Проводник

За прожитые века люди привыкли считать себя творцами. Однако искусная архитектура, утонченные полотна, скульптуры и памятники истории, выполненные руками легендарных мастеров, не могут превзойти творений природы, и она доказала это.

Великий Обвал, разрушивший, но не уничтоживший мир, положил конец людскому тщеславию. Много лет назад в небе произошли изменения. Его, точно решето, испещрили огромные сквозные дыры, пустив на землю чужеродные ветра, отчего казалось, что дыры эти воют, как голодные волки. Земля поднималась волнами, пузырилась и опадала, погребая под собой равнины, леса и города. За считанные секунды людские поселения сменила голая степь, и все, что было создано человеком, что вызывало гордость, восхищение или являлось объектом зависти, исчезло навсегда. Однако на месте, где пролегали торговые пути со всего континента, выросла гора. "Ангел и Бес", так прозвали ее выжившие – те, кому суждено было создавать новую историю. Мой путь лежал на ее вершину, затерянную в облаках.

Гора стала пиком, где столкнулись дующие со всех сторон свирепые ветра. За годы, прошедшие после Обвала, их буйство отшлифовало камень, срезало тут и там откосы, и в неровных краях горной породы проступили обращенные друг к другу гигантские лица. Первый лик увенчивал нимб, созданный плывущими над головой облаками, второй же имел ясно различимые издалека рога, а цепочка деревьев, опоясывающая гору, походила на демонический хвост. Этот природный монумент выглядел особенно притягательно на закате, когда солнце скрывалось за утесом, и последние лучи не спеша спускались по склонам, выхватывая из сизой дымки одну деталь за другой. Изваяние имело свое очарование и ночью. Мгла делала очертания лиц более правильными, плавными, а сверкание планет, приблизившихся к Земле во время Обвала, наделяло жизнью их глаза. Разве какая-либо картина, написанная человеком, сравнится по зрелищности с этой красотой?

У подножия горы воздух был прозрачным, но заключал в себе что-то тревожное. Может, все дело в переходе от затишья к буре. Слухи не врали: на склонах холма ветер и правда одичал. Стволы деревьев клонились в одну сторону под его ударами. Он то гнал меня в спину, то бил в лицо, как будто препятствуя выполнению моей миссии, хотя я сам точно не представлял себе, что найду в конце пути. Наверху же безумный шквал стих, по земле заструился туман – со стороны даже показалось, что ноги мои утонули в молоке, - в воздухе повисла голубоватая завеса. Я думал, что с вершины мне откроется потрясающий вид на безликие земли, уходящие в необозримую даль, но не тут-то было. Я не видел ровным счетом ничего. Ветры, двигающиеся в разных направлениях, скрадывали то, что находилось внизу, создавая иллюзию пустоты. Как будто подо мной разверзлась пропасть, а гора – это единственное, что осталось от мира. На меня даже накатило мимолетное головокружение.

Тут пахло осенью, что напомнило мне последний урожай – время, когда убирались поля, а трава сжигалась в кострах. Аромат пробуждал упоительные воспоминания о том, что утрачено навсегда. По мере приближения к лесной чаще, дымка постепенно становилась плотнее, разбухала. Было такое ощущение, будто я вхожу в озеро, воды которого неподвижны, глубоки, и никто достоверно не знает, что может обитать на дне. Но безмятежным это место не являлось. Отнюдь. В белой пелене что-то шевелилось, или это ворочался сам туман. Я входил в него, он же проникал в меня. Голые деревья о чем-то шептались, еле заметно двигая кривыми и узловатыми ветвями, будто мое появление пробудило их от долгого сна. Люди, оставшиеся в живых после Великого Обвала, считали, что здесь обитают духи, а потому сторонились "Ангела и Беса". Я согласился с этим утверждением, когда моя нога случайно пнула человеческий череп. Подняв, я повертел его в руках. Интересно, как давно он тут? Принадлежал ли он тому, кто жил в прежнем мире? Или все-таки человек этот погиб в новой эре? Туман забрался внутрь черепа, отчего мне почудилось, что тот глядит на меня лишенными зрачков глазами. Я выбросил его прочь и уловил еле слышный свист, с каким он разорвал белую пелену. Почему-то находка не вызвала во мне ни сожаления, ни досады, ни беспокойства. Зачем отдавать себя во власть чувствам? Тем более тем, что могли помешать моему долгу.

Не знаю, сколько времени отняли блуждания по лесу, окутанному белесым саваном, прежде чем передо мною возник неясный силуэт, вскоре превратившийся в здание. Оно выплывало из тумана, как гигантская рыба, приближающаяся к поверхности воды. Подле него царило запустение: двор порос бурьяном, железный забор покосился и проржавел, резная калитка лежала на земле. Перешагнув через нее, я подошел к дверям, над которыми висело изображение женщины, в молитве сложившей руки у груди. Само строение немного наклонилось влево, белая краска местами сползла, обнажив каменные блоки. Некоторые стекла выбиты, а те, что уцелели, покрылись слоем пыли и закоптились. Вероятно, здание горело изнутри. Я обогнул постройку, всматриваясь в окна, но увидеть что-либо не смог: внутри было темно. На заднем дворе находились загон для скота, маленькая хижина и выложенный камнями колодец, который поглядел на меня своим пустым черным оком. Только в голове мелькнула мысль, что тут давно не ступала нога человека, как из здания донесся тихий шорох. Резко обернувшись, я встретил лишь равнодушный взгляд окон. Но за ними что-то было. И оно наблюдало за мной. Я не мог с уверенностью сказать, человек ли это, но тут задумался: а, может, данная местность уцелела во время Обвала и теперь являла собой уникальный образец прежнего мира? Что, если здесь до сих пор живут люди?

Я вернулся к главному входу и легонько постучал в дверь. Ответом была тишина. Но, прислушавшись, я уловил дыхание. Кто-то стоял с той стороны и ожидал моих действий. Я постучал еще раз.

Ничего.

Тогда, осторожно повернув ручку, я потянул дверь на себя. Петли протестующе заскрипели, как будто желая предупредить меня о чем-то, но я не разобрал предостережения и распахнул дверь настежь. Тут же в лицо мне уперлось дуло ружья.

-Кто ты и что тебе нужно? – спросил женский голос.

-Что это за место?

-Кто ты и что тебе нужно? – спросил голос уже настойчивее. – Ты пришел с ним?

-С кем "с ним"?

-Не строй из себя дурачка. – Я услышал, как щелкнул затвор ружья.

-Я пришел помочь. – Фраза возымела действие: дуло немного отодвинулось от моего лица.

-Откуда ты?

-Я пришел снизу.

Женщина нервно засмеялась и снова ткнула ружьем мне в лоб.

-Не рассказывай сказки. Внизу ничего нет.

-Ты ошибаешься…

-ЗАТКНИСЬ!

Она велела мне пройти внутрь, добавив, что хочет узреть, как я загорюсь священным пламенем. Я изумился, но зашел и по ее приказу затворил за собой дверь. В нос мне сразу ударил запах гари и экскрементов.

Женщина отошла подальше, теперь я мог разглядеть ее и быстро осмотреться в помещении. Погруженная во мрак комната была небольшой, но имела высокий потолок. Справа и слева от меня в ряд стояли скамейки. Некоторые из них полусгорели, другие покрылись черной копотью. В проходе валялись балки и, глянув вверх, я обнаружил прорехи в крыше, через которые медленно струился туман. В дальнем конце зала на постаменте разместился кусок камня, подле него на широком блюдце покоились сгнившие цветы. Деревянная кафедра, разломанная пополам, лежала рядом.

-На что это ты пялишься? – спросила женщина. На вид ей было от двадцати до двадцати пяти лет. Может, и больше. Рослая. Темные растрепанные волосы, похожие на сгоревшую солому, обрамляли исхудалое лицо с грубыми чертами. Губы плотно сжаты – не губы, а шрам под носом, - подбородок крупный, немного выступающий вперед. Глаза смотрели злобно, не сводя с меня пристального взгляда. Щеки, лоб и руки вымазаны сажей. Сама она была облачена в монашескую рясу, подпоясанную грязной веревкой, и продолжала держать меня на прицеле.

-Это храм? – осведомился я.

-Монастырь.

-Я полагаю, женский.

Она еле заметно кивнула.

-Давно ты здесь?

-Тебе какое дело?

Вероятно, давно, раз успела растерять свои манеры. Я сделал два шага вперед. Женщина напряглась и крепче сжала ружье.

-Послушай, я не собираюсь причинять тебе зла. И пришел я не "с ним", - сказал я как можно дружелюбнее.

-Уж вижу. А то сгорел бы на входе. Это святое место, знаешь ли.

-Что здесь произошло?

-Пожар.

-Потушить удалось? – спросил я и слегка улыбнулся своей глупости. Конечно, удалось. Если б огонь не потух, мы бы тут не разговаривали.

Женщина чуть смягчилась.

-Она это сделала. – Кивнула в сторону камня. – Святая Георгия. Монастырь назван в ее честь.

-А где остальные?

На ее лице появилось мрачное выражение, брови сошлись к переносице.

-Тут больше никого нет. Их забрали волки. Они воют по ночам. – Помолчав, она добавила. – И я тоже вою вместе с ними.

Мне вдруг стало жаль эту бедную заблудшую душу. Сколько времени она провела здесь совсем одна, как долго трепетала от страха и безутешного горя, которые терзали и сокрушали ее? Искать утешения ей было негде – вокруг лишь лес да плотный туман, не позволяющий рассмотреть ничего даже на расстоянии вытянутой руки. А если вглядываться в него со всем тщанием, может померещиться, как внутри что-то движется. Приближается.

-Ты монахиня?

Женщина опустила ружье, вероятно, решив, что опасности я не представляю.

-Послушница. В монастыре я с самого рождения. Настоятельница считала меня дитём тьмы. Но мне плевать. Я выжила, она – нет.

Я поинтересовался, существовал ли монастырь до Великого Обвала, она ответила положительно.

-Когда мир стал рушиться, мы с монахинями укрылись в подвале. Затем они ушли. Но не все. Другие остались, и я вместе с ними. Я пасла коз и мыла кельи, а теперь сижу за алтарем и вою, когда волки приходят за мной. А еще приходит оно, и тогда я прячусь за ликом и молю Георгию о прощении. Она должна меня простить. – В сгущавшихся сумерках я увидел, как задрожал ее подбородок. По щекам потекли слезы, оставляя после себя блестящие полосы, женщина утерла их рукой, сильнее размазав сажу по лицу. – Должна.

Потом она рассказала про духов, которые живут под полом и скитаются в кельях, куда она больше не заходит, чтобы не привлекать их внимания. Про стены, что с презрением смотрят на нее и просят покончить с жизнью. Это вызывает в ней дикую ярость, тогда она бьет их и царапает, умоляя замолчать. Говорила она быстро, иногда сбивалась с рассказа и начинала снова, плакала и смеялась одновременно. Заключенная в четырех стенах, она давно лишилась рассудка. Тем не менее, я видел в ней свет. Пусть он и угасал, однако даже этот маленький огонек даровал право быть спасенной. Мне хотелось выразить ей сочувствие, но я не знал, как это сделать, чтобы не ранить или не вызвать у нее новый приступ злости.

Из рассказа я извлек следующее: после Великого Обвала монахини продолжили жить в монастыре. Они вели хозяйство и занимались своим послушанием. Настоятельница убедила их, что за пределами монастыря мир больше не существует, огромная бездна, сожравшая всё и вся, простирается до самого горизонта. Мне вспомнилось, как, поднявшись на вершину горы, я не смог ничего разглядеть внизу. Подо мной словно была пропасть. Так же думали и они. Некоторые монахини сошли с ума и покинули свой приют. По словам настоятельницы, они "пали в Бездну". Оставшись одна, моя новая знакомая отпугивала волков, которые съели всю скотину и пытались проникнуть внутрь монастыря. А потом пришло ОНО.

-Тут есть нечто. Оно приходит по ночам, - сказала она, понизив голос.

-Откуда?

В это время мы переместились к аналою. Каменная глыба, которую я приметил в дверях, запечатлела, к моему изумлению, лик Георгии. В грубых линиях различались черты лица и изгибы тела. Мне даже показалось, что голову святой прикрывает платок, а над ней светит солнце, лучи падают на плечи и руки, сложенные в молитвенном жесте. Либо это был обман, вызванный гуляющими по залу тенями, то ли образ Георгии действительно отпечатался в камне.

-Я не знаю откуда, - голос послушницы превратился в хриплый шепот, глаза заблестели от страха. – Но оно меня пугает. Иногда оно ходит по крыше, а порой заглядывает в окна, но зайти в монастырь не решается. Мне кажется, оно сгорит, если войдет.

-Тебе кажется?

-Я не знаю. Я не уверена! – Она взмахнула рукой, и я обратил внимание, что ряса у нее на боку истлела. Из-под материи выглядывала белая, как туман, кожа. – Но оно никогда не заходит. Ждет, когда я сама к нему выйду. Но я не выхожу несколько лет. Нельзя.

Женщина стала беспокойно слоняться возле постамента, все так же держа ружье наготове.

-Ты не можешь сказать ему, чтобы оно убиралось прочь?

-Я даже не ведаю, о ком ты говоришь, - откликнулся я.

-Да, - сказала она себе под нос, продолжая ходить у алтаря туда-сюда. – Да. Нельзя. Нельзя.

-Ты разговаривала с ним?

Она остановилась и посмотрела на меня округлившимися глазами.

-О нет, ты что? Я в него стреляла. Вот только патроны его не берут, и их у меня больше нет.

-Зачем тогда тебе ружье?

Послушница хотела ответить, но внезапно пригнулась и приложила палец к губам.

-Шшш… ты слышишь?

До меня донеслись лишь стоны ветра, гуляющего в сводах потолка, и стекол, елозящих в рамах. На улице стало темнеть. Наступала ночь, туман принял цвет пепла, краски дня, и так скудные при свете, окончательно померкли.

-Показалось, - промолвила она и вгляделась в каменную глыбу прищуренными глазами.– Ты видишь ее?

-А?

-Георгию. Ты видишь ее здесь?

Я кивнул.

-Теперь я тоже вижу. А раньше не видела. Настоятельница говорила, что инакомыслие не позволяет мне узреть лик святой. Но меня это не волнует. – Женщина вновь повторила сказанное однажды, словно пытаясь убедить себя в правильности своего суждения: – Я выжила, она – нет.

Потом послушница задумалась:

-Почему ты не спрашиваешь моего имени?

-У тебя теперь его нет. Имена больше не важны.

-А что, если нам с тобой все это снится, ты не размышлял над этим?

Я ответил, что чувствую себя бодро и совершенно точно не сплю.

-А я думала. Разве возможно, чтобы мир взял и исчез?

-Нужно привыкать жить там, где находишься, а иначе…

-Что иначе? Смерть. Ты говоришь, как настоятельница, только не языком, исполненным цитат из Писания Георгии. Она уже поплатилась за свои слова! Есть ли вообще смерть? Раньше я верила, что попаду в рай, на небеса. Но теперь в небе лишь дыры, которые ведут в черную пустоту. Разве там может обитать Бог?

-А как быть с этим? – я указал на алтарь с ликом святой. – Это и есть проявление божественной силы.

Она обдумала мои слова и провела грязными, разбитыми в кровь пальцами по камню.

-Хм. Ты прав. Да, я вижу ее. Раньше не видела. Теперь вижу.

Внезапный порыв ветра прервал нашу беседу. Балки на потолке заныли, здание ухнуло и словно бы накренилось вбок еще сильнее. Сквозняк взметнул с пола пепел и маленьким смерчем прошелся по залу. В окно я увидел, что день угас, а на смену ему пришла таинственная ночь.

И тут по крыше что-то зашагало.

Сверху полетели щепки, посыпалась пыль. От неожиданности послушница выронила ружье. Глаза ее бешено метались в глазницах в поисках места, где лучше укрыться.

-Прячься! – хрипло прошептала она и, дрожащими руками подобрав оружие, скользнула за алтарь. Я последовал за ней. Прижавшись к холодной стене, мы сидели и ждали, когда нечто появится в поле нашего зрения.

Я вглядывался в потолок, в прорехи на крыше, надеясь увидеть то, что так напугало мою новую знакомую, но видел лишь туман, сквозь который пробивался свет звезд.

Оно остановилось, прекратился и ветер. Настала тугая тишина, прерываемая лишь частым дыханием послушницы. Я пытался представить себе, как может выглядеть это нечто. Оно огромное, поскольку от его шагов трещат доски. Вероятно, безобразное, если женщина так его боится. Оно приносит ветер, сеет панику, внушает ужас. Нет, мне не хотелось столкнуться с ним лицом к лицу. Однако бедняжку необходимо было выдворять из этого кошмара, а значит, нам, как ни крути, придется выйти наружу. Я повернулся к своей спутнице, намереваясь предложить заговорить с ним, но тут услышал свист.

В напряженной тишине, во мраке полуразрушенной церкви он прозвучал так жутко, что пробрал меня до костей. Нечто на крыше просвистело какую-то мелодию, а потом исполненным тоски голосом затянуло неизвестную мне песню. Сколько мы так просидели, притаившись словно мыши, боясь произнести хоть звук, я не знаю, но все это время слушали, как нечто тихо поет.

Оно пело о дальних странах, которых нет и не было в помине, диковинных чудесах и морских чудищах. О деревьях, вытащивших из земли корни и ушедших за горизонт, воронах, что клюют твои глаза, покуда ты истлеваешь под жарким солнцем. О розах, пьющих кровь и обращающихся в шипастых змей. Не мудрено сойти с ума от таких песен, если слушать их каждый день.

Закончив печальную балладу о застрявшей меж двух скал любви, оно спрыгнуло с крыши во двор и громко постучало в двери. Я вздрогнул, а моя спутница чуть слышно заскулила. Потом оно ходило вокруг здания, заглядывая в окна и проводя по стеклам пальцем. Или щупальцем? Не важно, звук был мерзким и пробирался в самое сердце. Такое ощущение, будто кто-то ножом проверял на прочность твою душу.

-Мне кажется, оно вылезло из дыры в небе, - сказала послушница приглушенным голосом. – Оттуда, где живет твой Бог.

Из ее уст последняя фраза прозвучала как обвинение. Мой Бог. Неожиданно для себя я усмехнулся, несмотря на обстановку. Это не укрылось от ее глаз.

-Что смешного?

-Ничего, - так же шепотом сказал я. - Бог един. Настолько он мой, насколько и твой.

-Ну-ну.

Осторожно, чтобы не создавать шума, я поднялся и вышел из укрытия.

-Эй, ты это куда?!

-Я хочу посмотреть на него. Чтобы знать, с чем мы имеем дело.

Женщина проворно выскользнула следом и схватила меня за руку. Прикосновение вызвало во мне целое изобилие чувств, но все они были неприятными. Я будто бы хлебнул черной, как смоль, отравленной воды, и яд теперь распространялся по телу. Не могу подробнее описать свое ощущение, однако с уверенностью говорю: послушница была нечистой. Свет, привидевшийся мне в ее существе, подавляла жуткая всепоглощающая тьма. Глаза горели таким неистовым безумием, которого бы хватило, чтобы перевернуть землю вверх дном.

-Не выходи! Нельзя! – она задыхалась от ужаса.

Я освободился от цепких рук и, пройдя меж скамеек, приблизился к окну. Женщина взяла ружье и побежала за мной, продолжая причитать. Выглянув наружу, я увидел высокую траву, окутанную мглой, покосившиеся прутья забора, в тумане напоминающие пики поверженных рыцарей, но потом мой взгляд сфокусировался на призрачной фигуре во дворе.

Человек.

Спиной он привалился к забору и шаркал ногой по земле, всем видом показывая, что пребывание здесь его утомило. Я пропустил мимо ушей протесты послушницы и вышел на улицу.

Ах, если бы мне было дано красноречие лучших ораторов прежнего мира, чтобы описать ночь, забравшуюся на гору! Она была поистине сказочной, впечатляла своим величием. Туман немного рассеялся, и моему взору открылось фиолетово-синее небо. Черные дыры стали как будто еще шире, в них клубились мириады сверкающих звезд, - они складывались в причудливые созвездия, выстраивались в пирамиды и уходили далеко ввысь, в бесконечное пространство. Планеты мерцали и в дымке, окрашенной их теплым свечением, походили на плоские лица. Я заметил, как сияющий метеор пролетел по небу и скрылся вдали. Если краски прошедшего дня виделись мне тусклыми и безжизненными, то ночью они стали гуще, насыщенней. Легкий ветерок подгонял клубившийся туман, отчего мерещилось, что тени, отбрасываемые монастырем и деревьями, ожили. Блуждая в бархатном мраке, как духи, ждущие покаяния, они сливались друг с другом и вновь расходились в разные стороны. Упадок, на который я обратил внимание при подходе к монастырю, уже не вызывал горечь. Разломанные доски, сваленная калитка, бурьян и даже обшарпанное здание – всё словно бы находилось на своем месте, создавая живописный этюд. Оставалось лишь дождаться художника, который увековечит прекрасную ночь на холсте. Мне почудилось, что этим великолепием природа компенсировала утрату всего, чем дорожили люди.

-Итак, ты здесь, чтобы спасти жалкую сиротку, - проговорило то, что из окна показалось мне человеком. Тон был насмешливым, даже чуть шутливым, будто существу не терпелось посмеяться с кем-нибудь над хорошей шуткой.

Мой собеседник зажег факел, и теплый свет прогнал мглу от его… головы. Мне бы хотелось сказать "лица", но тогда я слукавлю, потому что у него было несколько лиц, и все они беспрестанно сменяли друг друга. Словно какой-то неуверенный ваятель слепил из глины один анфас, а потом, поразмыслив, вылепил другой, но снова передумал, - и так до бесконечности. Ростом он был выше, чем я, телосложением плотнее, и сочетал в себе одновременно признаки мужчины и женщины. Волосы на голове гладко зачесаны назад. Из-под бордового сюртука, застегнутого на все пуговицы, показывалась черная блуза, широкие брюки, подвернутые у ступней, открывали шитые золотом туфли. В паре мы с ним создавали явный контраст, как богач и нищий, случайно столкнувшиеся на улице. Плащ мой давно износился, ботинки стоптались от странствий, лицо обветрилось, раскраснелось, руки в мозолях и ранах, - он определенно выигрывал на фоне меня. Но моя компания его, казалось, ничуть не удручала, держался он невозмутимо.

-Вопрос в том, что здесь делаешь ты, - ответил я, подражая его спокойствию.

-О, у нас с тобой миссия одна и та же, проводник. Я тоже пришел спасти бедняжку. Только по-своему. Отбрось свои скверные мысли и позволь мне довести начатое до конца. Как бы ты не заблуждался, ее место среди нас.

-Где, в огненном чане?

Он рассмеялся звучным голосом, от которого птицы вспорхнули с деревьев.

-Я понятия не имею, откуда взялось убеждение, что ад горит огнем и плещет раскаленной лавой. Но самое интересное, что убеждение это распространилось, и каждый второй теперь передает его другому.

Он снова облокотился о забор, и только сейчас я заметил дыры от выстрелов в его одежде.

-А, не придавай значения, - поймав мой взгляд, сказал демон. – Сумасшедшая приняла меня за чудище лесное и истратила последние патроны.

Его лицо – нет, все лица расплылись в улыбке. Это очаровывало и наводило ужас одинаково.

-Я знаю, о чем ты думаешь, - продолжал демон. – Ты увидел в ней свет и решил, что она чиста подобно подземному не озаренному солнцем роднику. Но так ли не запятнана и кристальна ее совесть?

Я вспомнил ощущение, когда послушница коснулась моей руки, и в меня будто вошло что-то порочное, но не стал делиться этой мыслью с собеседником. Обернувшись, я приметил ее в окне. Женщина наблюдала за нами из монастыря, боясь выйти наружу.

-Ты не спрашивал у своей новой пассии, претендующей на райские чертоги, что сталось со служительницами храма?

-Их забрали волки. Так она сказала.

Демон скривился:

-Все ль вы, агнцы, такие близорукие? Дальше носа своего не видите. Эх, доверчивая твоя натура. Лгунья умудряется изворачиваться даже после смерти! Я расскажу тебе. Трупы монахинь действительно волки утащили в лес. Колесо фортуны им явно благоволило: дикие звери пировали неделю! А до этого дева, за которой Создатель зачем-то послал проводника, расстреляла соратниц из ружья. Георгия, кстати, и пальцем не шевельнула, чтобы остановить ее. Вот-те и святая… ты только посмотри, мой друг, какая красота!

Над нашими головами столкнулись две планеты. Огненный взрыв озарил округу, а небо разрисовали сияющие полосы, которые постепенно угасали, будто вытащенные из костра железные прутья. В этот миг земля задрожала, и где-то за мной раздался протяжный вой. Я оглянулся в поисках волков, но обнаружил, что звук идет из помещения: выла послушница. Совсем как собака, брошенная хозяевами. Демон развел руками, как бы спрашивая: ну, что я тебе говорил?

Когда волнение земли прекратилось, он произнес:

-Тьма в ней зародилась еще в детстве, и вины в этом ничьей нет. Семена тьмы были взращены дурным характером и бунтарской натурой. А потом чернота могучим потоком хлынула на волю. Результат – массовое убийство. Говорю же, нам служить должна ее грешная душа, а не прозябать на ваших небесах.

-Одержимость можно искоренить, ведь так?

- Тут дело в другом. Понимаешь, жизнь смиренной послушницы всегда была ей в тягость. А теперь вообрази себе такую картину: монастырь, затерянный в лесу, отшельническая жизнь в мире, который исчез, жесткая настоятельница и полоумные монахини, уверовавшие в смерть рода людского. Перспектива не очень радужная. И тут в дверях храма появляется незнакомец. Попахивает фарсом, не так ли? Несчастная решила, что боги надули ее с концом света. Вот это и положило начало бунту, вылившемуся в то, что мы сейчас имеем.

-Что же стало с тем незнакомцем?

-Он ушел. Она же хотела пойти с ним, однако, напрасно убив монахинь, которые препятствовали осуществлению ее планов, покинуть стены святилища так и не решилась.

-Где она сейчас?

-Ты правда хочешь на это взглянуть?

Я ответил утвердительно. Демон повел меня вдоль монастыря на задний двор.

-Эх, ты только погляди, какая ночь! – воскликнул он. – Красочная, пьянящая! Об этой ночи смертные будут слагать легенды, ведь она свела в одном месте добро и зло. И главное, где? На горе "Ангела и Беса"! Когда еще мы сможем вот так поговорить по душам? Мы с тобой как Каин и Авель - произошли от одного родителя, но все же противоположны в своих помыслах!

Демон хитро подмигнул и по-дружески хлопнул меня по плечу. Мы подошли к хижине позади монастыря.

-Часовня, - пояснил он. – Тут настоятельница устроила жертвенный алтарь. Но твоя послушница сама принесла себя в жертву своей богине.

Рассмеявшись, он открыл дверь, и в нос мне ударил резкий запах разложения. В центре маленькой комнаты висел труп женщины в монастырской робе. Шея, обвитая веревкой, распухла и почернела, голова неестественно склонилась вбок. Мертвому телу было, насколько я мог судить, три-четыре недели. Кожа на щеках уже истлела и обнажила зубы. На руках, вымазанных сажей, проглядывали белые кости. Но распад, заключивший женщину в свои объятия, не помешал мне узнать в ней ту самую послушницу, что встретила меня с ружьем на пороге церкви.

-Ну как? Впечатляет? – он толкнул тело, и оно зашаталось на веревке туда-сюда.

Я попросил закрыть дверь, так как смотреть на это мне больше не хотелось.

-Все вы такие, посланники света. Вам бы душу подавай, а что происходит с бренной плотью, вас не касается.

Он захлопнул дверь, и мы отошли от часовни.

-Ну, ты все еще хочешь утянуть несчастную на небеса?

Я поразмыслил. Безусловно, руки послушницы окропила чужая кровь. Она отняла у людей жизни, дарованные Богом, а потому путь ее ожидал один – с моим собеседником. Преисподняя должна распахнуть перед ней двери. Однако на ее душе было светлое пятнышко, я сам видел его! Огонек чистоты еще теплился, а значит, она могла принести покаяние и получить прощение, поэтому я не был готов уступить своему врагу.

-Сомнения гложут тебя. Ты так напрягаешь лоб, что, мне кажется, я вижу твои мысли. Хорошо, - демон порылся во внутренних карманах сюртука и извлек наружу колоду карт. – Пентакли, мои любимые! Предлагаю пари, как ты на это смотришь? Раскинем карты. Победитель получает душу, как бы старомодно это ни звучало, а побежденный уходит ни с чем.

Мы сели на край колодца. Демон перемешал колоду.

-Азарт! – вскричал он, и глаза его загорелись. Тысячи, даже миллиарды глаз на бесконечно движущихся лицах.

-Для тебя азарт, для меня – честный поединок.

-Ну, ты и зануда. – Он положил карты на раскрытую ладонь рубашкой вверх. – Сначала снимаю я, так как появился тут гораздо раньше тебя. Согласен?

-Да, и не пытайся меня надуть.

-О, эти карты еще никого не обманули. Сейчас ты все увидишь сам.

Он снял первую карту и, перевернув, положил ее между нами. Она изображала безбрежное поле, усеянное цветами, в голубом безоблачном небе – не имеющем черных дыр – кружили птицы. Казалось бы, безмятежность, запечатленная на рисунке, не должна вызывать беспокойство. Однако что-то во мне противилось изображению, тревожило душу. Присмотревшись получше, я понял, в чем дело. Вдалеке небо было черным. Тьма наступала, пожирая мир – аномальная, сверхъестественная тьма.

-Противостояние, - сказал демон. – Его можно встретить повсюду. Жизнь и смерть, свет и тень, огонь и вода, грешник и праведный – этому нет конца. Все наше существование скроено из противоречий. Даже в человеке одновременно могут уживаться и жестокость, и сострадание. Иногда одерживает верх первое, потом – второе, но ни одно из них не побеждает до конца.

-Ну как же? Свет рассеивает тьму, вода гасит огонь, а сама загореться не может.

-Ты мыслишь слишком узко, проводник. Гляди в самый корень, и тогда, быть может, ты увидишь…

Я склонился над картинкой, разглядывая каждую ее деталь. И пока смотрел, реальность как будто порвалась, и я уже не находился на заднем дворе монастыря, а гулял по полю среди высоких колосьев и ярких цветов. Передо мной, жужжа, пролетела пчела и опустилась на пышный бутон, лепестки которого блестели на солнце от сладостного нектара. Пока я наблюдал за насекомым, пьющим ароматный природный сок, небо потемнело. Птицы в панике взметнулись ввысь, предвидя наступление беды. Они кричали людскими голосами, молили небеса о помощи, но ждать подмоги было неоткуда – тень поглощала мир, как огромная змея, заглатывающая кролика. Титаническая клубящаяся туча заполнила небосвод, по сравнению с ней даже самая черная ночь казалась сияющей вспышкой. В ней было что-то потустороннее. Я различил формы гигантских существ, шествующих по полю. Они не показывались из мглы, ибо сами являлись ею. От шагов исполинов мощные судороги сотрясли землю. Цветы сразу же пожухли и сбросили лепестки, которые в одночасье всосала в себя грузная, многоликая темнота. Вместе с ними туда полетел и я, подхваченный могучим потоком воздуха. Как ни сопротивлялся, я все равно не мог справиться с невидимыми тисками и несся в черное жерло вулкана, идущего по миру. Но у подножия бесформенной горы мне удалось освободить руку из крепких объятий, и тогда я выхватил карту из колоды.

"Сила", - сказал пентакль. О да, она заключалась в моем существе. Меня словно разорвало от этой распирающей мощи, и мириады серебряных вспышек полетели во тьму. Демон завопил – я не знаю, был ли это крик ярости или боли, такой пустяк меня не волновал, потому что я не мог отвести взгляда от превосходного сияния, уничтожающего мрак. Свет, вырвавшийся из моего сознания, постепенно принимал постижимый разуму облик, превращаясь в огромную армию неземных мерцающих созданий. Тьма трепетала и содрогалась, истлевала изнутри, как старая бумага, брошенная в костер. Чудовища, рожденные в сумраке, падали и умирали, поверженные огненными копьями. Однако демону удалось направить ход войны в свое русло. Бросив карту с изображением пожара, съедающего город, он иронично засмеялся. Священный огонь тут же стал нечистым пламенем. Я никогда не видел, чтобы свет горел, но сейчас мне довелось стать свидетелем такого зрелища. Блестящие воины вспыхнули и стали дымом растворяться в воздухе. Нестерпимый жар обжег мою кожу. Казалось, что он пытается проникнуть внутрь меня, достать и испепелить сердце. Пламя искрило и трещало. Все живое: цветы, высокие колосья, птицы, насекомые, - обернулось пеплом и рассеялось по выжженной земле. Теперь передо мною лежала бескрайняя сухая пустыня. Ветер сдувал песок с верхушек барханов, по которым ходили человекоподобные особи с головами ворон. Они каркали и пытались взлететь, чтобы дотянуться до звезд.

Между тем, я не собирался сдаваться просто так, и следующая вытащенная мною карта вернула мне надежду на победу! "Океан", - провозгласил пентакль. Небо загудело и затряслось. Созвездия расступились, освобождая проход живительной влаге, и небеса, гулко ухнув, раскололись надвое. Из проема хлынула вода. Обезвоженная земля, казалось, вздохнула, принялась жадно пить. Вода смыла песок, и я увидел, как из поверхности земли вылезают причудливые растения. За секунду они достигали размеров башен, раскидывали в разные стороны большие листья и продолжали тянуться кверху. Однако враг мой тоже был непоколебим. Новая карта, извлеченная им, доказала это. "Запустение", - печально промолвила она. Как по приказу воды океана стали чернеть, делаясь вязкими и тянучими. Зеленые растения засыхали, тонули в болотной топи. Рыбы выпрыгивали из воды и погибали на воздухе. Я видел, как они бьют хвостами о землю, слышал, с каким жутким звуком открывают рты, но ничто спасти их уже не могло. Творившееся безумие достигло апофеоза, и размягченная от избытка влаги почва провалилась в пустоту, увлекая за собой все, что не успело взрасти, чтобы противостоять враждебной стороне. Из образовавшихся ям полезли на свет Божий лишенные кожи монстры. Лоснящееся мясо блестело на их телах, раззявленные пасти выплевывали языки, похожие на двупалые руки, а те хватали рыб и снова скрывались отверстиях. Мне хотелось кричать от увиденного, но воздуха не хватало, чтобы наполнить легкие. Я будто бы сам стал рыбой, в агонии прыгающей по земле. Над моим ухом демон предложил вытащить последнюю карту. Я протянул руку, нащупал колоду, наблюдая за тем, как чудища стали совокупляться в стоячей воде и тут же производить на свет таких же уродливых тварей, и вытянул роковую карту.

-"Конец", - сказал демон. – Это конец.

Каким-то образом мне удалось оторвать глаза от отвратительного зрелища и посмотреть на изображение карты. Оно запечатлело бездонную пропасть. Конец. Черная, зияющая в земле рана вернула меня в реальность: я так же сидел над колодцем, демон был рядом.

-Мы только что побывали в сознании твоей послушницы, и теперь ты сам узрел, что творится внутри нее, - задумчиво произнес он. – В ней живет и властвует ад, а значит, как я и говорил, место ее среди нас.

Я был ошеломлен и пока не мог прийти в себя. Передо мной еще стояли жуткие воспоминания о существах, сношающихся в болоте. Демон поднял меня на ноги и два раза хорошенько встряхнул. Это помогло избавиться от надоедливых видений.

-Ты должен привести ее ко мне.

-Почему я?

-В монастырь зайти я не могу, а тебе это по силам, - пояснил он и вдруг расхохотался. – Все-таки вы, ангелы, хуже крыс. Протиснетесь в любую лазейку.

Мы вместе дошли до главных дверей.

-Ступай, а то мы что-то засиделись тут, - сказал демон, отходя к забору.

Небо уже подернулось розовой зарей. Туман вновь стал сгущаться, он плыл меж деревьев, как змея, по реке направляющаяся на противоположный берег. Послушницу я нашел у алтаря молящейся каменному изваянию. Услышав шаги, она повернулась ко мне на коленях. Красные воспаленные глаза выражали ужас, губы дрожали – да что там, ее всю била лихорадка.

-Кто же ты? – обратилась она ко мне.

Я промолчал, не зная, как объяснить, что ее ждет путь в преисподнюю, где она больше никогда не увидит света. Путь не со мной.

-Я наблюдала за вами.

-И что же ты увидела?

-Себя. Когда нечто открыло часовню, я увидела… себя! – Горькие стенания наполнили зал.

"Именно так плачут души в чистилище", - пришло мне на ум.

-То, что я сделала – плохо, да? Я имею в виду… - Женщина посмотрела на ружье у своих ног. – О святая Георгия, конечно же, плохо!

Я положил руку ей на лоб и приказал ничего не бояться. Это прикосновение ее успокоило, меня же – вновь поразило, точно молнией. Да, тьма окутала ее сердце, и нет возможности изгнать этого паразита изнутри.

Мы вышли в прекрасное морозное утро. Звезды померкли на небе, и большие дыры снова опустели. Демон расстегнул пуговицы на пиджаке. Я увидел, как вместе с материей разошлась в стороны и его кожа, явив нам бескрайнюю галактику во всем своем первородном виде. Послушница как бы растворилась внутри этой черноты, а потом ее вымазанное сажей лицо мелькнуло среди десятков тысяч других лиц в облике демона. Противник мой больше не сказал мне ни слова, и, развернувшись, отправился в лес, насвистывая какую-то мелодию. Его работа была выполнена.

А моя?

У меня не было нужды задерживаться в монастыре, потому я неторопливо побрел меж деревьев к склону горы. Спускаться было легче, чем подниматься, хотя ветер однажды чуть не свалил меня с ног. У подножия я, как и в первый раз, поглядел на образы ангела и беса. Их величие подавляло, заставляя почувствовать себя маленьким и ничтожным. Да, природа, бесспорно, сильна в искусстве и умеет преподать урок человеку. Спорить с этим не имеет смысла. Я вдохнул побольше воздуха, такого холодного, что у меня даже закружилась голова, и только собрался идти дальше, как услышал зов. Где-то там, за безлюдной пустошью, меня ждала еще одна одинокая душа. Значит, мои дела на земле не завершены. Если я встречу там своего противника – что ж, так тому и быть. Однако в этот раз я не позволю ему одержать победу.