#МесяцКошмаров - День Шестнадцатый - СКАЗКА НА НОЧЬ

Максим Кабир 1 сентября 2018 г.

Месяц Кошмаров в Зоне Ужасов продолжается! В течение 30 дней (и ночей!) мы раз в сутки публикуем по одному короткому рассказу ужасов. Читайте маленькие страшные истории Максима Кабира - и обязательно прочитайте его большой роман "Скелеты", который называют одной из лучших хоррор-книг за последние годы!

Максим Кабир. Сказка на ночь

Лампа в виде шлема штурмовика из "Звёздных войн" озаряет детскую жёлтым светом. Я лежу на полу, и от дома, от колыбели сына, от ласковых рук жены, меня отделяет две тысячи километров. За стеной стихли голоса хозяев. Я сцепил пальцы и таращусь в потолок. Иногда мне кажется, что комната обрастает тенями деревьев, кривых и угрюмых, хотя мы в центре Тюмени, на девятом этаже, и никаких деревьев снаружи нет.

Я думаю о вещах, которые не должны волновать тридцатилетнего мужчину. Я думаю о белых глазах и узких рыбьих зубах за чёрными губами.

Тихо скрипит слева, и я сжимаюсь на матраце. Подмывает натянуть одеяло на лицо, спрятаться. Я смещаю взгляд и вижу кровать над собой, и кто-то ползёт по ней от стены к краю, сейчас свесится. Я жду, когда скрюченные пальцы, похожие на ветви взращённых болотами деревьев, схватятся за простыню, и тёмная морда всплывёт надо мной.

– Вы спите? – вместо страшного лика – мордашка восьмилетнего Лёши. Это в его комнату меня квартировали.

– Не сплю, дружок.

– А расскажите мне сказку, – просит мальчик, подпирая щёки кулачками. Скоро мой сын будет таким же. Взрослым, любознательным, бойким. Если… нет! Без всяких если!

– Только страшную, – уточняет Лёша.

Он – сын моего университетского товарища. С Димкой мы не виделись два года. После ВУЗа компания рассеялась по необъятной Родине, Димон вернулся в Тюмень, я остался в Москве. Переписываемся, созваниваемся изредка. У каждого своя семья, дети. У Димы второй на подходе. Мне было неловко беспокоить его, но друг настаивал: ты всё равно проезжать будешь, заскочи. И я заскочил на обратном пути. Пропахший осенним лесом и чем-то ещё, чего не может существовать. Дима встретил, накормил, напоил. Жена его, милая, робкая, постелила в детской. Важный гость, мать его. Путешественник, писатель. Лёша пришёл в восторг, узнав, что я книги пишу. Да не какие-то там скучные и взрослые, а про леших, про болотных чертей и ведьм. Димка всё распытывал: и как тебе не жутко по тундре самому шататься, выискивать нечисть. Я пояснял, что нет никакой нечисти, есть миф, и его нужно препарировать, найти корни, подтекст, проследить за трансформацией. Возьмите избушку на курьих ножках. Ножки эти – столбы, что поддерживают надмогильные сооружения наших предков, погребальные домики язычников для хранения праха. Куриные – то есть окуренные, закопчённые. Помните, как Баба-Яга Ивана зажарить хотела? Да, да, кремация, она самая.

Я показал заинтересованным хозяевам свою главную находку, результат пятидневного блуждания по тундре. На фотографиях глухой сруб, замаскированный мхом, двускатная крыша, коньки, резные брёвна. Нет, не было ничего внутри, – говорю, и волосы шевелятся на затылке.

Длинные тени сосен устремляются ко мне по болотистой почве, шуршит одеяло прелой листвы, я ворочаюсь в спальнике посреди избушки и слышу шлёпанье, словно молоточками бьют по куску сырого мяса. В дверной проём светит луна, я кляну себя за то, что влез в дом-могилу, воображаю, как сваи, поднимающие постройку над землёй, превращаются в куриные лапы. Плюсна, торчащая шпора, которая легко распотрошит незваного гостя, растопыренные пальцы, впившиеся когтями в лишайник…

Я шарю по спальнику, ищу фонарь, а из непроглядного мрака шлёпает и чавкает…

– Сказку? – повторяю я.

В полутьме мерцают глазища Лёши. Я для него – знаменитость. И для Димки. Димка, кажется, завидует мне немного. Столичный прозаик, книги публикую, и жена не запрещает ездить по стране…

Я хотел рассказать жене. Но как? Как сформулировать это?

"Там, в мансийском ритуальном амбаре я видел что-то ужасное".

Сон! Мираж! Устал, слоняясь по лесу, вот и пригрезилось…

– Один путешественник, – говорю я медленно, – обнаружил в тундре избушку Бабы Яги.

– На курьих ножках? – спрашивает Лёша.

– Да, на курьих. Без окон, но с дверьми. Пустую. Близились сумерки, и в чащобе рыскало зверьё. Путешественник, отгоняя медведей, истратил все ракеты сигнального пистолета, он мог рассчитывать лишь на свисток. Тогда он решил заночевать в избушке.

Над головой потолок, очертание люстры. Обыкновенная многоэтажка. Скоро я обниму жену, подхвачу на руки сыночка. А сказки останутся здесь, на окраине цивилизации.

– Он проснулся от странного звука, – говорю я, а во рту становится сухо, как в пустыне. – Из угла раздавались шорохи и мокрые хлопки. Путешественник посветил фонариком и…

– Увидел Бабу Ягу!

– Тсс, – понижаю я голос, как бы мы не разбудили Димку и его беременную супругу. – Да. Конечно, она была там.

– И как она выглядела?

Мне не хочется вдаваться в подробности. Рассказывать о слюне, что вязко текла по подбородку. О лице, напоминающем шляпку сушеного гриба. О безумных круглых глазах, буравящих путника. Лучше схлестнуться с разъярённым медведем, чем с вот этим!

Она выглядела плохо, как выглядят мёртвые старухи, что в полночь бродят под неистовой луной арктической тундры.

– Просто старая женщина, – шепчу. – Только вместо ног у неё были железные песты. Это такие инструменты для толчения зерна. И она топталась в деревянной ступе…

Перед моим взором – протезы, стальные копыта, которые исчезают в кадке и поднимаются, испачканные красным. Она топчет не просо: мясо, мясной комок на дне ступы, и чавкает при этом, а белые глаза копаются в моей голове, и я кричу, выскребаясь из спальника.

– Она нагнала путника в дверях. Свалила на пол. Её ноги-песты громыхали, она воняла сырой могилой…

Я осекаюсь, понимая, что говорю с ребёнком. Тошнотворный привкус появляется на языке. Слюна старухи капала в рот, когда та наклонялась близко, и опрокинутая ступа катилась по занозистым брёвнам, и из неё лилась багровая юшка…

Тонкие щучьи зубы клацали у горла.

– Баба Яга съела путешественника? – тихо охает Лёша.

– Нет. Она была старой. Древней. Мясо взрослого человека не подходило ей. Слишком жёсткое и грубое. Но она кое-что сказала…

– Что же? – почти съезжая ко мне на матрас, спрашивает мальчик.

– Она сказала, что заберёт у путешественника трёхлетнего сына. В первую же ночь, после возращения в большой город, прилетит на кровавой ступе и похитит его.

Путешественник поверил ей. Нельзя было не поверить, глядя в её слепые, но всё видящие глаза, чувствуя, как её седые волосы паутиной клеятся к коже. Старуха забыла о рыдающем от страха человеке, она уже цокала своими копытами обратно к кадке и облизывалась.

– Путешественник взмолился, – продолжаю я, – пощади, не тронь его!

– А она?

А она застыла на железных лапах, и лунный свет прорисовал во мраке источенный гниением профиль, тёмную морду с белым сияющим глазом, и бороду из слюны.

– Путешественник пополз к ней и вцепился в её копыта. Она смилостивилась. Она сказала, что путешественник может отдать ей другого ребёнка. Того, с которым заночует под одной крышей в течение трёх дней.

– И он послушался?

Я не слышу вопрос. Я шепчу, словно в бреду:

– Он пришёл к своему давнему другу, и друг постелил в детской, возле своего сына. Путешественник обрадовался, увидев, что жена друга ждёт второго ребёнка – так будет легче. Тем более он вовсе не любил друга, на самом деле он никого не любил, кроме собственного мальчика. И он выполнил, что велела Баба Яга.

Я протягиваю к Лёше руку, а он зачарованно смотрит на мой палец. Палец прижимается к тёплому лбу.

– Он твой, – сказал путешественник.

Рука безвольно падает на матрас.

– И Баба Яга забрала того другого ребёнка?

– Нет, – улыбаюсь я устало. Во мне пустота, как в чёрной погребальной избе. – Баба Яга была просто сном путешественника. Он вернулся домой, и все жили счастливо, и путешественник, и его друг.

– Я думал, в конце всех съедят, – с явным облегчением говорит Лёша.

Я желаю ему спокойной ночи, и он перекатывается к стене, исчезает из поля зрения. Я лежу, зажмурившись, вслушиваясь в бульканье труб, писк комара, в капающий на кухне кран. Лежу и жду, не раздастся ли поступь железных ног, не явится ли в этот счастливый дом беда.

Лежу и жду.

Уже в продаже - СКЕЛЕТЫ Максима Кабира!

О книге:

Максим Кабир - писатель, поэт, анархист. Беззаветный фанат жанра ужасов и мистики. Человек, с рассказами которого знакомы ВСЕ поклонники хоррора. И роман, который сравнивают с творчеством Кинга, Литтла, Лаймона - причем зачастую не в пользу зарубежных мэтров.
Тихий шахтёрский городок где-то в российской глубинке. Канун Нового года. Размеренная жизнь захолустья, где все идет своим чередом по заведенному порядку. Периодически здесь пропадают люди, а из дверного глазка пустой квартиры на вас смотрит то, что не должно существовать. Со зловещим скрипом открываются двери здешних шкафов, выпуская на свободу орды припрятанных там скелетов. И вместе с памятью о неимоверной боли - в мир приходит невыразимое Зло.