Ловчий

Идея написания этой истории пришла в голову после того, как пришлось ликвидировать всех пернатых друзей на приусадебном курятнике. Вот и подумалось: а вдруг среди кур тоже есть неупокоенные привиденческие элементы, мелькающие в окошке по ночам?

Газеты, фильмы, книги – все это постоянно будоражило его воображение. Особенно если эти носители информации не баловали картинками, изображавшими часть из того, о чем велась речь. Он часто злился на документальные передачи, которые если что и передава-ли, то это явно было постановочным и не носило в себе ничего настоящего. Все это было всего лишь выдумкой людей, которые сами наверняка в своей жизни по-настоящему даже не сталкивались ни с чем потусторонним, и он это прекрасно знал, однако даже та неправ-да, что предоставлялась массовому зрителю, представляла для него интерес.

Его скромная деревенская лачуга полнилась множеством книг, коими были уставлены немногочисленные полки покосившегося шкафа дедушкиных времен. Еще во времена Со-ветского Союза, когда только-только начинался развал великой страны, и все приходило стараниями людей в упадок, ему удалось кое-что спасти из старой библиотеки. Он много ездил по соседним селам, даже в город на попутных наведывался, и каждый раз целью его путешествий были книжные магазины. Конечно, большинство книг с хорошим содержа-нием теперь можно было встретить только на развалах, но и этим Николай Селеверстов не забывал пользоваться по мере возможности. Так что теперь его библиотека полнилась множеством книг такой нелитературной направленности, что всякий священнослужитель, коему взбрело бы в голову посетить его неприметную обитель, однозначно вернулся бы как-нибудь ночью, но только с тем, чтобы предать и хозяина, и его библиотеку всепожи-рающей огненной анафеме.

Однако священники были в его доме столь же частыми гостями, сколь для нас с вами – визит патриарха московского. Собственно, в свои сорок два года Селеверстов жил один-одинешенек и даже не помышлял о том, чтобы озадачить своего покойного деда правну-ками. Ведь все его сознание занимало то, что обычного деревенского парня вряд ли забо-тит, однако во всем остальном он ничем не отличался от вашего соседа по дачному участ-ку: все то же хозяйство, растопка печи в холодные периоды и тому подобное и прочее. Он нигде не работал, да это ему и не надо было, ведь то скромное хозяйство, которое он дер-жал при себе, его и кормило, и поило, и в некоторых местах даже одевало. Так что на жизнь он не жаловался, но имел проблему, которая состояла в другом – в том, что ни один сельский житель иначе как проблемой мозговой и не назовет никогда.

Случалось так, что в посевной сезон Николай подолгу пропадал на картофельном поле, что располагалось за его домушкой. Копал, терзал и переворачивал землю, снова и снова перелопачивая уже пройденные участки и разбивая особенно внушительные комки. Ино-гда за этим занятием его заставал закат, а когда приходил в себя, то обнаруживал, что с утра придется приступать к работе с новыми силами, ибо вскопал он всего ничего.

Так чего же он там искал, спросите вы. А вот то самое, что обычно можно найти на сельской помойке, если хорошо поискать: все то, что некогда хрюкало, блеяло и ко-кокало. У себя на огороде, признаться, он ничего такого уж путного не находил. Ну, разве что, череп полевки, в который набилась земля, и который он чудом не разрушил лопатой. Он принес этот череп в хату, положил его на стол и долго сидел на корточках перед ним, пристально и алчно вглядываясь в вопросительно изогнутые костные дуги вокруг глазниц. Этот же череп стоял у него вот так, на столе, следующую ночь, и Николай не спал, все ко-сился в его сторону взглядом, однако череп грызуна оставался всего лишь черепом грызу-на и ни на какие ночные трюки был не способен. Тогда Селеверстов выходил на огород и прятался возле картофельного поля, наблюдая за хаотично взбороненной лопатой поверх-ностью. Он мог сидеть так до рассвета, но как только первые солнечные лучи сменяли се-ребрянку лунного света, возвращался в дом, клал находку в баночку, шел с ней в сарай и водружал на полку рядом с остальными.

Свою коллекцию он хранил в таком месте, куда даже случайный гость вряд ли кинул бы взгляд. Она располагалось в самом темном углу, где и в особенно солнечную погоду было чуть менее сумрачно, чем ночью. Те банки, что с некоторых пор были досрочно освобож-дены от солений на зиму, теперь имели внутри себя весьма зловещее содержание. Здесь хранилось все то, что в былые времена разочаровало Селеверстова. В плане обнаружения того, что он всегда надеялся найти, эти кусочки чьих-то жизней стали всего лишь не оп-равдавшим себя материалом. Тут были и покрытые перьями скелетированные останки во-роны, что нашел у себя на участке в прошлом году, и раздутая от обилия червяков крыса, которая наелась яда в сарае – в общем, все то, что некогда ползало, чирикало и летало.

Но все это было лишним, неправильным. Он часто приходил посмотреть на свои злове-щие находки в полночный час, полный надежды, что удастся увидеть хотя бы часть из то-го, чего он так стремился увидеть. Однако мертвые останки не спешили выдавать свои тайны жизни после смерти, а ведь это было именно то, чего он так долго ждал, что так на-деялся познать.

Призраки, души тех, кто покинул мир, оставив ему лишь свою стремительными темпами разлагающуюся оболочку. Он искал их, но никак не мог найти. Селеверстов не знал, как они выглядят, что из себя представляют, но он верил в то, что они существуют. Верил хо-тя бы потому, что другие в это верили, иначе не было бы всех этих многочисленных пере-дач о паранормальном, в которых все это всецело освещалось. После множества неудач-ных попыток заглянуть в мир мертвых все можно было бы бросить и оставить, но не был Селеверстов из тех людей, которые привыкли останавливаться на достигнутом.

Однажды, зайдя в курятник и сходу уловив ноздрями ни с чем не спутываемый аромат куриного гуано, Николай в очередной раз едва не споткнулся о ободранную курицу, с ис-теричным клекотом шнырнувшую из-под его кирзового сапога. Остальные куры с подоз-рением смотрели на хозяина так, словно видели его впервые в своей непродолжительной жизни. Нахохлившийся на насесте петух равнодушно взглянул на своего кормильца и вы-дал из-под хвоста осклизлую зеленовато-зеленую каплю.

Николай поморщился и только покачал головой. Ведь солому он этим неблагодарным пернатым менял совсем недавно, теперь же и присматриваться не надо было, чтобы опре-делить, насколько тщетными были его недавние старания. Повсюду валялся разнокали-берный пух, часть из которого медленно плавала в воздухе, еще не успев осесть на рабо-чую куртку вошедшего в курятник человека.

Поставив корзинку проса прямо на пол, Николай отошел в сторонку и присел на заси-женный курами чурбачок, сложил пальцы в замочек под щетиной подбородка и стал смотреть, как эти ленивые создания не торопятся начать трапезу. Он готов был подско-чить и свернуть шею каждой неблагодарной курице, решившей залезть в корзинку с нога-ми и начать разбрасывать пшено по периметру, однако вставать было лень, да и возиться с тушкой потом не было совершенно никакого желания.

Внезапно ему пришла в голову оригинальная идея, лелея которую, он неторопливо под-нялся и отправился в сарай. К счастью, в нем оказалось все, что требовалось, и в курятник он вернулся не с пустыми руками. Внимательно оглядев балки на потолке, он счел их при-годными для того, чтобы повбивать в них несколько гвоздей, а затем, отпинывая все вре-мя норовящих броситься под ноги куриц, при помощи плоскогубцев загнуть каждый из них так, чтобы получилось некое подобие крючков. К ним он аккуратно, виток к витку, примотал кусочки лески, концы которых оставил висеть свободными на некотором рас-стоянии от пола. На каждый конец он очень скрупулезно навесил по рыболовному крючку из тех, что были самых крупных размеров. Отступил на шаг, оценивая то, что у него полу-чилось в результате. В конце концов результат его удовлетворил, и можно было присту-пать к следующему действу.

Куры в отчаянии заметались по курятнику, видимо, своим маленьким пернатым мозгом осознав, что грозящая им опасность из разряда тех опасностей, которые лучше бы и не случались. Николаю же пришлось, пригнувшись, внимательно лавировать под подвешен-ными к потолку крючками с леской, при этом стараясь самому на них не попасться. Тем не менее вот она, первая курица – загнана в угол и с успехом пойманная. Остальные про-сто жались по углам, ничего не понимающими глазами наблюдая за судьбой своей подру-ги по корыту.

Николаю пришлось потрудиться, прежде чем курица, расправив грязно-белые крылья, повисла на одном из крючков. Кажется, она даже ничего не поняла из того, что с ней слу-чилось. Клюв ее был широко раскрыт, и из него торчал, словно металлический эквивалент языка, рыболовный крючок. Прежде чем наценить на крючок, предварительно поймав и вырвав при этом добрую половину пегого хвоста, следующую курицу, Николай придир-чиво осмотрел ту, что оказалась подвешенной на леске ранее. Вроде бы вес курицы не был таким уж большим для того, чтобы даже при лишнем ее движении эта леска оборвалась, и эксперимент не прервался на стадии самого своего начала. Когда же рыболовный крючок пронзил насквозь подбородочную область следующей курицы, у Николая промелькнуло в голове, что, может быть, от несколько палку-то перегнул, навесив столько мест для кур, и вполне было бы достаточно этих двух. Но останавливаться было уже поздно, и Селевер-стов возобновил свою погоню за курами, почему-то будучи стопроцентно уверенным, что по окончании этого действа он добьется того результата, который и надеялся получить.

Совсем уже скоро кур в курятнике почти что не осталось, те же, которым не хватило места на рыболовных крючках, испуганно жались по углам. То, что находилось в центре помещения, представляло собой весьма жутковатое зрелище даже для них. Николай же с удовлетворением изучал кур, некоторые из которых просто висели на своих местах, дру-гие же медленно поворачивались на лесках вокруг своей оси. У тех кур, чье оперение по природе своей было белым, на оперении наблюдались размытые пятна крови, струящейся и капающей у них с подбородков. По неподвижным глазам нельзя было понять, живы не-которые из них или уже нет, однако вот висит курица, у которой глаза затянуло сероватой пленкой, а вся белая грудка розовая от впитавшейся в оперение крови. Мертва, понятно, что ж, похоже, это была первая курица, за которой следовало бы наблюдать слегка более внимательно.

Николай постоял еще, полюбовался местом страшной куриной казни, затем покинул курятник и направился в дом. Там он включил телевизор, налил себе в стакан водки из хо-лодильника, положил перед собой на тарелку обветренный хвост селедки и уселся в ста-рое кресло. Близился вечер, и сладкое ожидание наступление сумерек негой прокатыва-лось по всему телу, заставляя расслабиться и пока что просто смотреть первый попавший-ся канал.

Передавали, как и обычно, очередную передачу без перевода на русский язык. А чего же еще можно было ожидать от "Аджарии" - одного из тех немногочисленных каналов, которыми местное население в лице коренных жителей могло бы вполне гордиться. Языка он не знал, а потому просто смотрел, прикрыв немного глаза и откинувшись на драную временем спинку кресла. Маленький глоток водки из стакана позволил приятному жару просочиться не только в район живота, но и в душу.

Кажется, он задремал. Во всяком случае, когда открыл глаза пошире, то понял, что поздно уже настолько, что даже казахский канал прекратил свое вещание. За окном тоже было темно, и он, поднявшись из кресла, направился на улицу. На ходу вынув из смятой пачки "Медеу" сигарету, он закурил и остановился напротив курятника, глядя на тем-неющее окошко с той его стороны, которое выходило во двор. Снаружи было тихо, и только где-то вдалеке, как и обычно, перелаивались собаки.

И вдруг что-то, как ему почудилось, мелькнуло на фоне темноты, вползшей вместе с ночью в курятник. Это было что-то похожее на серебристый силуэт; вначале Николай по-думал даже, что это всего лишь какая-то курица, решившая взлететь на маленький подо-конничек внутри помещения. Однако то, что уловило его зрение, было похоже на курицу только лишь образно; Николай знал, что не держал курицу серебристой окраски, оперение которое сияло бы в темноте холодным светом так, будто птица искупалась в фосфоре.

Мучимый приятными догадками, Николай направился к курятнику и, входя внутрь, по-чувствовал странный запах, которого раньше как будто бы даже и не замечал. То было что-то среднее между свежим дыханием распахнутого холодильника и ароматом слегка расставшегося со своей свежестью мяса. Это переплетение запахов натолкнуло только на следующую мысль: все действительно могло получиться.

В курятнике было темно, и только тушки белели в полумраке, разбавляемом естествен-ным освещением со стороны двора. Николаю не надо было прислушиваться, чтобы услы-шать ту абсолютную тишину, что царила в курином царстве. Он осторожно продвинулся внутрь, стараясь не задевать болтающихся под потолком кур, большинство из которых наверняка уже были мертвы, и стал очень внимательно присматриваться к тому, что могло прятаться в темноте. Вот то самое окошко, созданное специально для проникновения све-та в курятник, но ни на нем, ни рядом с ним ничего не наблюдалось, совершенно никакого шевеления или намека на присутствие чего-то потустороннего. Даже куры все притихли и забились по углам, а может, уже тоже живыми по каким-то причинам не были. Как бы там ни было, а Селеверстов решил утра не дожидаться и проверить все хорошенько самому, причем здесь и сейчас.

Внезапно страшный куриный гвалт потряс все помещение. Создавалось впечатление, будто куры специально затаились перед тем, как атаковать его всем хором, дождавшись, пока их мучитель отойдет подальше от двери. От испуга, порожденного все больше не-ожиданностью, Николай распластался по ближайшей стене, боясь сдвинуться с места, и только наблюдал, как холодным светом освещенные фигуры и тени шныряют по темноте курятника. Затем почувствовал, как клювы – множество клювов – дербанят его за штаны, а осмелившись глянуть вниз, увидел призрачные силуэты, лишь отдаленно напоминаю-щие куриц.

Закричав и пнув не глядя, но все же ощутив, как ботинок проходит сквозь несущест-вующую материю, Николай наугад бросился в сторону выхода из курятника. Ухо тотчас же обожгло, и он понял, что это такое, когда осознал всю невозможность больше сдви-нуться не на шаг – один из крючков. То ли это был тот, на который он забыл повесить ку-рицу, то ли одна из птиц как-то умудрилась освободиться – на размышления по этому во-просу не оставалось времени, и Селеверстов, чувствуя, как добрая половина уха отделяет-ся от тела вместе с крючком, опрометью бросился в сторону спасительного выхода. Спо-ткнулся о что-то мягкое, упал, ощутив ударивший по ноздрям запах куриного гуано и че-го-то еще, более зловещего и отвратительного. Однако самым страшным в этом неловком движении, повлекшим за собою падение, было не это: самым ужасным здесь был клюв, как будто посаженный между парой круглых как два пузыря иссиня-серых глаз, который недвусмысленно нацелился прямо ему в лицо. Николай интуитивно зажмурил глаза, и как только клюв зловещего призрака утонул в его сомкнутом веке, безжалостно сминая глаз-ное яблоко, вздрогнул и открыл глаза.

Он по-прежнему сидел в курятнике, а куры как ни в чем не бывало ходили возле его ног и недовольно покудахтывали. Видимо, внезапное и столь резкое пробуждение человека слегка их поднапугало. Все еще стараясь понять, что же, все таки, такое произошло, Ни-колай осмотрел курятник и вдруг обнаружил полное отсутствие в ней и тушек дохлых кур, и лески, свисающей с потолка. Емкость с зерном, однако, была уже наполовину опус-тошена, и добрая доля пшена оказалась разбросанной едва ли не по всему периметру по-мещения. Петух, все так же сидевший на своем насесте, посмотрел на него как на идиота и ничего не сказал.

Поднявшись, Селеверстов вышел из курятника и уверенным шагом направился в дом. Зашел в сарай, взял мешок и лопату, в уме приметив место, где придаст земле всю свою зловещую коллекцию. Для всей этой макулатуры теперь тоже найдется свое место, ведь когда наступит зима, можно будет смело сэкономить на дровах. Во всяком случае, теперь он точно знал, что заживет по-новому. А телевизор можно будет и соседу-алкашу отдать – все равно там ничего путного никогда и не транслировали.