костюмчик, едва схо-дящийся на брюхе, едва различимые на щекастом лице линзы очков в тонюсенькой оп-раве и серая шляпа с узкими полями на круглой голове. Довершением образа можно было считать малюсенькие усики под носом-картошкой – на этом сходство со знамени-тым литературным детективом для этого человечка заканчивалось. Он бежал к мосту, угрожающе сотрясая в воздухе пухлыми кулачками; на всю речку скрипел его визжа-щий голосок:

- Сколько я вам говорил не заходить за территорию, сколько, а?! Вы что, всю кровь мою хочите попить, вы, людоеды, а?!

Добежав до мостика, мужчина не торопился его пересекать, хотя вся честная компания, что собралась на той стороне с явной целью и желанием нанести максимальные телесные повреждения незадачливому страннику, кажется, уже потеряла Дмитрия в качестве интереса. Все их взгляды теперь были направлены на раскрасневшегося от волеизъявлений толстячка:

- Немедленно возвращайтесь! Я не намерен за вами бегать! Все расскажу Петру Владленовичу, все! – его голос сорвался аж до хрипоты, больше похожей на звук, который получается, если сломать сухую деревяшку, однако это, как ни странно, возымело свое действо.

- Ну ладно, чего разорался-то, - буркнул в ответ Прыщавый с неохотой; похоже, он был для остальных своего рода главарем, потому как остальные тут же последовали его примеру и повернулись к Дмитрию спиной. Когда прыщавый паренек спрятал свой складной ножик, путешественник не заметил; тот, что некоторое время назад собирался опробовать палку на незадачливом страннике, зашвырнул ее обратно в кусты, и вся процессия нестройным шагом двинулась на ту сторону реки. Когда они проходили мимо разоряющегося в угрозах коротышки, тот отвесил Прыщавому звонкий подзатыльник; тот, кажется, обрушил на него в ответ взгляд, полный таких многообещающих решений в его адрес, что Дмитрий невольно пожелал толстячку поменьше попадаться этой компании на глаза в темное время суток.

Когда ребята, наконец, скрылись из виду, маленькие глазки коротышки сфокусировались, наконец, на Дмитрие. И человек, утративший свою кроссовку по воле мостостроителей, всей площадью кожной поверхности ощутил пренеприятнейший холодок недружелюбия. Которое, впрочем, в одночасье сменилось на насильно состроенную гримасу обратного чувства:

- Вы кто, молодой человек? – и еще раньше, чем Дмитрий смог успеть собраться с мыслями и найти ответ на предыдущий вопрос: - Они вас, надеюсь, не покорябали?

Дмитрий бегло осмотрел себя на чистом автоматизме. Он-то был уверен в том, что молодчики не успели его даже и коснуться. В итоге отрицательно покачал головой, чем вызвал весьма радостную улыбку на овальном лице маленького человечка.

- Превосходно, просто превосходненько же! – беззвучно хлопнул он в маленькие ладошки, которые по структуре лучше бы подошли новорожденному, чем взрослому человеку. – Пройдемте с нами, пройдемте, со мной вас никто не тронет, пройдемте же, пройдемте.

Дмитрий поудобнее взвалил на плечо спортивную сумку и указал, как бы между прочим, взглядом на свою лишенную обувки ногу.

-А, да это ерунда, эта проблема ровным счетом ничего не стоит! – поддержал его проблему толстячок. – Мы вам даже новую обувь выдадим, вы только не беспокойтесь, будьте уверены!

Дмитрий отчего-то ему поверил. Подойдя к лучащемуся несусветной заботой человечку, он уже привычным движением вытащил из кармана джинсов листок и карандаш.

- Это что такое? – улыбка слегка спала с лица коротышки, но когда Дмитрий воспользовался относительно листка бумаги карандашом, понимающе закивал: - А, понимаю, вы не говорите. – Тут же как любопытный щенок склонил голову набок, заглядывая ему под руку, и едва ли не сделал попытку взять у Дмитрия листок и посмотреть, что же он там пишет. Закончив, Дмитрий протянул ему листок: "Меня зовут Дмитрий. Я ищу своего брата. Очень благодарен вам за помощь."

Прочитав, коротышка заметно скривился.

- Я понимаю. – Теперь в его маленьких глазках было что-то оценивающее, чего он никак не собирался скрывать. – Ладно, молодой человек, идите за мной. Мы вам поможем.

  Глава 2

Идти им не пришлось далеко. Серебристый "Вольво" скромненько притулился под двумя раскидистыми березками возле плавно поворачивающей к мостку дороги. Дмитрий нисколько не удивился, что низкорослый хозяин иномарки не позаботился даже поставить свое транспортное средство на сигнализацию, хотя на брелке, мелькнувшем в пухлой ладони, явственно угадывались две кнопки определенной направленности. Учитывая то, какие компании нет-нет и появляются на горизонте, поберечь машину, конечно, было бы можно. Но мужчина, жутко напоминающий знаменитого сыщика, определенно не волновался по этому поводу.

- На переднее садитесь. Да пристёгивайтесь. – Дверца вкусно хлопнула, обдав Дмитрия приятной волной дорогого иностранного салона. Новизна автомобиля лезла изо всех щелей, погружая в атмосферу уюта и безмятежности, которую современный человек вряд ли сыщет, находись он в каком-нибудь автомобиле советского пространства. – Ремни вон там, - напомнил ему человечек, будто своей аккуратно подбритой бородой Дмитрий навсегда укоренил за собой статус деревни в его глазах. – Меня, кстати, можете называть Виктор Эдуардович. – Машина плавно тронулась и, несмотря на то, что на такой дорожке развернуться бывает весьма проблематично, сделала аккуратный, не задев ни кустика, разворот, и бесшумно двинулась в том направлении, где на возвышенности виднелись деревенские домушки. – Сумку, вообще-то, могли бы и в багажник положить, - назидательно и тоном, каким обычно разговаривает современный хомосапиес с петикантропом – в принципе, с таким и диалоги-то вести не имеет смысла, разве что только ткнуть тому пальцем в его тугоумность. – Ну да ладно, на руках тоже - сойдет. Только не заваливайте свой милый скарбик мне на коробку передач, пожалуйста.

Их путь продолжался недолго и шел через двусторонний заслон густо растущих деревьев. На развилке, выглядящей как знак овна в современном гороскопе, но только со значительно выпрямленными завитками рогов, мужчина заглушил двигатель. Прямо перед ними, буквально в том месте, где расходились рога небесного барана, в землю была вбита деревянная табличка – просто разнокалиберные доски, сбитые друг с другом так, словно бы кто-то просто взял доску и просто поломал ее на разнокалиберные части до того, как приладил их друг к другу посредством гвоздей, вбитых по вертикальной линии в то, что теперь стало колышком, а когда-то наверняка было ножкой стула с уже порядком облупившейся полировкой. И на этих досках половой краской кто-то не слишком старательно – у Дмитрия даже промелькнула догадка относительно того, что писавший перед этим своим занятием наверняка неплохо принял на грудь, причем вовнутрь – вывел широкой кистью: ТУДЫ НЕ ХАДИ и стрелка, указывающая в левую сторону развилки, а справа – точно такая же стрелочка, но уже под знаменем надписи: ХАЛЯВА.

Пока Дмитрий пытался хотя бы приблизительно определить, что же носят под собой оба этих полупризыва-полупредостережения, водитель "Вольво" сам ему все разъяснил:

- Это местные шалопаи намаливали. Вы могли с ними встретиться, и уж поверьте мне, таких тут помножить на два, если не больше. Пащие дети, родителям не нужны, да и себе, кажется, тоже. Так вот что вам обязательно разъяснит Петр Владленыч, но я попытаюсь его опередить: надпись, которую вы видите слева от вас, прямо свидетельствует тому, что ходить в ту сторону действительно не нужно. Там ничего примечательного – деревня, глушь, разве что только не Саратов. Места там глуше, чем дедушка мой покойный, царствие ему небесное. – Толстячок торопливо перекрестился; у него это вышло скороговоркой, причем третье или четвертое крестное знамение он положил не окончательно, к тому же, криво и коса. – В общем, Пахомчик написал правильно. А вон та вон ересь справа – это то, что их всех так и притягивает, неблагополучных ребятушек этих. Собственно, дом уважаемого Петра Владленовича. Так что как думаете, куда мы едем теперь?

Не дождавшись от Дмитрия даже кивка головы в том или ином направлении, мужичонка в мгновение завел мотор и так же плавно повел машину по развилке вправо.

- Петр Владленыч – это душевной души человек, - нараспев заговорил водитель иномарки, словно бы само упоминание этого самого Владленыча было для него чем-то таким, что давало ему очков со стороны этого человека негласно и только лишь за лишний раз упоминание его в суе. – Знали бы вы, как он печется о таких отребышах, как эти милые соплячки. Души в них не чает, он им как отец, если не сказать, что побольше даже. Здесь же местечко захолустное, пропащее, мамам и папам на своих дервишей наплевать с самой высокой березы, вот они к нему и тянутся, касатики сизокрыленькие. А он ведь такой человек, что никому и не откажет, и привадит, и приголубит, если на то дело-то пошло. Вы не сомневайтесь, средства у него на это есть. Покормить, полелеять, где надо – в этом наш дорогой Петр Владленыч и рад всегда стараться. Уверен, милый мой Дмитрий, вам у него понравится так, что не захочется даже от него уходить.

Так, за разговорами, они выехали на ту часть дороги, которая расширилась так, будто в том месте ее взяли и раздвинули ее границы циркулем практически до формы ровного круга. А прямо за этим пятачком виднелся низенький и до повышенной щепетильности аккуратненький заборчик, едва по своей вышине доходящий до низко расположенных окошечек, ровненько встроенных в бревенчатый сруб уютной домушки, на коньке которой возвышался вырезанный из дерева крест. От самого строения веяло теплом и заботой, если не сказать – стерильностью и чистотой, которой вполне бы позавидовала любая клиника. Со всех сторон домушку окружал еловый лес, так что дальше дорога обрывалась.

Возле этой-то домушки и остановилась иномарка, а ее водитель вальяжно развалился в кресле и гордым жестом указал Дмитрию на это строение деревенской архитектуры:

- Вот, собственно, мы и приехали, дорогой мой Дмитрий. – Выдержал паузу, на протяжении  которой ничего особого не предпринимал – просто смотрел на домушку несколько заторможенным взглядом, будто решая для себя вопрос: стоит ли и дальше продолжать знакомство малознакомого молодого человека с хозяином этой обители. Дмитрий был уверен, что во взгляде мужичка проскользнуло что-то с родни неуверенности и даже страху. Но затем он продолжил, будто пластинка, которую кто-то задержал и ввел в виниловый ступор, а затем отпустил, позволив вращаться и дальше: - Погодите минутку, сбегаю я – может, Петр Владленович занят.

Он расторопно выкатился из салона и засеменил коротенькими ножками по направлению к домушке. Едва втиснувшись в явно узенькую для его оттопыренного животика калитку, споро метнулся к крыльцу, с него – распахнув дверь в полтора собственного роста, исчез внутри. Из трубы, немного не вписывающейся в общий план точно вырезанной из слоновой кости избы, сначала неуверенно, а затем и более плотно начал валить сероватый дымок; Дмитрий позволил себе слегка улыбнуться, почему-то сопоставив это совпадение с тем, что причиной тому был его круглолицый попутчик, отчего-то ассоциирующийся у него в этот момент с серым куском угля, закатившимся в печку, и вот теперь из трубы идет дым.

Минута, две, три – его колобковидный попутчик не появлялся. Дмитрий поймал себя на мысли, что впустую тратит время. Расстегнув молнию на сумке, он привычным движением вытащил из нее паспорт, из которого слегка выпирали уголки аккуратно сложенной телеграммы. В который раз развернул ее, в который раз вчитался всего лишь в пару машинописных строк, в который раз сердце его непроизвольно сжалось от беспокойства, которое нахлынуло на него как тогда, день назад, в тот самый час, когда он нашел эту телеграмму в своем почтовом ящике.

Но надежда остается надеждой. Ведь этот самый Петр Владленович вполне мог найти ответ на его вопрос. Осталось только спросить у этого высокого и кажущегося невероятно худым человека в монашеской рясе, что вышел на крыльцо и смотрел теперь в его сторону. Рядом с ним его новый знакомый казался не просто колобком, а карликовым колобком, едва доставая хозяину избушки до пояса. Пухленькая ручка указывала на Дмитрия, и тот, кто и был тем самым Петром Владленовичем, прищурился, изучая молодого человека из-под подернутых сединой кустистых бровей. Голова у человека была полностью седая, но волосы торчали в разные стороны как у юноши-подростка, который не знает лучшей расчески чем встречный ветер, дующий в лицо. Наконец высокий человек поднял руку и сделал знак Дмитрию, чтобы тот вышел из салона и подошел к нему. Заметив, как молодой мужчина послушно покидает салон, медленно повернулся и исчез в избе. Несколько раз энергично махнув Дмитрию рукой – мол, поторапливайся – обрусевший клон Пуаро Агаты Кристи спешно последовал за ним.

Глава 3

Иконы, иконы и еще раз иконы. Иконы были повсюду – на стенах, на деревянных подставках в окружении огромного количества свеч; не нужно было долго присматриваться, чтобы выяснить, что это и был единственный и самый естественный источник света во всем помещении. На каждом из двух окон, что выходили только на одну сторону избы, имелись створки и с внутренней стороны; на каждой из них красовался выдолбленный прямо в дереве крест. Из всей мебели в этом странном подобии церкви была всего одна лавка, стоящая по середине; в отношении к длинной подставке под иконы и свечи она образовывала все тот же крест. В конце помещения имелся занавешенный синей тканью дверной проем, указывающий на то, что здесь имелась так же и небольшая пристройка, которую можно было различить снаружи.

- Проходите, присаживайтесь, молодой человек, не надо ничего бояться. – Судя по внезапно проснувшейся в нем услужливости, водитель "Вольво" намеривался заниматься гостеприимством за место хозяина. Тот чинно опустился на лавку и, кажется, даже не смотрел в сторону Дмитрия слегка скучающим взглядом, смотрящим куда-то мимо него. – Угостить вас, извините, нечем, но вы можете здесь передохнуть и уже определиться, куда вы и зачем идете.

Только когда Дмитрий устроился на лавке, хозяин помещения развернулся к нему и только теперь устремил на него взгляд прикрытых словно в полусне глаз. Это изучение длилось примерно с минуту, в процессе которой третий лишний неуверенно топтался в стороне и потирал пухлые ручонки, словно бы и понимая, что его нахождение здесь уже ничего путного не принесет, однако же на всякий случай все же предпочитал остаться.

Дмитрий понял, что лучше начать первому. Однако не успел он извлечь из внутреннего кармана куртки блокнот и карандаш, как длинные пальцы странного священника легли на его руку сверху. Седой человек покачал головой. Все еще не до конца понимая, как же он будет общаться, не используя блокнота, молодой мужчина странным образом повиновался, и блокнот вместе с карандашом успешно перекочевал на прежнее место.

"Нужды в этом нет. Я знаю твое имя, я знаю, что ты ищешь", - Дмитрий не успел даже удивиться голосу, внезапно спокойно и размеренно зазвучавшему в его голове, как хозяин церквушки развеял все его сомнения: - "Не удивляйся, но такие, как мы с тобой, можем общаться не совсем так, как все прочие люди. Тебе это может показаться несколько странным, однако ничего удивительного в этом нет."

Придя в себя, Дмитрий попытался ответить. Он всего лишь попытался ответить мысленно, как иногда рассуждает человек, общаясь с самим собой и что-то прикидывая в процессе человеческой жизнедеятельности, хотя сам до конца не верил в возможность такого вот общения между людьми:

"Кто вы?"

И вновь мирный, успокаивающий голос зазвучал в его голове:

"Можешь называть меня просто – Утешитель."

Дмитрий открыл глаза и машинально  перевел тело в полувертикальное положение. Кругом – абсолютная темнота. Мужчина машинально схватился рукой за край чего-то твердого под собой и сообразил, что в свете последних событий это могло быть – церковная лавка. Перед глазами опрометью пронеслись те события, что предшествовали этому дню и остановились воспоминаниями на его встрече с таинственным священником. Последнее, что сохранилось в памяти из их непродолжительного и довольно странного диалога, было то, как этот служитель религии назвал себя. И что еще более странно – так это то, что этот человек каким-то образом читал его мысли, а он, Дмитрий, ему отвечал и слышал голос в своей голове. То, что это был именно голос его собеседника, а не его собственный – в этом не было ровным счетом никаких сомнений. Что же было дальше – этого Дмитрий вспомнить так и не смог, словно кто-то взял и обрезал пленку воспоминаний ровно на том месте, где он сидел на вот этой самой лавке и вел этот странный диалог с не менее странным собеседником.

Перевел тело в сидячее положение, попытался дать глазам привыкнуть к темноте. Это показалось непосильной задачи, от которой он тут же предпочел отказаться. Зато как только ставил ногу на пол, ощутил на ней кроссовку – ту самую на той самой ноге, которая у него не так давно этой самой кроссовки успешно лишилась. Не веря еще собственным ощущениям, наклонился  и пощупал. Сухая, хотя по всем законам физики должна была вся источать быструю воду, в поток которой бесследно низринулась накануне. Пальцы машинально прошлись по том мест, где чуть ниже щиколотки зацепило пробитой деревяшкой, и тот ас же отдернул руку – это место обожгло как горящей спичкой; следовательно, царапина никуда не девалась и только стала воспаляться. Носок в этом месте та же был по-прежнему продран.

Дмитрий поднялся, стараясь не совершать лишнего шума; зачем ему такая предосторожность – было не понятно, однако он делал это на подсознательном уровне. Под ногами ничего предательски не скрипнула – следовало отдать должное тем людям, что крыли здесь пол, сделали он свою работу на совесть, придраться было не к чему. Сделал несколько шагов вперед, пытаясь в полной темноте угадать, что где-то здесь должны были находиться стойки со свечами. Он осторожно протянул руку в попытке наткнуться их кончиками пальцев, что было несомненно лучше, чем налететь на стойку в потемках, и осторожно двинулся туда, куда глядели абсолютно ничего не различающие в поной темноте глаза.

А вот и дверь, он наткнулся на нее пальцами и ощупал, чтобы быть уж точно уверенны. Что это дверь, а не стена. Вот ровно подогнанный сруб, а значит, он находится в том же помещении, в которое попал до того, как все  внезапно вдруг перестало вокруг существовать, исчезнув как какой-то сон, всего лишь сон. Дмитрий наотрез отказался в это верить и двинулся в потемках в поисках своей сумки. Конечно, очень скоро он понял, что в такой темноте его поиски успехом вряд ли увенчаются, и поэтому, нащупав тоненький столбик сечи; кажется, в этой попытке схватить ее он случайно задел еще несколько, и они почти бесшумно упали на пол со стойки; и уже заранее зная, что спичек он там не надет, полез шарить по карманам в поисках спичечного коробка или же зажигалки. Ни того ни другого он, естественно, не нашел. Осталось только найти непосредственно сумку. В которой все это было.

Пошарив по лавке и под ней, он не нашел свою сумку, хотя логичнее всего, что он прошлый раз оставил ее именно там. К этому времени глаза немного попривыкли к темноте. И на этот раз ему уже не пришлось рыскать в поисках двери – он нашел ее сереющий контур у себя за спиной.

Но дверь оказалась заперта. Сначала Дмитрий просто толкнул ее, потом навалился плечом, но дверь даже не шелохнулась. Все окна оказались забранными, причем, стоило ему разобраться с нехитрым деревянным звонком на створках внутри, как он тут же столкнулся с наружными створками, открыть которые изнутри не предоставлялось возможности.

  Оставалось только одно – поточнее исследовать область в районе подставки для свечей; как он помнил. Под эти  лавками могло быть какое-то пространство, и оно там оказалось: Дмитрий без труда нащупал и выдвинул тонки и такой неприметный поначалу ящичек, пошарив в котором, без труда нашел початый спичечный  коробок. На его счастье внутри оказалась пара спичек, так что свеча в его руке, лишь чудом не поломавшись, пока он боролся о ставнями, зажглась и быстро разгорелась, кивнув на углы рваные, угловатые тени.

Первое, что бросилось в глаза –это таинственная занавеска, которую он увидел сразу после того, как его пригласили в эту  не то церковь, не то какое-то другое святилище, в чем в последнее время мужчина начал сомневаться. То ли пламя свечи колыхнулось, а то ли это невесть откуда взявшийся сквозняк всколыхнул занавеску. Дмитрий подошел и осторожно сдвинул пальцами край в строну, старательно просовывая свечу в, с позволения сказать, просвет. Желтовато-оранжевое пламя выхватило из серости мрака ноздреватую древесину. Дмитрий провел по ней ладонью и определился с тем, что вскорости придется искать какой-нибудь ключ или, хотя бы, скрытый механизм, поскольку просто так вряд ли кто установит дубовый пласт там, где хорошо было бы иметь дверь. А это была именно дверь. Последние сомнения рухнули, как только он поднес свечу к полу возле двери и отметил под ней что-то вроде порога, выполненного в виде прибитой к полу балки. Дверного косяка как такового не наблюдалось. Только деревянные шарниры сбоку от двери указывали на принадлежность этого куска древесины к семейству дверей.

Дмитрий попытался толкнуть. Дверь ответила ему глухим спружиниванием, но не поддалась. Тогда Дмитрий вернулся к стойке со свечами и поочередно зажег каждую из свечей, расположенных на ней. Помещение споро осветилось желтоватым светом, позволив теперь как следует разглядеть все детально.

В сущности, ничего не изменилось в помещении с того момента, как его пригласил сюда этот странный человек, разодетый как какой-нибудь представитель совхоза в советские времена. А вот и сумка – стоит под лавкой там, где го встречал странный священник (или кто это был на самом  деле со странным прозвищем – утешитель. Дмитрий первым делом расстегнул сумку, дабы проверить, все лежало на своих местах. Как оказалось, он ничего не недосчитался из своего нехитрого скарба, да и лица, пребывавшие с ним здесь в качестве гостеприимных хозяев, как-то не тянули на одного из тех шалопаев, которые его едва не пришибли на мосту только лишь потому, что он не был из здешних крав.

Взвалив суму на плечо, Дмитрий вернулся к двери. Той, через которую сюда входил. Повторный тщательный осмотр не дал никаких положительных результатов – дверь однозначно была заперта или же приперта чем-то тяжелым снаружи.

  Какое время суток там, снаружи – оставалось только предполагать. На всякий случай Дмитрий прислушался к тишине, но ничего кроме нее ему так и не удалось услышать. Тогда он удрученно опустился на скамью, обхватил голову руками и просидел так до того момента, пока не вспомнил, по какой причине он здесь находится.

Странно, что в этом месте был еще и телеграф, иначе откуда бы появилась бы вот эта продолговатая бумажка, на которой значилось просто и настораживающе: "Дима срочно выезжайте ваш брат". На этом сообщение заканчивалось. Жаль, что тот, кто заказывал текст, не заказал хотя бы многоточие, хотя и оно существенной внятности бы не внесло. Значит, здесь был кто-то, кто знал его брата достаточно хорошо, чтобы вызвать его из города. И почему-то в голову не лезло ничего положительного вроде родственного приглашения на свадьбу или же просто на застолье двух родных людей, которые не видели друг друга уже довольно много времени.

Оставалось только ждать. Как предполагалось – рассвета. Внезапно поднявшийся снаружи ветер прямо указывал на то, что сейчас вряд ли день – ветер такой огромной силы обычно расходится глубокой ночью. В то благоприятное для себя  время, когда можно без зазрения совести гнуть до земли деревья и трещать шифером крыш, чтобы поутру хозяева вышли и оценили масштабы разорения своего кошелька и помолились б о том, чтобы за период восстановительных работ не пошел ливень. Но обычно природа не считается с людьми, вот и теперь  порывы ветра были настолько сильны, что у Дмитрия создалось впечатление, что вот-вот сорвет не только  большой деревянный крест, но и саму крышу тоже разбросает по округе.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Или просто  стал тише. Зато в полной тишине, не нарушаемой легким потрескиванием множества свечей, до слуха Дмитрия донесся странный звук. То ли скрип, а то ли скрежет, который неумолимо приближался. Сначала Дмитрий не распознал источник этого звука, но потом сообразил, что так может звучать только телега. Он, как сугубо городской житель, слышал как звучит телега только благодаря телевизору, да и что еще могло так натужно  скрипеть среди ночи в деревне поселкового типа.

Телега проскрипела мимо. Звук постепенно удалялся и скоро исчез совсем. И вновь наступила тишина, такая же однотонная и глубокая, как и до го появления.

Дмитрий замер у двери, прислушиваясь, как вдруг с той, наружной стороны, раздался характерный звук снимаемого со скоб засова. Мужчина успел отстраниться от стены на должное расстояние до того, как дверь превратила его нос в пятачок. На пороге появился мужик в телогрейке на голое тело и вязаной банной шапке. Его красное, угловатое лицо было перекошено до такой степени, что один глаз был полностью закрыт, зато второй смотрел со злобой и недоверием.

- Ну чо, городской, выспался, да? – прогремел он на всю церковь. Неторопливо закрыл за собой дверь, развернулся и, склонив голову набок. Изучающе оглядел Дмитрия. Тот не ожидал появления столь элегантно выглядящего персонажа и поэтому несколько оторопел. Хотя по выражению лица гостя из хлева было видно. Как неблагожелательно он настроен к его персоне.

- Как на новом месте-то, невеста-то приснилась? – насмешливо подмигнул он Дмитрию и угрожающе потер грязные пальцы с обгрызенными ногтями, как земляные корни торчащие из цветастых перчаток с  оторванными пальцами. Дверь за его  спиной открылась, толкнув дегенерата в зад.

- Ты че, е, - порядка радио огрызнулся он на вошедшего, однако отошел в сторону. Пропуская в помещение своего приятеля, и вновь алчно уставился на Дмитрия – так обычно забойщик-садист смотрит на утку, думая, свернуть ей шею или же ограничиться обыденным ударом топора.

Вторым вошедшим оказался высокий и непомерно худой мужчина в черно вязаной шапке, сидящей на нем как шапка у какого-то злобного гномика, и  такими же полными неприкрытой ненависти вперемежку с недоверием глазами. На этом был лиловый  мешковатый  свитер, выпущенный поверх дутых спортивных штанов, а его затрапезный образ довершали видавшие виды кроссовки, некогда белые, но от чрезмерно долгого ношения посеревшие.

Оба явно местных гражданина встали напротив двери, напрочь перегораживаю Дмитрию и вход, и выход, и созерцали его так, словно чего-то ожидали. Затем один из них заговорил. Это был тот самый, кривой, который буквально не сводил с Дмитрия нехорошего взгляда:

- Ну что, Савва, сейчас его закопаем, или сам к утру загнется?

- Так закопаем, - рассудительным тоном заключил второй, пронизывая едва ли не жалеющим взглядом остолбеневшего Дмитрия. – Чего зря время-то терять – все равно не жилец парнишка.

Попытка Дмитрия  ломануться сквозь них и достигнуть двери закончилась тем, что его ловко подхватили под руки с двух сторон, протащили вглубь храма несколько шагов и швырнули так, что его голова пришла в слишком опасной близости от лавки.

- Ша, и не рыпайся, - зло посоветовал ему Савва.

- У! – угрожающе замахнулся на него Кривой.

- Может, в подвал его оттащим? – предложил Савва, движением шапки указывая на ту самую дверь из дуба, которая не так давно обнаружилась за занавеской.

- Не-ет, - протянул Дмитрий, склонившись над Дмитрием, которому оставалось только испуганно прикрываться локтем на случай, если его, все таки, надумают отмутузить, - для этого зяблика у меня есть кое что его пидорасской роже под стать. А ну, городская крыса, приспусти-ка штанишки.

И цепко ухватил его за штанину возле кроссовки. Дмитрий не горел желанием быть игрушкой сексуального характера для этих двух деревенских оборвышей и дернул ногой, заехав мужлану по руке.

- Ах ты с-сука! – зло зашипел тот и кинулся на него.

Прежде, чем плечи Дмитрия сдавило медвежьей хваткой, он резко выпрямил ногу в колене, чувствуя, как та врезается в поджарый живот. Показалось, что в колене что-то хрустнуло, однако силы мышц хватило на то, чтобы отшвырнуть противника буквально до самой двери; глухой, но весьма характерный удар указал на то, что будь его череп потяжелее – дверь наверняка бы проломилась.

- Убью ж я тебя, - как-то с сожалением взглянул на своего мычащего и пытающегося подняться напарника Савва, но слова эти однозначно были обращены к Дмитрию, и в особенности – последнее: - Нахер.

Дмитрий почти успел вскочить, когда бросившийся на него в завидной уверенности свернуть наглецу шею Савва ухватил его за куртку и резко потянул на себя. Дмитрий не помнил. Как вывернулся из ставшего вдруг смертельно предательским элемента верхней одежды и бросился к запасному выходу. Этот бросок произошел по инерции, обусловленный лишь инстинктом выживания, и мозг первостепенно выбрал эту цель как единственный в данной ситуации ключ к собственному спасению.

Как рука  наткнулась на неприметный рычажок – неизвестно. Вот только рука эта сама нашла верное движение, рычажок тихонько скрипнул, уходя виз, и дверь приоткрылась. Дмитрий навалился на дверь всем телом, благо что ноги успешно споткнулись о порог, и буквально валился в помещение. Воздух в котором саданул по ноздрям столь отвратительным запахом, что голова мигом закружилась, а на глаза навернулись слезы. И все же он развернулся, захлопнул за собой дверь, впопыхах пошарил по ней в поисках хоть чего-нибудь похожего на задвижку, но, ничего не обнаружив, просто навалился на нее спиной.

Темнота вновь заполнила глазницы, резкий контраст между помещением, заполненном горящими свечами и этим, где не нашлось бы места лучику дневного света даже в самую солнечную погоду, помещением, больно саданул по глазами заставил зажмуриться словно от яркой вспышки. В спину никто не ломился. Его преследователи словно даже забыли про него. А может, просто не заметили, куда он ускользнул, хотя последнее подошло бы скорее тупому бегемоту, чем матерому сельскому жителю членовредительской направленности. Дмитрий позволил легким впустить в себе кажущийся вязким от зловония воздух, но даже попытка дышать ртом не увенчалась особенным успехом: казалось. Саму слизистую прожигало от такой вони, а в ноздри, через носоглотку, все же просачивались отдельные неблагожелательные ароматы.

Удар двери с тыла швырнул его вперед. Дмитрий мигом потерял равновесие, но упасть ему так и не дали:

- Иди сюда, крысенок! – пробасил знакомый голос, сзади за шиворот прикрепилась рука и втянула Дмитрия обратно. Раздался только грохот захлопывающейся двери, и воздух  снова наполнился запахом свечного воска. Но это продлилось всего пару секунд – как  раз о того, как кулак обрушился  ему на лицо; в ушах мигом зазвенело. А все вокруг превратилось в безграничный мрак.

Сознание вернулось не сразу. Сначала как будто бы сквозь постепенно проявляющееся настоящее до слуха донеслись голоса:

- Ну и че мы теперь буде делать?

- Да вот хуй его теперь знает!

- Думаешь, он нас отсюда не выпустит?

- Да какой там, если мы уже, блин, здесь сидим!

- Ну не знаю... Может, он нас просто проверяет?

- Какой нахер проверяет! Подохнуть он хочет, чтобы мы, вот и все!

- Э, слышь, по-моему, этот хлыщ зашевелился.

- Да-а, не повезло пацанку. Небось и не знает, что и зачем он в этой жопе оказался.

Дмитрий медленно открыл глаза. Он по-прежнему лежал на полу, а потому, чтобы видеть, кто же с ним еще находится в помещении, ему пришлось приподнять голову; в затылке мигом отозвалось болью, словно весь череп стянуло металлическим обручем.

Те самые пять пацанов, которых он повстречал на время своего прибытия сюда, сидели полукругом на полу с крайне унылыми и хмурыми лицами. Некоторые из них заметили его взгляд и одарили в ответ таким, будто он был виноват в их крайне отрицательном положении, которое так и чувствовалось в воздухе.

Дмитрий сел и потер место удара. Как еще череп не раскололся – было удивительно.

- Ну чо, попал ты сегодня, да? – Это был все тот же прыщавый. Спутать его нарочито наглый по-юношески говорок и тембр голоса, абсолютно подходящий юному правителю мира, с каким-то другим спутать было весьма сложно.- ну ладно, все равно похеру лично мне, с кем сдыхать, пусть даже с городским. – Он причмокнул губами и смачно сплюнул прямо на пол.

"А который сейчас час?" - почем-то хотелось спросить у кого-то из них. Один из сидящих в позе лотоса подростков словно прочитал его мысли и взглянул на электронные часы  на своем тоненьком как спичка запястье. – Уже около трех ночи, етить-мать. Что он, с ума, что ли посходил?!

- Не говори так об Утешителе, - угрожающе буркнул в ответ полноватый парень с круглым как блин лицом; благодаря активной россыпи прыщей на нем этот блин выглядел как подгоревший. – Без него мы не постигли бы истины.

- не вижу никакой истины, - пожал плечами тот. Который секунду назад взглянул на часы. – Истина в том, чтобы быть замоченным этим здоровяком, как тот парень?!

Тишина повисла среди молодежи. Снаружи кронами деревьев скрипел ветер, а может, это уже какая-то часть конька на крыше отвалилась и теперь недвусмысленно давала понять, что чуть более сильный порыв ветра оставит их и вовсе без  крыши над головой.

Дмитрий предпочел слегка отодвинуться до лавки; это его движение  так же присекли три-четыре недовольных пары глаз, но тут же дали понять, что нахождением его персоны в одном помещении с ними никто из присутствующих не интересуется по определению. Прислонившись спиной к тут же больно врезавшемуся возле позвоночника краю, Дмитрий решил вести себя тише воды ниже травы. В конце концов, страх оказаться в немилости у этих мальчуганов был сильнее любого здравого смысла. Хотя какой мог быть здравый смысл, когда ты находишься в церковном помещении среди тех, кто искренне намерен раздавить тебя как фермер крысу  в любой злополучный для тебя момент.

- И что мы теперь будем делать? – убито спросил какой-то щупленький паренек.

- Ждать, - рыкнул на него прыщавый, вгоняя  в доски пола невесть откуда появившийся у него в руках складной нож.

Савва и Кривой мирно распивали водку на завалинке дома последнего. Светила луна, верещали цикады, но ночь была беззвездной, а небо над  их головами было подобно единому черному покрывалу, накинутому на мир.

- Давай, - крякнул Кривой, чокаясь грязным граненым стаканом с вместительной чашкой своего приятеля.

Выпили, посидели молча.

- А что, Савва, как думаешь, пацанва этого иногороднего не прирежет?

- А мне почем знать?! – равнодушно буркнул Савва. – Не знаю уж, что  этот святой человек задумал, вот только на Ваньку мне моего наплевать, это как пить дать. В церкви они как в могиле – так  же надежно.

- А что, думаешь, он сегодня сгружаться придет?

- Как знать, - пожал плечами собутыльник. – Наливай еще давай, насрать-то на этих оборвышей.

  Ветер заметно затих, однако вскоре послышался звук, который Дмитрий же слышал накануне – скрип колес приближающейся телеги. Похоже, пацаны его тоже  услышали, поскольку повскакивали и в беспокойстве заозирались по сторонам.

- Это он, хрен этот, - прошептал в страхе Часовщик.

- Ну он хоть сюда не войдет? – с надеждой в голосе посмотрел на более старших ребят Мелкий.

- Пусть только  попробует,- уверенно сжал складной нож в кулаке Прыщавый.

- А с этим-то что делать будем? – зло кивнул на Дмитрия; тот испуганно съежился возле лавки; Круглый. – Может, ему отдадим, и он на не тронет?

- А я бы ему сам  наподдал, - героически осклабился Кривой, но под недвусмысленным взглядом Прыщавого быстро сник.

- Будем сидеть тихо и ждать, - голосом дрогнувшего, но не желающего, чтобы остальные это поняли, лидера, сообщил Прыщавый.

- А что, Савва, - выливая остатки водки уже из пятой бутылки, совершенно трезвым голосом обратился Кривой к своему собутыльнику, - может, пора  и выпустить их, пущай погуляют ночкой-то?

- Пошли, - помолчав, решительно поднялся из-за стола собутыльники.

- Кто это? – испуганно повернулся Часовщик к двери, когда все услышали за ней какое-то движение. Мгновение – засов упал, дверь открылась, и на  пороге появилась довольная рожа Кривого.

- Ну что, ребятки, отсидка закончилась, - весело обратился он к ним. В дверном проеме появился Савва и буркнул в добавок:

- Нехер в церкви как  у себя дома сидеть, айда на выход.

- Не пошел бы ты, папочка,- не как вопрос, а как искреннюю просьбу, озвучил для него Прыщавый.

Савва ничего не сказал, он даже в лице не изменился. Просто шагнул мимо кривого и нанес такой удар по челюсти сыночка, что тот окровавленный рухнул на пол. Его друзья расступились, никто не желал выручать своего приятеля, тем более что все в совокупности получили такой угрожающий взгляд со стороны Саввы, что никто даже не осмелился поднять на него взгляд – все просто смотрели на хнычущего и размазывающего по лицу слезы и кровь приятеля.

- Пойдем отсюда, сами разберутся, - сказал Савва Кривому. – Засов тут оставь, может, гуртом и отобьются.

За спинами ушедших хлопнула дверь, но было понятно, что плотно ее теперь  не откроешь, а спустя пару коротких  мгновений налетевший порыв ветра открыл ее на распашку. Среди пацанвы хранилось обреченное молчание.

- Вот гады, - два слышно констатировал Мелкий и с опаской покосился на уже поднявшегося с пола Прыщавого, однако тот не выказал ровным счетом никакой реакции на это замечание, а страх, с которым он посмотрел на лениво движущуюся под порывами ветра дверь, отразился в его глазах настолько, что всем остальным он так же быстро передался.

- Пиндец нам всем, - уныло сказал Часовщик, и все остались с ним солидарны в тишине.

Позади церквушки что-то грохнуло. Дмитрий находился к месту удара ближе всех, а поэтому едва ли не подпрыгнул на пятой точке и испуганно воззрился на дверь за занавеской, за которую ему больше заходить не имелось совершенно никакого желания. На молодцов этот звук подействовал куда как живее. Прыщавый выпалил:

- Атас!

И вся кодла дружно высыпала на улицу, разбежавшись по ночной тишине.

И Дмитрий остался один Снаружи слышались умиротворенные трели цикад, категорически равнодушных и к поведению до смерти испуганных людей, и к странному шуму по ту сторону церковного строения. Между тем с той стороны послышался скрежет, и цикады замокли,  словно сами испугались, но затем одно из насекомых неуверенно тренькнуло, ему ответило другое, вдалеке, и вот уже целый сонм цикад вновь завел свою монотонную и пугающую своим непосредственным однообразием песнь.

  Дмитрий нашел в себе смелости тихо выйти в ночь. С этой стороны не слышалось никаких пугающих звуков, но он все же обошел церквушку и замер в ужасе, увидев то, что творилось по ту ее сторону.

Гигант стоял возле маленькой пристройки, соединенной с церквушкой, и его широкие покатые плечи а так же квадратную голову окаймляла бровка серебристого лунного света. Протянув огромную ручищу к двери – Дмитрий понял, что это была именно дверь, когда раздался характерный звук открываемой двери – и распахнул ее, кажется, одним пальцем. Позади него стоял обоз, однако лунного света оказалось недостаточно, чтобы детально рассмотреть то, что находилось на нем в качестве груза. Великан наклонил голову и исчез в помещении, кажущимся настолько маленьким что было просто удивительно, как такой титан вообще уместился в нем. Дмитрий стоял как вкопанный в землю. А гигант, между тем, вернулся наружу и, подняв лежащую на земле оглоблю телеги, двинул телегу в направлении открытой двери. Огромные колеса издали уже знакомый скрипящий звук, и Дмитрий похолодел, узнав тот звук что слышал накануне. А великан, между тем, с легкостью развернул огромную телегу к раскрытой двери и буквально вкатил ее вовнутрь до половины. Потом приподнял; послышались шлепающие звуки, будто за землю повалилась куча мешков с чем-то влажным внутри. И только теперь до носа Дмитрия донесся уже знакомый запах –запах мертвых тел.

Смертельный холод пробрал Дмитрии с головы до пят. Вдруг великан повернул голову, и молодому мужчине показалось, то они встретились взглядами. Мозг в панике вопил "бежать, бежать, бежать!",но ступни, казалось, были приморожены к земли. Когда великан бросил полозья телеги и направился к нему, Дмитрий открыл в беззвучии рот, и из его горла вырвался сип – все, на что были способны недействующие голосовые связки.

Внезапно исполин остановился и резко повернул кудлатую голову, глядя куда-то в сторону. Там, возле кромки леса, стояла фигура, облаченная в монашеское одеяние. Он властно поднял руку ладонью наружу, и великан, в повиновении опустив голову, повернулся и направился к телеге, взялся за полозья и исчез вместе с ней в лесной чаще, а Утешитель медленно повернул свое сияющее в лунном свете лицо к Дмитрию, и тот снова услышал зазвучавший у него в голове размеренный и спокойный голос:

"Ты увидел того, кого не пристало видеть никому. Твое любопытство оказалось для тебя не фатальным, не бойся. Те молодые люди, которых ты видел в обители, все еще на пороге очень  важного для них испытания. Именно по его результатам будет определено, кто из них перейдет на новый уровень, а кто бесследно сгинет в этих лесах. Но у тебя есть выбор – последовать за мной и оставит поиски брата, или уйти."

"Откуда ты знаешь о моем брате", - так же, мысленно, ответил ему Дмитрий.

"Потому что он – рядом со мной"

Рука в отвисающем черном рукаве сделала неторопливый и плавный жест вправо, и Дмитрий с ужасом увидел человека, стоящего рядом с говорившим на четвереньках. Его голова качалась из стороны в сторону, а сам он, казалось, совершенно ничего не понимал из того, что происходило вокруг него. Но вот он поднял голову, и Дмитрии увидел лицо, и лицо это было еще бледнее, чем мертвенный диск равнодушно светящей на небосводе луны.

- Спаси меня! – услышал он сиплый, ослабленный голос.

"В свое время", - с некоторой долей насмешки заключил Утешитель, и как только он коснулся кониками длинных пальцев затылка несчастного, руки того подкосились в локтях, и он рухнул ничком на траву. – "И твое – тоже," - посмотрел он на в корне пораженного Дмитрия и сделал в воздухе плавное Движение. В голове у Дмитрия все понеслось в тошнотворной круговерти и он упал, мгновенно потерявшись из этого  мира.

  Дмитрий очнулся от веселого щебетания веселеньких птичек. Открыл глаза и понял, что теперь уже день, светит во всю солнышко, а сам он лежит на траве, над ним = бескрайней голубизны небо с медленно плывущими по его бесконечности облаками. Приподнявшись на локтях, молодой мужчина невольно замер. Потому что прям перед ним находился тот самый мост, через который он переходил, кажется, еще только вчера. Вода привычно журчала под изогнутым деревянным горбом.

Все еще продолжая ничего не понимать. Дмитрий поднялся и сразу же заметил сумку, лежащую на траве возле него. Подобрав свои пожитки и повесив сумку на прежнее место у себя на плече, он еще долго стоял, спокойно глядя туда, где по серым камням играла вода, потом  развернулся и направился туда. Откуда и принесли его ноги.